Руский исихазм. Духовность Нила Сорского (фрагменты) - Джордж Мэлони

Эта предельная зависимость от помощи Божией в том, чтобы при нашем собственном содействии достичь состояния безмятежного покоя, в сознании Нила всегда на первом плане. Когда монах достигает этого состояния, «когда ум стоит в сердце и совершает молитву»,[36] даже тогда возникает «парение мыслей», «ибо оно никому не подвластно, разве только совершенным в Духе Святом, достигшим непарительности о Христе Иисусе».[37]

Нил описывает некоторые божественные свойства дара исихии с тою же силой чувства и конкретностью деталей, какие свойственны Исааку, чьи слова здесь цитируются.

Молитвою же называют [это] отцы, поскольку от молитвы происходит и во время молитвы дается святым это неизреченное дарование, и как хотят, так и нарицают явление то, чтобы утвердить душевные помышления; имен же его точно никто не знает. Ведь когда душа подвигнется духовным действием к тому Божественному, через непостижимое соединение соделается подобной Божеству и просветится лучом высокого света в своих движениях и когда ум сподобится почувствовать будущее блаженство, то забывает он и себя, и все здешнее, и более не имеет движения ни к чему … Кипит же и из сердца непрестанно сладость некая и влечет неощутимо все существо человека от всего на время и время; и нападают на все тело услаждение некое и радость, каких язык плотский не может [и] выразить, пока все земное не вменит [человек] в пепел и сор в памятовании том. И когда, сказал он, найдет на человека та сладость, кипящая во всем теле его, то кажется в тот час ему, будто не иное что Небесное Царствие, как только это… Обретший радость о Боге не только на страдания внимания не обратит, но и на свою жизнь не оглянется. Ибо любовь Божия сладостнее жизни и познание Бога, от которого рождается любовь, сладостнее меда и сота.[38]

4. Бдительность и трезвение (непсис), и соблюдение заповедей

Описав это состояние безмятежного покоя как необходимое условие устойчивости молитвы, которое в молитве рождается и поддерживается через непрерывную молитву, Нил далее следует за патристической традицией его любимых Отцов, развивая свое учение о бдительности. Посредством бдительности разум поддерживает готовность в любой момент отразить любую угрозу внутреннему единению, достигнутому в душе через постоянную молитву, и всецело, немедленно соработничать с малейшим наитием Святого Духа в возведении души к вящему совершенству.

У ранних Отцов, которые писали об этом типе аскезы, мы находим скорее описания, нежели определения непсиса.[39] Тем автором, который писал о непсисе наиболее подробно и оказал в этой теме наибольшее влияние на Нила, является Исихий Синайский. При этом сам Нил ошибочно называет его Исихием Иерусалимским[40]. Определение, данное Исихием, является классическим:

Трезвение есть духовное художество, которое, если долго и с постоянным усердием проходить его, с Божиею помощию совершенно избавляет человека от страстных помыслов, и слов, и худых дел; дарует тому, кто его так проходит, верное познание Бога Непостижимого, сколько сие возможно для нас, и сокровенное разрешение сокровенных Божественных Таин; и есть творительница всякой заповеди Ветхого и Нового Завета и всякого блага будущего века подательница. — Само же оно есть собственно чистота сердца;… Христос ублажает ее, говоря: блаженни чисти сердцем: яко тии Бога узрят (Мф 5,8). … Трезвение, если оно постоянно пребывает в человеке, делается для него путеводительницею к правой и богоугодной жизни. Оно есть и лествица к созерцанию; оно же научает нс право править движениями троечастности души … и твердо хранить чувства, — и в причастнике своем каждодневно возращает четыре главные добродетели (т. е. мудрость, мужество, воздержание и справедливость).[41]

Цитирует Нил Исихия и далее, когда говорит о необходимости добродетели трезвения:

Блаженный Исихий Иерусалимский также говорит: «Как невозможно жить в этой жизни без еды и питья, так невозможно душе чего-либо духовного достигнуть без хранения ума, каковое называется трезвением, если кто и понуждает себя из страха мук, дабы не согрешать».[42]

На самой первой странице Устава Нил говорит об этом «трезвении», используя различные общие термины, находимые у Отцов. «Монашеский устав: из писаний Святых Отцов о „мысленном делании“: ради чего это нужно и как подобает стараться о том».[43]

Так звучит заглавие Устава, и мы можем судить по нему о той важности, какую Нил намеревается придать этой добродетели, столь основоположной для восточной духовности. После этого заглавия он пишет:

Многие из святых отцов о сердечном делании, блюдении помыслов и хранении ума сказали различными словами, как каждый из них научен был Божией благодатью, но одинаково по смыслу, восприняв прежде слово Самого Господа, сказавшего: От сердца исходят помышления злые и оскверняют человека (см. Мф. 15, 19–20), и научившего внутренность сосуда очищать (см. Мф. 23, 26), и произнесшего, что в духе и истине подобает поклоняться Отцу (см. Ин. 4, 24).[44]

На всем протяжении Устава и других трудов Нила мы постоянно встречаем два выражения: «мысленное делание» (или аналогичные выражения), а также «хранение заповедей Божиих» или «жизнь по заповедям Божиим». Рассуждая об этом «мысленном делании», он снова цитирует Исихия, и мы видим, что непсис Нила следует понимать в более широком значении из тех, в каких он употребляется у Исихия. В этом значении непсис синонимичен праксису Евагрия, ср.: «Делание есть духовный метод, очищающий страстную часть души».[45]

Блаженный Исихий Иерусалимский различает четыре способа в этом мысленном делании: или за прилогами наблюдать, или сердце иметь глубоко молчащим от всякого помысла и молиться, или Господа Иисуса Христа на помощь призывать, или память смертную иметь. «Все они, — сказал он, — лукавым помышлениям противодействуют», и к какому бы из них кто не обратился — все это трезвением, то есть мысленным деланием, называется. Рассмотрев же их все, каждый из нас подобающим ему образом да подвизается.[46]

Нередко Нил говорит об этом «мысленном делании» как о «духовном упражнении», «духовном действии», «молитве сердца или разума», «сдерживании разума внутри сердца, свободным от всякого воображения», «содержании разума в безмолвии». Но при этом он всегда имеет в виду одно и то же: «это жизнедающее упражнение» хранения разума в сердце, так чтобы ни единая мысль не могла бы захватить сердце незащищенным и, проникнув в него, умножать помыслы и отрывать душу от соединения с Богом. Это «наука наук и искусство искусств»,[47] которая подобно привратнику проверяет все мысли и пропускает только «друзей», задерживая всех прочих как «врагов».[48]

Если добродетель непсиса есть привратник, то осмотрительность и умеренность суть врата, в которые вход открыт лишь для богоугодных мыслей. Но какова же та норма, на основе которой нужно с умеренностью и осмотрительностью судить мысли, слова, деяния? Снова и снова Нил настаивает на соединении нашей воли с волей Бога, на стремлении делать одно только угодное Богу.

Поддерживать в жизни нашей должны мы то, чтобы всегда и во всем, во всяком начинании, душою и телом, словом, делом и помышлением пребывать в деле Божием, сколько по силе. «Ибо, как прежде, живя в миру, в суете его, всем умом и чувствами порабощены мы были греховному обольщению, — говорит блаженный Филофей, — так, опять же, подобает нам, к житию по Боге приступившим, всем умом и чувствами работать Богу Живому и Истинному, и Божией правде, и воле, и творить Его святые заповеди, и от всего неугодного Богу всячески удаляться, по Писанию, говорящему: Ко всем заповедям Твоим направлялся я и всякий путь неправды возненавидел.[49]

Дух трезвения и бдительности поддерживается жизнью в присутствии Бога и деланием всего возможного для славы Его.

Всегда же должно иметь ум во многом благоговении и утвержденным в надежде на Бога и все творить ко благоугождению Его, а не по тщеславию, не по человекоугодию, зная твердо, что Он всегда с нами, везде сущий и все исполняющий; поскольку насадивший ухо слышит все и создавший око (см. Пс. 93, 9) смотрит везде. И если случится беседа, — и ее [веди] по Боге … И при всем этом всегда пред очами иметь Бога, по сказанному Давидом: Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня есть; да не поколеблюсь.[50]