Женщна в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До прихода поезда осталось всего пять минут. Сунув мобильный в сумочку, я вышла из машины. Встав на перроне, я стала прислушиваться к отчетливым ударам своего сердца и ждать того момента, когда я смогу попасть в жаркие объятия своего любимого. Поезд прибыл строго по расписанию. В сотый раз поправив свою прическу и увидев выходящего из вагона Жана с причудливым букетом цветов, я чуть было не потеряла сознание.
— Господи, Жан…
— Тома! Тома! Моя Тома!
Его губы коснулись моих, перед глазами все поплыло…
— Жан, как ты доехал?
Очень хорошо! У меня было отличное купе с собственным туалетом, душем, свежей постелью, плазменным телевизором и целой кучей видеокассет.
— Ты всю ночь смотрел телевизор?
— Всю ночь. Я не спал.
— Почему?
— Волновался и ждал нашей встречи. Как я мог уснуть, зная, что скоро тебя увижу?!
— Ты представляешь, я тоже не сомкнула глаз. Не получилось. Видишь, даже черные круги под глазами. Мы выспимся вместе. Я люблю тебя. Если бы ты только знал, как сильно я тебя люблю!
Жан тяжело задышал и вновь притянул меня к себе:
— Моя Тома, ты послана мне самой судьбой. Еще там, в Тунисе, я понял, что не могу сопротивляться року. Ты несешь в себе какую-то тайну. Ты поразила меня своим колдовским взглядом.
— Жан… — только и смогла сказать я и уткнулась в лацканы его пиджака.
Глава 2
Сев в машину, я посмотрела на пристегивающегося ремнем безопасности Жана и улыбнулась:
— Жан, ты знаешь, а у нас уже давно никто не пристегивается.
— Почему? — искренне удивился Жан.
— Не принято как-то. Гаишникам это по барабану. Я очень аккуратно вожу машину. Не бойся, не разобьемся.
— Тома, может быть, ты и хорошо водишь машину, но ты же не можешь отвечать за других водителей. Не обижайся, но я поеду пристегнутым.
— Конечно, — улыбнулась я своему французу милой улыбкой и, наклонившись, одарила его страстным поцелуем. — Как я могу на тебя обижаться. Знаешь, будь я француженкой, приехав в Россию, тоже не смогла бы сесть в машину не пристегнутой. Увы, но действительность такова, что российские дороги оставляют желать лучшего, а наши горе-водители побили все рекорды по количеству аварий на дорогах.
— Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь, — Жан взял меня за руку и, поднеся ее к своим губам, нежно поцеловал. — У тебя хорошие духи.
— Конечно, хорошие, потому что они французские, — я улыбнулась и завела мотор.
Я старалась не показывать внутреннюю дрожь и с каждой минутой все больше и больше ощущала, как сильно колотило меня изнутри. Подсознательно я чувствовала, что визит Жана должен что-то поменять в наших отношениях, только я не могла понять, что именно. Мне казалось, что с его приездом должно произойти что-то важное, знаменательное и незабываемое. Хотя каждый приезд Жана и так был незабываем. Я могла рассказать о наших встречах с подробностью до минуты, смакуя все яркие события и факты и возвращаясь к своим воспоминаниям снова и снова.
Как только мы отъехали от вокзала, Жан стал смотреть в окно и озвучивать свои мысли:
— Тысяча лет. Целая тысяча лет… Это же такое событие. Даже не верится. Не двести, не триста, а именно тысяча лет. Это же так много.
— Вот если бы ты приехал на тысячелетие города, то наверняка запомнил бы это знаменательное событие на всю жизнь. Конечно, Казань — это не Париж, но у нас тоже есть много чего посмотреть, — с патриотизмом произнесла я.
— Я смотрю, — насмешливо согласился со мной Жан и просто прилип к окну. — Тома, а почему ты не сказала мне о том, что у вас была бомбежка? — В голосе моего возлюбленного послышались испуганные и даже истеричные нотки. — Почему ты не предупредила меня о военных действиях?
— Ты о чем?
— О том, что я не знал, что в твоем городе полнейшая разруха. Тома, как ты здесь живешь?! Тома, как ты могла молчать?! — На лице Жана появился ужас.
Я посмотрела в окно и рассмеялась до слез.
— Не вижу ничего смешного, — еще больше занервничал мой француз и посмотрел в окно глазами, полными страха.
— Жан, сейчас мы проезжаем по улице Чернышевского, — давилась от смеха я. — Это далеко не единственная улица, которая так сильно тебя напугает. Это не бомбежка. Это просто тысячелетие Казани.
— Не понимаю никакой связи.
Ну как бы тебе объяснить. Ты просто приехал не вовремя. Сейчас все это безобразие снесут, и ты увидишь, красивые, сверкающие чистотой улицы, а может быть, даже и новые здания.
— Ты хочешь сказать, что никаких военных действий тут нет и что у вас сносят не просто дома, а целые улицы?
— Что-то типа того. Уверяю тебя, у нас очень спокойно. И дай бог, чтобы все жили в мире и согласии, так, как живут люди нашего города. Просто на тысячелетие приедет слишком много гостей, и они не должны видеть ни дома под снос, ни грязь, ни ветхие здания. Поэтому заранее хочу предупредить тебя об этом. И не пугайся больше. Тут кругом разруха и раскопки, но все это только для пользы дела. К празднику город будет лучше, чем на картинке.
— А почему все это нельзя было сделать раньше? Почему что-то начинают делать только к тысячелетию?
— Потому что ты приехал в самую удивительную страну мира, в которой свои порядки и законы. У нас к праздникам знаешь, как города преображаются!
— В Париже такого нет.
— Ты не в Париже, а в России. И чтобы чувствовать себя здесь комфортно, учись, пожалуйста, ничему не удивляться. У нас сносят не только отдельные дома, но и целые кварталы. Наша страна полна сюрпризов.
Это я понял, — кивнул Жан и после того, как мы проехали злосчастную улицу с несколькими домами под снос, немного расслабился.
Я вновь вспомнила то время, которое провела вместе с Жаном в Париже. Он снял восхитительный, с настоящим камином, номер в отеле. Вечерами мы, как завороженные, смотрели на пламя и наслаждались уютом и теплом, исходящим от огня. Это были самые романтические вечера в моей жизни, с ароматным лесным запахом потрескивающих в камине дров.
Остановившись у гостиницы «Мираж», я одарила Жана широкой улыбкой и немного смущенно пожала плечами:
— Тут, конечно, камина в номере нет, но все довольно прилично. Надеюсь, тебе все понравится.
— Мне все понравится, если ты будешь рядом, — Жан взял мою руку и трогательно заглянул в глаза.
— Ты это серьезно?
— Серьезнее не бывает.
— Тогда почему тебе не понравилась наша улица Чернышевского? — Я задала вопрос и, не ожидая сама от себя, принялась давиться от смеха. — Я же была рядом, когда мы ее проезжали.
— Я обожаю твою улицу Чернышевского. Она потрясла меня своей красотой, размахом и оригинальностью зданий, — Жан не мог скрыть своей улыбки. — Это самая красивая улица, которую я когда-либо видел. Поверь, в Париже нет улиц, которые бы смогли сравниться с улицей Чернышевского в Казани.
— Издеваешься, да?! Ну, издевайся. — Мы вышли из машины и направились в гостиницу.
— Вот приедешь в Казань еще раз, и издеваться тебе уже будет не над чем.
Жан покатил свой чемодан на колесах и обнял меня свободной рукой.
— Тома, ты на меня обиделась?
— Я на французов не обижаюсь, — совершенно спокойно заявила я и зашла внутрь отеля.
Поселив Жана в один из самых приличных номеров, мы спустились позавтракать в ресторан. Сидя рядом и попивая ароматный кофе и поедая яичницу с грибами, не могли оторвать друг от друга томных взглядов. Жан улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно:
— Красиво. На вашу мечеть можно смотреть часами.
— Это мечеть Кул-Шариф. Отсюда открывается действительно потрясающий вид.
— Я надеюсь сегодня там погулять. Хочется хоть немного прикоснуться к истории твоего родного города и посмотреть на кремль.
— Там сейчас все перекопано, но если тебе так сильно хочется, то, может, у нас, что-нибудь и выйдет. Если уж там совсем все будет крайне неприлично, то заедем в магазин и купим резиновые сапоги.
С сапогами ты здорово придумала, — лукаво подмигнул мой любимый француз. — Только перед тем как пойти бродить по раскопкам, мне бы хотелось остаться с тобой один на один в номере. Ты, надеюсь, не против?
— Еще бы, — задыхаясь от возбуждения, произнесла я. — Я думала, что это произойдет сразу, но ты так спокойно собрался на завтрак.
— Просто я не хотел, чтобы мы остались без завтрака. Я не люблю быть голодным.
— Я так и подумала. Французские мужчины отличаются рациональным подходом буквально ко всему, и даже к любви.
— Мне кажется, что рационализм еще никому не мешал.
— Наверное, ты прав. У тебя есть чему поучиться.
Когда мы вернулись в номер, я утонула в объятиях Жана, почувствовав себя нереально счастливой. Мы занимались любовью. Я боялась открыть глаза… Господи, как же я боялась, что это может когда-нибудь закончиться. Я прислушивалась к каждому вздоху и к каждому стону. Жан всегда был щедрым на ласки, любовные игры и на подарки. Он экономил только на одном: на словах, и редко говорил мне то, в чем я так нуждалась.