Дорогой товарищ король - Михаил Успенский

Со смертью мужа Анжела Титовна потеряла в глазах напарников всякую привлекательность. «На кой ты нам теперь, лахудра?» - думали оба, а холостому Дерябе было вдвойне худо. Ведь не отстанет теперь, связи покойного папы-директора подключит, и конец. Но и в джунглях Анголы, и в знойных ущельях Кандагара опасность только обостряла тактический гений капитана.

- Слышь, полкан, - обратился он после похорон к Альберту Шмурло. - А в гробу-то вовсе не Мырдик лежит!

- А кто? - резонно удивился полковник.

- Дед Пихто! - уверенно отвечал капитан. - Ты на лапы его глядел? У этого жмура такие лапы, словно он всю жизнь в колхозе «Сорок лет без урожая» механизатором пропахал!

Глава 3

Виктор Панкратович Востромырдин разлепил глаза и сказал:

- Така барата сентукай?

- Люди Макухха гортоп бан Листоран убока! - ответили ему.

«Как они смеют разговаривать со мной в таком тоне?! - закипел возмущенный разум Виктора Панкратовича, но быстро охолонул: - Да что же я сам такие безответственные слова произношу? Ведь этак и на пленуме ляпнешь «сентукай» какой-нибудь - тогда пиши пропало...»

И тут мало-помалу до него дошел смысл как вопроса, так и ответа: - Куда я попал?

- Король Листорана в своей столице Макуххе!

Востромырдин приподнялся на локте и обозрел помещение. По сравнению с этим помещением Георгиевский зал в Кремле выглядел бы не лучше сельского клуба. Далеко вверх уходили стены из темно-зеленого гранита, пронизанного золотыми и серебряными прожилками. Вверху под куполом тихо мерцал опалесцирующий шар-светильник. Колонны из черного мрамора были испещрены загадочными знаками и рисунками, причем рисунки несли самое сомнительное содержание. Тут и там по стенам и колоннам вспыхивали драгоценные камни в особо крупных размерах.

Одна из стен была вся завешана разнообразным холодным оружием. Здесь были и мечи всех видов и размеров, и страшные кривые кинжалы, и разукрашенные щиты, и даже нечто вроде хоккейных клюшек с медными лезвиями вместо загребающей части. В стене напротив помещался огромный аквариум с круглым стеклом, за которым в фиолетовой жидкости, искусно подсвеченной снизу, плавала большая рыба вроде щуки, но пестрая и почему-то с ножом в зубах. Точно такая же рыба, только намного побольше и каменная, стояла на хвосте в глубине зала, как бы охраняя от посторонних посягательств находящийся у ее подножия трон из черного дерева, весьма неудобный на вид.

Сам Виктор Панкратович возлежал среди соболей и чернобурок на высоком ложе. Его нагое тело было заботливо укрыто холодной и колючей парчой. Над изголовьем склонился ласковый-ласковый старец. Половина бороды у него была выкрашена в зеленый цвет, и Востромырдин почему-то вспомнил слух о том, что всеми панками Москвы руководит какая-то старуха девяноста с лишним лет.

- Твое Величество, народ Листорана рад приветствовать своего законного владыку! - произнес не по-русски старец, но Востромырдин опять, к своему ужасу, все понял.

- Да вы знаете, с кем имеете дело! - возмутился Виктор Панкратович, словно королевского звания ему было мало. - Да я вас тут всех... - Его язык и губы складывались сами собой совершенно невероятным образом, издавая звуки, абсолютно чуждые русскому слуху.

Старец продолжал улыбаться.

- Не изволь гневаться, король, - сказал он. - Ты растерян, это ясно, но все будет хорошо. Ты вернулся домой.

Виктор Панкратович решил резко поставить старца на место и хотел потребовать называть его, как положено, на «вы», но язык не повернулся, видно, не было такой вежливой формы обращения у здешних жителей. В гневе Востромырдин произнес исконную простонародную формулировку из трех частей, и, о чудо, они прозвучали без всякого искажения. Тотчас светильник под куполом померк, пламя факелов заметалось, а со стены с лязгом сорвалось несколько мечей и щитов. Старец в испуге замахал руками:

- Не употребляй этих слов всуе! Будь осторожен, о повелитель! Это Митирогнозия Магика - искусство, незнакомое даже нашим древним мудрецам. Пощади свой народ, пощади нашу землю, ведь это и твоя земля!

«И правда, - подумал Востромырдин. - Смотри-ка ты, матюгнешься не по делу, и весь комплекс обрушиться может. Да что же это за старец такой - тыкает, как будто из секретариата ЦК! А, понял! Меня тайно перебросили в слаборазвитую страну, которая решила пойти по некапиталистическому пути развития. Это, наверное, Бразилия».

Почему Бразилия, он и сам не знал, но крепко уважал футболиста Пеле.

- Это у вас что - Бразилия? - спросил он на всякий случай.

- Что ты, государь! Верзилия далеко, за Страстным Морем, тамошний народ ходит на одной ноге и добывает птичий жемчуг. Их и за людей-то не считают. Нет, господин мой, ты по праву владеешь благородной землей Листорана, которая искони не знала власти чужеземных владык, никому не платила ни даней, ни податей, а напротив, сама стяжала в боях и походах несметные сокровища. Пределы наши обширны: от Дикого Океана до самых Толкучих Гор, а на юге нас от степей отделяют Рыхлые Воды. И вот уже тридцать лет злонравные кирибеи-кочевники не смеют тревожить наши рубежи. Да и западных соседей, тот же Аронакс, мы утихомирили.

- Я так понимаю, Листоран - государство третьего мира? - решил разведать геополитическую обстановку Востромырдин.

- Разве есть еще Миры кроме того, откуда мы тебя вернули? Нет, есть Мир и есть Замирье, а из всех земель Замирья важнейшей является покорный твоему слову Листоран.

«Ох и дикий народ! - подумал Виктор Панкратович. - До чего их колониальная экспансия США довела! Но наши тоже хороши: не предупредив, безо всяких... Хотя, может быть, так и задумано. Международному отделу виднее».

- Немедленно свяжи меня с советским посольством, - потребовал Востромырдин.

- Советским? Ты хотел сказать «Савейским», господин? Так Савею уже давным-давно захватили баратины, и она стонет под их ярмом. Но что нам до Савеи? Между нами и договора-то доброго не было, да и сама Савея - за день объедешь, у иного барона земли больше...

«Да, неплохо западная пропаганда тут поработала, - размышлял Востромырдин. - Надо же, мировую державу какие-то Буратины позорные захватили!»

- А России тоже, может, скажешь, нету? - ехидно поинтересовался он.

- Россия-то есть, господин, только я уже тебе говорил: Россия в Мире, а Листоран в Замирье...

- Хватит морочить голову! - вскричал Востромырдин. - Кто ты такой?

- Генеральный канцлер Листорана Калидор, восьмой этого имени в роду Калидоров Экзантийских, к твоим услугам, повелитель! Наш род служит листоранским королям на протяжении уже трехсот лет! - приосанился старец.

«Генеральный!» - только и понял бедный Востромырдин.

- Товарищ генеральный, - пролепетал он. - Я не знал... Меня не информировали... Ввели в заблуждение... Я прошу прощения за необдуманные слова...

- Какой я тебе товарищ? - удивился старец, и Виктор Панкратович похолодел. - Я твой верный подданный, а никакой не товарищ. У королей не бывает товарищей.

И в доказательство своих слов опустился на колени, целуя руку первого секретаря Краснодольского крайкома. Но Востромырдин в страхе вырвал руку и стал хлопать себя по груди, ища партбилет. Грудь была совершенно голая.

- А, государь, ты хватился своего талисмана! - сообразил старец. - Он в целости и сохранности. Сейчас тебе принесут одежду, а талисман зашит в камзол из баратинского бархата. О, мы знаем обычаи Мира!

И действительно, по невидимому знаку пригожие и скупо одетые девицы принесли целый ворох самых разнообразных незнакомых одеяний.

- Вставай, государь, они облекут тебя в королевский наряд! - подбадривал старец.

Виктор Панкратович сперва застеснялся наготы, но потом припомнил-таки одну закрытую баньку у тюменского коллеги (был, был грех! Кто без греха живет!) и осмелился. Девицы быстро и ловко натянули на могучие ляжки короля-коммуниста подштанники из нежнейшего розового полотна, надели такую же рубаху с открытым воротом, обещанный камзол отличного черного бархата (партбилет и вправду был зашит, как положено, слева), широкие шелковые шаровары, расшитые разноцветным бисером, намотали на ноги шелковые портянки и обули своего повелителя в высокие кожаные сапоги со шпорами. Сама Анжела Титовна удавилась бы из-за таких сапог, и не она одна. Потом девицы усадили Виктора Панкратовича на мягкий пуф и стали приводить в порядок его прическу. Внезапно одна из красавиц пронзительно взвизгнула, словно обожглась.

Прибежавший на визг канцлер поглядел на королевскую макушку и понял, в чем дело. Дело в том, что Виктор Панкратович начал лысеть резко и внезапно и поэтому, не привыкши к лысине, стеснялся ее. Приставленный к нему парикмахер посоветовал отращивать оставшиеся в живых волосы подлиннее и с их помощью скрывать лысину, закрепляя большой заколкой. Заколки Виктор Панкратович тоже стеснялся и, впервые выступая в таком виде по телевидению, строго предупредил руководство краевой студии, чтобы операторы эту заколку ни в котором разе во внимание своих объективов не брали. Но это же все равно что не думать про белого медведя. Проклятая заколка то и дело блестела в самых неподходящих местах доклада. Операторы же знали, что их не выгонят (других-то нет!), и хамски отговаривались: если, мол, кому не нравится, пусть выбирают нового секретаря, без заколки. Вот каким распущенным народом приходилось руководить!