Как бы - Михаил Харитонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эх, погуляли мы тогда... пошумели. Особенно когда пошли Лубянку громить. Когда в само здание залезли, вот где самое оно-то было. Сначала столы-стулья да сейфы всякие в окна повыкидывали, а потом и за гебистов принялись. Правда, мало их там осталось - видать, поразбежались как-то. Но кой-кого, конечно, из окошек повыбрасывали, за всё хорошее. А потом здание почистили от всякого барахла. У меня братан тогда домой видак принёс. А вообще-то серьёзные люди туда с машинами подъезжали, грузили мебель, оргтехнику, все дела... Гуляй, рванина. Какие-то шустрые коммерсанты туда сразу водки подвезли, и меняли бутылку на телевизор, или ксерокс какой-нибудь. Отдавали. Кто-то на этом хар-рошие деньги сделал. Эх, где тогда была моя голова садовая...
Я потом ещё этого дедка по телику видел. Когда Московский процесс шёл над гекачепе. Тогда дедок был свидетелем обвинения, как участник "живого кольца защитников Белого Дома". Тут он и оттянулся он на коммуняках во весь рост. Требовал, помнится, для гекачепистов то ли смертной казни, то ли пожизненной тюряги. Ну им вроде бы всем дали по полтиннику, всё равно ведь не доживут.
Он и на Втором процессе был, над коммунистической партией. Оказывается, диссидент был матёрый, двадцать лет по лагерям и психушкам промотался. Ну тут он вообще лютовал, томами Солженицына тряс, и всё хотел крови коммуняк. В общем, шиз полный оказался.
А теперь вот здесь сидит. Так-то она, жизнь, поворачивается.
"Да, - говорю, - здрасьте, так точно, всё помню." Ну, он весь такой из себя радостный, вроде как знакомого нашёл. Конечно, обстановочка не очень располагающая, но как-никак. Усадил я его рядом, на тряпочку, чтобы током его не хуячило. Он, значит, про свои дела мне начал заливать. Оказывается, он тут, в Москве, всего сутки. А до того он в Гааге заседал, в правозащитной комиссии какой-то против коммуняк. Когда в России чеченская власть настала, он на это сильно обрадовался, потому что чичей при Сталине вроде как угнетали, и это теперь будет историческая справедливость. Даже вроде как статью про это написал в какую-то западную газетуру, Нью-Йорк Таймс, или как её там. А приехал в составе международной комиссии, которая сейчас вся сидит в зиндане у самого Басаева. Сидит, конечно, в хороших условиях, потому что на выкуп. А его, как русского, отправили сюда, потому что за него Запад платить отказался.
Короче, слушаю я всё это бухтенье вполуха, а про себя думаю: вот, через час-другой мне подыхать под палками, и последнее, что я в этой жизни слышу, это болтовня старого мудака. И даже не обидно мне, а просто всё равно.
А старикан, значит, сипит чего-то, разоряется, на тему того, что надо было всё по-другому делать, и как мы тут все ничего не понимали. Блин, козёл вонючий. Допетрил наконец - а теперь-то уж чего? Помирать пора. Ну я молчу, а он бухтит. Даже девяноста первый припомнил. "Мы, - говорит, - были в корне неправы. Но и вы, мол, были в корне неправы. Надо было по нам, мудакам, палить, палить и палить, пока бы всех не разогнали. И страну бы сохранили, и нас бы, мудаков, спасли. Хоть не жизнь, но честь нашу, потому что..." - и, значит, всё в таком духе.
Тут стробоскоп, что по глазам бил, погас. Я подумал было - сломался, может. Потом - нет, немецкая техника не ломается так с полпинка. Весь напрягся, думаю - щас чего-то будет.
И вокруг сразу что-то зашумело, крики раздались. Ну, думаю, сейчас что-то будет. И покрепче зажмурился.
А меня тут за загривок лапищей - "эй, Серёга, ты чё? глаза открой!"
Тут-то до меня и дошло, что ни в каком я не в зиндане сижу, а с ребятами на броне. И в голову въехало (не знаю уж откуда), что это девяносто первый год. И сейчас перед нами будет та самая белодомовская толпень.
Вот только не спрашивайте, откуда я это знал. Знал - и всё тут. Ниоткуда. Я потом себе плешь проел - как такое может быть. А тогда у меня времени думать не особенно было. Калаш с плеча - и по толпе. Помню, старикан тот самый давешний попал под первую мою очередь, тут же и ушёл под гусеницы. Ещё несколько пацанов зацепило - так и покатились. Ну, в нас камни полетели, бутылки какие-то... Наши сначала охуели - никто ж не думал, что так выйдет - потом сами стрелять начали. Конечно, паника и жопа... потом, когда расследование было, выяснилось, что больше затоптали, чем постреляли. Обычная, блин, ходынка.
Меня тогда больше прикололо, что у меня все пальцы целые.
Ребят я уже у Белого Дома встретил. Кстати, и спецура подтянулась. Ребята серьёзные, нам после них почти работы не осталось. Взяли Белый Дом почти без потерь. Ну, пожар этот самый, конечно, был ни к чему. И на лестнице бой дурацкий, когда эти козлы спецназовца замочили, а они озверели и начали всех крошить в мелкий винегрет...
Потом была такая байда, что Руцкой оттуда живым ушёл. Не знаю - может, и правда недострелили гада. А вот Хаза, и Ельцина заодно - этих при мне положили. Ельцина, может, и зря - этот вроде нагрешить не успел. Ну да одним трупом больше-меньше, это уже как-то по барабану.
И тогда по всей стране началось.
Потом писали, что, дескать, иначе и быть не могло. Не мог Союз вот так просто расфигиться, слишком крепкие связи, хозяйство-мозяйство, тыры-пыры, туда-сюда. Я-то знал, как оно было бы при другом раскладе, да кто ж мне поверит. Да и не высовывался я особенно. Жопой чуял - выйдет мне когда-нибудь боком моё, блядь, геройство.
Ну, конечно, непросто у нас всё было. И в девяноста втором, когда советские деньги отменили. Выдали, понимаешь, каждому гражданину Евразийского Союза на руки по двадцать новых рублей - и крутись как хочешь. Я-то ещё ничего, я-то помнил, как при Русланке один доллар стоил пятьсот лимонов. А людям поволноваться пришлось. Ничего, пережили. И в девяноста четвёртом, когда наш Исполняющий Обязанности Президента Союза господин Крючков прямо на сессии парламента получил три пули в живот, и с того света еле выкарабкался - помню, как все тряслись, что теперь опять хуета какая-нибудь начнётся... Но всё это была мура по сравнению с тем, что могло бы быть, так что я жил себе тихо, не высовывался, чтобы, ни дай Бог, не вспомнили о моей исторической роли.
К тому времени погоны я с себя снял, и тихо-мирно занимался бизнесом. Ну, сначала, конечно, пару раз нагрелся по полной. Один раз по-крупному - в девятоста четвёртом, на китайском шмотье, когда границу на ввоз перекрыли. Тогда многие деньги потеряли. Я-то потом своё отбил. Конечно, подставил кой-кого. А что делать? Жить-то надо.
Ну так ты слушаешь, начальник? Слушай-слушай.
Западники сначала на всё это смотрели, рты разинув - думали, само всё накроется. А когда поняли, что не накроется - взялись за нас по-настоящему, и дожали в два приёма.
Сначала на нациков поставили всяких с окраин. Ну, этих быстро задавили - помню, тогда по телику каждый день крутили фильмы про Карабах, интервью с ветеранами войны, ёксель-моксель, страх один. Трупов мы тогда насмотрелись - ну почти как я в чеченской Москве в первые дни. Зато народ напугали конкретно. Всё-таки телевизор - это, бля, большая сила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});