Альтернатива. Как построить справедливую экономику - Nick Romeo

как к средству получения удовольствий и реалий жизни - будет признана тем, чем она является, - несколько отвратительной болезнью, одной из тех полупреступных, полупатологических склонностей, которые с содроганием передаются специалистам по психическим заболеваниям". Критикуя "упадочную" и "индивидуалистическую" природу международного капитализма после Первой мировой войны, он возражал, что "это не разумно, не красиво, не справедливо, не добродетельно". Трудно представить, чтобы сегодня экономисты мейнстрима, такие как бывший министр финансов Лоуренс Саммерс, использовали подобный моральный и эстетический язык.

Опора мейнстримной экономики на технократический, квазинаучный словарь заслоняет этические и политические вопросы, которые лежат в основе этой дисциплины. Милтон Фридман в эссе 1953 года утверждал, что экономика "является или может быть "объективной" наукой в том же смысле, что и любая из физических наук". Бесчисленное множество других экономистов впоследствии приняли это утверждение, которое стало широко влиятельным в политике и повседневной жизни. Если Фридман прав, то моральные оценки Кейнса, Толстого или кого-либо еще не имеют никакого значения для серьезной дисциплины. Вместо этого статус-кво представляется неизбежным и незыблемым: по знаменитой фразе Маргарет Тэтчер, "альтернативы нет".

Есть множество причин отказаться от этой точки зрения, и все большее число экономистов делают это. Современный экономист Джули Нельсон, один из самых проницательных критиков своей дисциплины, называет "физико-подражательный режим гегемонистской экономической практики" пагубной догмой, "истинные верующие которой остаются приверженцами определенных метафизических утверждений о психологии человека и организационном поведении долгое время после того, как другие исследования показали, что эти утверждения в значительной степени ложны и/или бесполезны"." Эта поза научной беспристрастности позволяет экономистам мейнстрима протаскивать в политику и дискурс всевозможные сомнительные утверждения, прикрываясь псевдонаучным нейтралитетом.

В первой главе этой книги исследуется, как многие влиятельные экономисты приняли эту позу, вызывающую зависть физиков. В ней также рассматривается растущее движение международной группы ученых за реформирование экономического образования путем выдвижения на первый план философского и политического контекста, в котором принимаются экономические решения. Признание моральной сущности экономики жизненно важно, но нам также нужны конкретные и практические предложения о том, как организовать компании и рынки труда, как устанавливать цены и распределять товары и ресурсы и как вовлечь больше граждан в принятие ключевых экономических решений. В оставшихся восьми главах рассматриваются реальные истории людей и моделей, которые уже создают альтернативу нашему катастрофическому экономическому статус-кво.

Глава 2 посвящена амстердамской инициативе под названием True Price, которая напрямую внедряет моральные соображения в цены. Заставляя цены на товары отражать их воздействие на других людей и природу, True Price мотивирует производителей изменить свои самые вредные практики, вознаграждает потребителей, которые следуют этим ценовым сигналам, и генерирует средства для устранения некоторых из самых серьезных последствий многих товаров. В третьей главе рассматривается одно из последствий приоритета дешевых товаров и услуг - работники, которым платят так мало, что они не могут выжить. Движение за прожиточный минимум пострадало от мифа об аморальной экономике; под видом нейтральности само значение термина "прожиточный минимум" было переосмыслено корпорациями и видными экономистами в глубоко узком и неблагородном смысле. Сейчас ситуация меняется, поскольку все больше людей приходят к пониманию того, что определение прожиточного минимума - это моральный и политический, а не научный вопрос.

Работа, которая оплачивается достаточно, чтобы обеспечить разумный уровень жизни, - это хорошо, но что, если таких рабочих мест недостаточно? Что делать в таком случае, кроме как позволить некоторым людям томиться в безработице или на работе с ужасной оплатой и условиями? В четвертой главе рассматривается одна из возможных альтернатив: введение гарантии занятости. Мы посетим регион в Австрии, где такая программа успешно реализуется, и узнаем о ее способности улучшить условия труда в частном секторе, помочь длительно безработным и удовлетворить основные потребности общества.

Гиг- или гибкий труд часто рассматривается как проявление разрушенного рынка труда, а не как часть решения проблемы. Однако в гибком труде нет ничего такого, что требовало бы, чтобы в нем доминировали хищные компании, поддерживаемые частным капиталом. В главе 5 рассматривается создание платформ для гиг-работы, управляемых как коммунальные службы, - еще одна инновационная модель для улучшения неработающих рынков труда. Взимая лишь небольшую сумму за сделку, а не вымогательскую плату, как гиг-компании Силиконовой долины, коммунальная модель может повысить заработную плату, одновременно обеспечивая соблюдение трудового законодательства, предоставляя льготы и обучение для сотрудников, а также улучшая перспективы продвижения по службе. В Калифорнии уже опробована общегородская модель, и подобные проекты планируются по всей Америке.

В главе 6 мы отправимся в Страну Басков в Испании, где корпорация Mondragon создала крупнейшую в мире сеть кооперативов , принадлежащую работникам. В компании работает около восьмидесяти тысяч сотрудников, а ее выручка составляет более 11 миллиардов евро, и она успешно конкурирует на десятках различных международных рынков, сохраняя при этом соотношение зарплат 6:1 между самыми высокооплачиваемыми и самыми низкооплачиваемыми работниками и пользуясь демократическим правлением. Представление о том, что астрономически высокие компенсации генеральным директорам необходимы для эффективности бизнеса, - это миф: мощная альтернативная модель уже существует в масштабах компании, и ее нужно только внедрить в более широком масштабе. В главе 7 разоблачается еще один основополагающий миф современного капитализма: что максимизация прибыли обязательно является целью бизнеса и людей, которые им владеют. Все большее число уходящих на пенсию учредителей и молодых владельцев бизнеса используют старый юридический инструмент по-новому, передавая право собственности на свои предприятия в юридические трасты, в которых в качестве цели бизнеса указывается не максимизация прибыли, а иная цель. К таким целям относятся распределение прибыли между сотрудниками, долговечность бизнеса, защита окружающей среды или пожертвования в пользу некоммерческих организаций.

Государственные бюджеты - перспективный метод демократизации большей части экономики, а муниципальные органы власти зачастую обладают уникальной способностью к инновациям. В главе 8 мы посетим два европейских города с инновационными бюджетами. Первый - португальский город Кашкайш, всемирно признанная модель партисипативного бюджетирования. Каждый год горожане голосуют за то, как потратить значительную часть муниципального инвестиционного бюджета. За последние десять лет город потратил десятки миллионов евро на различные крупные инфраструктурные проекты, предложенные горожанами разных возрастов и происхождения: результатом стало укрепление гражданской культуры и расцвет экономической демократии. Второй город - Осло, Норвегия, где действует высокоэффективная программа климатического бюджетирования, в рамках которой ежегодно выделяются приоритеты для целевого снижения выбросов углекислого газа. Осло помогает вдохновить другие крупные города по всему миру на реализацию подобных программ.

В заключительной главе рассматриваются инновационные модели, использующие инвестиционный капитал для снижения неравенства в благосостоянии и развития более экологичной экономики. Новые венчурные фонды практикуют то, что можно назвать искусством кооперативного поглощения. Они покупают обычные предприятия, а затем преобразуют их в кооперативы, принадлежащие работникам, или