Тихие обыватели. Опасные обыватели. Реальные истории - Ольга Мартинес

– Я не могу, я не имею права работать в таком состоянии! – жаловалась она мужу.

– В стране кризис, а у нас ипотека на два дома, решай сама, ты же у нас business woman, – сказал ей Пако.

На следующее утро дверь в салоне оказалась наполовину взломана, и она порадовалась, что не пожалела денег на замок. Потом пришла Лусия, поглаживая выросшее за месяц пузо, и вручила ей копию повестки в суд. Дело это было глупое и пустое, ведь Лусия работала без контракта, но Соня поняла, что ей придется нанимать адвоката. А в салоне и так два месяца не оплачено за электричество и аренду.

За предрождественский месяц случилось много чего: разрезанная шина ее джипа, звонки со скрытого номера и зловещее молчание в трубке, ММС от неизвестного отправителя с вывеской школы, где учатся наши дети.

Когда муж-водитель работал по ночам, она закрывалась на все замки и делала у входной двери баррикады из обувных тумбочек. Засыпала она только после пачки снотворного и пару раз на шоссе чуть не попала в аварию.

Но добило ее не это. Глупый рэп в телефоне, что-то типа «Я убью тебя, лодочник». И сообщение: «Я каждый день наблюдаю за тобой». После этого Соня окончательно перешла из реального мира в свой собственный.

С этим сообщением она бросилась в полицию к Мариано, чтобы он проверил номер. Ведь это первая, хоть и косвенная, реальная улика!

Телефон принадлежал однокласснику ее пятнадцатилетней дочери. Когда у Лурдес села батарея на телефоне, она для своей переписки воспользовалась Сониным. Все сообщения она стерла. Но потом пришло вот это.

– Отдохни, съезди в свой новый дом, на тебя смотреть страшно! – обнял ее Мариано. – Уверен, что эти ублюдки давно на учете у полиции, поэтому они не делают ровным счетом ничего, что можно было бы расценить как угрозу и принять меры. Посмотри, до чего ты себя довела!

Соня поплелась домой, выпила горсть таблеток и легла спать. А когда в комнату ночью вернулся муж, который вставал, чтобы покурить, Соня выхватила из-под подушки остро заточенные ножницы и закричала.

Кричала она целый час, последние двадцать минут она уже не кричала, а только хрипела и тыкала ножницами вокруг себя. Рядом стояли в оцепенении муж и двое старших детей. Младшая дочь рыдала у себя в комнате.

Приехала скорая, и ей вкатили дозу успокоительного, выписав направление к психиатру.

На следующее утро Соня поднялась и на автопилоте отправилась на работу. Взяла кофейную чашку, плеснула туда осветлитель для волос… Потом медленно насыпала растворимый кофе в краску…

В салоне целый день никого не было. Ее единственная подруга, старушка-косметолог, позвонила всем клиентам и отменила визиты на ближайшую неделю. Соня бессмысленно послонялась из угла в угол и решила заехать за детьми в школу.

Но их в школе не оказалось. Девочек уже забрал какой-то мужчина.

Не слушая объяснений секретаря со школьной рецепции, Соня прыгнула в машину и помчалась в полицию. В участке, озверевая от скуки, томился Мариано. Один его звонок в школу все прояснил. Оказалось, что Сонин муж написал заявление на отпуск, и девчонок забрали свекр со свекровью к себе на неделю. Но Соня уже несла горячечный бред, орала, билась головой об стены и требовала группу захвата, потому что детей украли.

Соню, бьющуюся в конвульсиях, Мариано отвез в приемную скорой. Оттуда в специальном фургоне ее доставили в дурку. С диагнозом «острая паранойя».

Глава 5. Овощной хозяин вселенной

Жизнь местных, более всего оберегающих свой собственный покой, стала мне ближе и понятней. Когда живешь в городском аду круглосуточно, для тебя просто не существует раздражителей.

Утренний кофе не приносит удовлетворения без вони из мусоровоза, ворошащего помойку. Своего оргазма в выходной ты не представляешь без звуков соседской дрели. А вечером не можешь заснуть без привычного: «Ну Сема, твою мать, опять нажрался! Когда ж ты сдохнешь, скотина!».

Для деревенского все, что может нарушить размеренный порядок вещей, рассматривается как посягательство на образ жизни.

Пара двадцатилетних молодчиков избила Мохиного брата. А он первый раз в жизни не знал, что ему делать! Мой благословенный зеленщик пребывал в скорби и отдельном временном континууме, не реагировал на протянутые деньги и другие раздражители. Он думал.

По теням, которые метались в его глазах, можно было составить самую точную энциклопедию средневековых пыток. Он вычеркивал их одну за другой, потому что все они шли сильно вразрез с испанским Уголовным кодексом. Плевать хотел Моха на отдельные права человека и на всю пенитенциарную систему в целом, но…

За то, что он понимал под понятием «справедливость», Моха был готов расстаться с новым домом, кожаными сиденьями своего мерса и десятком выкупленных апартаментов на «чумной африканской миле», так в деревне зовут неликвидные квартиры в трехэтажках. Всего этого он мог лишиться в связи с депортацией. Но никогда бы об этом не пожалел.

Больше всего Моха боялся за свой стул в овощной лавке. Он значил для него столько же, сколько для Джима Ен Кима кресло в президентском кабинете Всемирного банка. Сидя на этом стуле, Моха правил миром.

Настоящим бизнесом «овощного человека» был угон дорогих авто, которые разбирались в испанских автомастерских и отправлялись по частям в Марокко, а оттуда дальше в Центральную Африку.

У меня дорогих авто не было, поэтому я ценила свою дружбу с опасноглазым зеленщиком Мохаммедом. Он ценил мою дружбу тоже, поэтому первый раз в жизни по моему совету он написал заявление в полицию.

Впрочем, несмотря на нерушимую договоренность с Мариано (Моха уважает деревенскую собственность, Мариано не стучит на него в криминальную полицию), это не помогло ему ничем.

Моха сидел в ресторане со своими партнерами, обсуждая детали очередного очень важного дела, когда туда вломились те самые парни, что избили его брата. Мелкое уличное хулиганье, они решили показать своим телкам, как строить мавров. Началась массовая драка, но Моха меланхолично доедал свой стейк, не желая терять прекрасные моменты жизни. К нему за стол подсел один из зачинщиков этого непотребства:

– Ну че, черножопый, напугался?

Моха, выросший на улицах кишащего крысами и наркотой портового Танжера, молча прибил его руку к столу ножом от стейка и пошел оплачивать счет.

К тому времени ресторан уже окружила полиция.

«Распятый мальчик», чтобы обойтись без скандала, запросил за свое увечье двадцать тысяч евро. Моха отдал ему все наличными.

Изувеченный урока не выучил и, подстрекаемый побитыми дружками, купил себе новую тачку. На ней он, визжа шинами, принялся наворачивать вокруг овощной лавки.

Мохаммед смотрел на него снисходительно. Он знал: если обидчик будет благоразумным, то года через два, когда машина упадет в цене настолько, что страховка за нее не покроет и стоимости трехколесного велосипеда, она отправится в Марокко по частям в подарок какому-нибудь хорошему человеку. Например, Мохиному свояку, начальнику таможенного КПП, которого давно стоило отблагодарить.

А если изувеченный благоразумным не станет, то он сам отправится в путешествие через Гибралтар. Правда, плыть ему придется в багажнике автомобиля. Тоже по частям, если будет на то воля Аллаха.

Глава 6. Дед Агараулья

Моя жизнь в деревне вошла в свое размеренное русло. Я окончательно определилась с головным убором и рассекала по деревне, нахлобучив на голову широкополую шляпу памелу. В шляпе и со стаканом дайкири я валялась на шезлонге. В шляпе и шейном платке отправлялась на родительское собрание. В шляпе и черных очках я рулила за покупками. В шляпе и полурасстегнутой блузке я выплывала выпить кофе в компании Сильвии и Сони. В моей жизни не хватало только одной детали – подруги по имени Мария. Спросите зачем? Понятия не имею. Наверное, просто некошерно иметь подругу по имени Гваделупа.

Неторопливая предсказуемая жизнь превратила меня в настоящую ленивую домохозяйку, а жир вокруг талии приобрел форму спасательного круга. Я решилась на отчаянный шаг – обязательную пробежку по утрам. Тем более что поля в округе подходили для этого как нельзя кстати. Пшеничные моря сменялись виноградниками. Виноградники вливались в оливковые рощи. Из-под ног в ужасе разбегались кролики и куропатки. И кое-где даже паслись прекрасные лошади. Бегать в таких условиях было откровенно нелегко, а вот ходить, предаваясь мечтаниям, очень приятно.

Во время очередной такой прогулки я заметила любопытного деда. Он был в лихо заломленной кепке, с клюкой и расстегнутой ширинкой. Пас своих старых лошадей и дурным голосом выл фламенко. Это было так плохо, что даже хорошо! Идти стало легко и радостно. Правда, немного стало жаль его бабку, если она еще не оглохла.