Дети Дефолда - Екатерина Кернер

бы вообще не удержаться в таком акробатическом положении. Рука начала отсыхать, а ноги подкашиваться.

–Бросай сюда, я поймаю!– крикнул мне Склад.

Делать было нечего, я собрал последнюю твердость в ногах, согнулся, мысленно извинившись перед Факелом за то, что оттоптал ему плечи и сбросил тарелку Артему. Только настоящий воришка еды мог так безукоризненно поймать полную тарелку пельменей! Ни одной из девятнадцати штук не упало! Никто из хозяев, горячо споривших о курсе доллара в соседней комнате, не услышал нас, шпана сегодня сработала идеально. Спасибо тебе, индекс Доу-Джонс!

– Ну ты и топтался Ржавый, чеж не по лицу? Слоняра ты чертова!

–Да ладно тебе, ты тоже постоянно дрожал , мне было непросто устоять, сам чуть не навернулся! Кривошей!

– Да ну вас к черту! Хватит ругаться как девчонки. Пошлите лучше к остальным. Если у них что есть, то сегодня у нас ресторан почище, чем грандВитале!– Артем здесь намекнул на один дорогущий ресторан в центре города, о котором трубили из любой рекламы того месяца.

Группа вернулась на наше место – заброшенную голубятню, которую мы облюбовали как базу. Я зашел с торжеством, гордо ставя на наш стол без одной ножки полную тарелку пельменей. И уже ничего не стесняясь, намекающее вздохнул, ожидая оваций. Остальные, пришедшие с пустыми руками, явно не захотели доставить мне этого удовольствия.

– И это все?– сказал младший Солоухин.

– А мы ими не отравимся? –добавил Мурза.

– Да вы обурели что ли? Не хотите, так мы сами съедим!

– Ничего вы не съедите, у нас правила, помнишь, Ржавый? Будем есть вместе, как всегда. Дайте сюда, олухи, я поделю.

– Ишь ты какие, сами ничего не принесли, а выкабениваются! – не унимался я. Ой… – Тут до меня дошло, что сам выкабениваясь на них я незаслуженно выкабенился на Капитана. Он посмотрел на меня смиряющим взглядом. Помолчал (а вместе с ним все) секунды три и сказал:

– По три на человека. Последнюю поделят те, кто принес. Приятного аппетита.

Тут снова всяческие споры прекратились, никто не хотел вызвать этого холодного взгляда снова. Для нас он обладал какой-то мистической силой, разрешающей и решающей все на свете.

Все съели по три пельменя, как и положил Дима, хотя сам он съел только один, а остальные отдал младшему брату. Тот жадно умял их, даже спасибо ему, не сказав. Тут уже все кроме Капитана смотрели укоряющее. Последний пельмень было без всякого сговора между мной, Факелом и Складом отдать нашему предводителю. Он удивился, говорил, что не примет, но на второй уговор уже не напрашивался и съел полуфабрикат, тепло нас поблагодарив. Тут же шпана начала расходиться по домам. Я и Артем не сильно спешили в родную хрущевку, идя в вразвалочку мы напевали всякие песенки, которые цензура не позволит мне здесь напечатать. Скажу лишь то, что душевные были песни, хотя сейчас и стыдно за то, что они были так вульгарны.

– Ну и этот Малой и гад!– негодовал я.

– Да чтож с ним поделать? Такой уж. – сказал Артем, любивший рассудительные окончания. В этом он был чем-то схож с Капитаном.

– Как что? Проучить его надо!

– Да ты ведь знаешь, что их отец на нарах, что Капитан непросто так с ним не носится! Не лезь к ним.

– Да, но…а, ну и ладно! Завтра мы ведь на большой пойдем! Во будет веселья!

– А вот это точно, главное нам не проспать. А то, как в прошлый раз сами через весь город попремся, особенно если кто-то еще раз проспит.

–Это ты меня не разбудил!

–Конечно, извините меня, мой господин.

– Ладно, я тебя прощаю. А во сколько сбор?

– Как обычно. К одиннадцати на нашем. Не проспи, сонная тетеря!

– Да иди ты!

Мы попрощались на третьем этаже, и я постучал в свою дверь. Мне открыла мама, которая принялась чистить меня за то, что я снова шлялся не пойми где , находясь не в пределах видимости. Мы были одними из последних счастливых детей, у нас тогда еще не было мобильных телефонов. Родители не могли нам докучать постоянными звонками, вызывая детское негодование. Могли, кончено, запереть дома, но, например, у меня уже тогда были ключи. От града маминых обвинений, я по обыкновению уверенно отбрехался, обещав, что больше не буду. В общем, всячески поддерживал свой бунтарский образ. Лишь через много лет я научился быть дипломатичней, поняв, сколько проблем это создает. Мама решила не спорить со мной, а вместо этого обрадовать меня известием:

– Отец сказал, что в следующем месяце мы пойдем выбирать тебе портфель! Правда, здорово?

– Да зачем он нужен? Мне и с пакетами хорошо.

– Не говори ерунды! Обязательно пойдем! А то, как же мы, четвертый год и без портфеля…– Тут ее лицо приняло выражение удрученности, ей была неприятны те сведения, что говорили о наших финансах. Меня всегда бесило то, что столько значения придают моей одежде и прочей атрибутике. Мне всего хватало. Я может, был хоть и глупый, но мне на улице мне объяснили одно правило. «Долги надо платить» -говорила оно. А у нас их было немереное множество, и как бы родители старались не шушукаться по вечерам на кухне, а я, прильнув ухом к стене, все слышал. И понимал.

–Мама, мне ничего не надо! Эти портфели неудобные! Я когда брал на перемену погонять , то он мне лямками плечи жал!– пытаясь ее успокоить, сказал я.

–Господи! Брал погонять..Ах, сыночек… Если бы мы могли тебе все купить!

– Да ничего мне не надо, мама!– уже разгорячился я, но по-доброму, по-детски. – Мама всегда особенно улыбалась, глядя на меня такого.

– Ладно, разбойник, пошли ужинать.

– Не, не охота.

– Ты не заболел? Дай потрогаю лоб, дай!

Она провела все необходимые процедуры.

– Так, чего это мы отказываемся от еды?

– Да что-то не хочется, мам, правда!

– Тебя опять у Ахановых кормили?– вопросительно сказала она.

Я обрадовался возможности отовраться.

– Да-да, у тети Насти!

– А что ели? Пирожки?

–Да, пирожки.

–Врешь! Ты зачем опять мне врешь? Врешь матери! Тетя Настя ведь уехала!

Я понял, что прокололся. Мне стало и стыдно, и обидно. И, наверное, обидно мне было тогда больше.

– Извини, мам. Я больше не буду, честно. – Использовал я излюбленный прием.

– Не извиню, пусть тебе стыдно будет! За слезы матери…– Здесь началась всем известная сентиментальная семейная сцена, но мы ее опустим.

Но, впрочем, она не была такой уж обычной. Выкручивался не один я, и это было заметно. Потом меня наказали отсутствием ужина. Тут все и стало