Человек с луны - Ада Артемьевна Чумаченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Ульсон снова остановился, чтобы перевести дух, но Бой как будто даже и не слушал его.
Вытянув шею, он встревоженно прислушивался к чему-то. Из-за кустов глухо доносились голоса.
— Это господин, — сказал Бой, обернувшись к Ульсону. — Это есть голос господина. Может, господину есть плохо?
И Бой решительно двинулся вперед.
Новые знакомые
Маклай и Туй стояли на площадке между хижинами и хлопали друг друга по рукам.
— Туй! — кричал Маклай.
— Маклай! — кричал Туй.
И оба улыбались друг другу.
Ульсон и Бой, выбежавшие из кустов, с удивлением смотрели на них.
— Все хорошо! — сказал Маклай. — Вот мы уже и подружились. Ульсон, нет ли у вас табаку? Мне хочется что-нибудь подарить Тую…
Ульсон молча вытащил из кармана пачку табаку и протянул ее Тую.
Туй повертел ее и, не зная, что делать с этим подарком, сунул пачку за свой браслет.
Затем он повернулся к зарослям и что-то крикнул на своем гортанном наречье.
Ветки легонько шевельнулись. То здесь, то там среди раздвинутой листвы показывались курчавые головы и темнокоричневые руки. Туй делал знаки, приглашая людей подойти поближе, но папуасы стояли не двигаясь.
— Подходите, подходите, не церемоньтесь. Будьте, как дома, — ободрял их расхрабрившийся Ульсон, подмигивая Маклаю, но не делая ни одного шага вперед.
Папуасы жались друг к другу и молчали. Маклай взял одного из них за руку и вывел на средину площадки. Потом второго. Потом третьего. Их было человек восемь, и каждого из них нужно было вывести за руку и усадить в кружок на самой средине площадки. Это было не так уж легко. Маклай отер пот со лба и, усадивши последнего, сел сам среди них на камень.
— Ну, Ульсон, — сказал он, — что у нас есть с собой? Давайте сюда!
Из сумок, перекинутых через плечо, Ульсон и Бой доставали всякую мелочь.
Здесь были и бусы, и гвозди, и крючки для рыбной ловли, и обрывки ярких материй.
Папуасы с любопытством присматривались к диковинным подаркам и охотно, хотя и осторожно, брали их из рук Маклая.
— Нет, ты только посмотри на них, — шептал Ульсон на ухо Бою. — Ну, мыслимое ли дело, чтобы христианин и приличный человек водил компанию с этими субъектами? Посмотри, какие на них ожерелья. Будь я проклят, если они не из собачьих зубов! А что они делают со своими носами! Посмотри, каких палочек понатыкали они туда. Некоторые, ей-богу, не тоньше моего карандаша. А у этого вместо палочки — кость. А у этого — раковина! А посмотри, какие волосы! Ведь они же выкрашены красной глиной. А в волосах — цветы, перья, деревянные гребни, рыбьи кости! Вот франты, так франты! Воображаю, сколько бы дали в Швеции, чтобы только посмотреть на них! Вот захватить бы туда с собою парочку! Только наш-то разве согласится на это! Он и разговаривает с ними, как с родными братьями. По плечу треплет, смеется, за руку берет. И это еще белый человек! Знаменитый ученый!
И Ульсон даже передернул плечами от возмущения.
Бусы, гвозди и ленты были розданы. Папуасы радостно вскрикивали, хлопали в ладоши, пробовали гвозди на зубок и с увлечением тыкали тонкие травинки в отверстия бус. Обменявшись с Туем несколькими фразами, двое юношей направились к хижинам. Оттуда они вынесли кокосовые орехи, связки бананов и даже двух поросят, крепко-накрепко связанных лианами.
Маклай с удивлением смотрел на груды провизии, сложенной у его ног. Туй смеялся, подбоченившись. Ульсон ткнул ногой в поросенка и одобрительно хмыкнул:
— Ну что же, поросята ничего. Не хуже, чем в Мальме. Я думаю, следует взять.
Маклай обернулся к Тую и решительно замотал головой.
— Не надо! Мне ничего не надо! — говорил он. — Оставьте это у себя. Слышишь, Туй, оставь это себе!
Но Туй тоже замотал головой. Он повелительно протянул руку сначала к поросятам, а потом к Маклаю. «Твое», говорил этот жест.
Маклай устало пожал плечами.
— Ну, что же поделаешь! Значит, такой у них обычай. Бери поросят, Бой.
Но папуасские юноши сами наклонились к своим подаркам. Они высоко подняли их над головой и остановились, ожидая приказа Маклая.
Маклай посмотрел еще раз вокруг себя. Тонкий месяц, точно запутавшись в перистых листьях пальмы, уже светлел на бледнозеленом небе. Вечер подошел незаметно и быстро. Темней стали деревья. Плотнее кусты. Только вершина горы еще светилась вдали розово и нежно. И еще сильнее пахли цветы, свисающие с узловатых изогнутых веток, похожих на гигантских змей.
— Ну, пора и на «Витязь», — сказал Маклай и, повернувшись к папуасам, вдруг поклонился им низко и серьезно.
Папуасы как будто поняли его. Юноши еще выше подняли свою ношу и двинулись вперед, показывая дорогу Маклаю. Остальные пошли сзади, переговариваясь и перешептываясь между собой. Кто-то затянул песню. Отрывистые звуки были однообразны и заунывны. Дорога спускалась к морю уступами, и сигнальные огни «Витязя» были видны еще издалека.
Шлюпка была на месте.
Волны с тихим шипением бились о ее корму.
Маклай прыгнул в лодку и показал Тую на место возле себя. Туй нерешительно покачал головой. Молчали и остальные папуасы, но когда шлюпка стала удаляться, две легкие пирóги поплыли за ней и проводили ее до «Витязя».
Домик на сваях
Для своего дома Миклуха-Маклай выбрал место на самом берегу моря. Там росли большие деревья, бежал ручей, цепкие растения обвивали высокие стволы. Место было уединенное и красивое.
Еще с мостика «Витязя» Маклай успел хорошо разглядеть весь этот гористый и зеленый берег.
Все эти дни, пока «Витязь» стоял в заливе, Николай Николаевич подолгу, не отрываясь, смотрел в бинокль на кудрявые лесистые горы, коралловые рифы и редкие желтые отмели — пристани пирóг.
Ему нравились светлые долины, разрезавшие темные массивы лесов, синее, как синька, небо, пена прибоя у красных и лиловых камней.
Отсюда, с мостика корвета, он наметил и место для своего жилья.
В тени двух громадных деревьев корабельные плотники вбили высокие сваи.
Легкая хижина, наполовину из дерева, наполовину из брезента, была готова в несколько дней. Крышу сделали из цыновок, искусно сплетенных Боем
