Дело о физруке-привидении - Людмила Богданова

Мафия свирепствовала. Воспитателям восьмого отряда с трудом удалось удержать детей от спасательной акции. На физрука Геннадия Андреевича сперва никто не обратил внимания. Только Любочка бросила на него зверский взгляд и рявкнула:

- Комарик, по-шел!!

И Гена пошел.

Зрители повскакали. Они орали, били в ладони и прыгали на скамейках. Скромный стеснительный Генаша стал героем дня. Он под музыку метался по сцене, старательно огибая связанную, якобы горько рыдающую Жанночку, задирал ноги выше головы и уклонялся от струй Ванечкиного водяного пистолета. Вода окатывала радостно визжащих зрителей. Генаша перекувыркнулся через голову, три шага прошел на руках и рухнул. Мафия лежала под ним, дрыгая конечностями издыхала в конвульсиях. Музыка стала бравурной. "Букашки и козявки" вылезали из-под скамьи. Развязали Жанночку, и она пала на руки победителю. Физрук прогнулся, но устоял. Зрители засвистели и забились в овациях. Занавес.

Тут-то и влюбилась в Генашу Ирочка.

Страшно подумать, что может успеть натворить влюбленная женщина за какие-то полчаса между ужином и дискотекой, даже если этой женщине пять с половиной лет.

(...)

- А в какое подземелье они проваливаются? - деловито спросила Катька.

- В таинственное.

- Не верю. Вот у Гоголя входит черт - верю.

Девчонки обиженно заверещали, а Максим подмигнул. Замирание сердца было на корню загублено. Кто-то предложил одолжить у Киры гитару.

- В старой часовенке - старенький гробик, - очень душевно пропела Катька. На гитаре она научилась играть недавно, и лучше выходило, когда никто не видел, зато у нее было роскошное сопрано. И это, как утверждал братец, уже много. Особенно теперь, когда у большинства "певцов" - ни слуха, ни голоса. В гробу том - покойничек - серенький лобик.

Крестик сжимает с облупленной краской.

Щурит на свечку тоскливые глазки.

Не обрывая пения, Катька показала, как он это делает, и кто-то тихонько хихикнул.

Песенка оказалась в тему. Катьку слушали. Никто не кривился. Даже пальцы в аккордах путались не слишком. В общем, если писателя из нее не выйдет, без куска хлеба она не останется.

- Рядом с покойником бродит вампирчик,

пада-пада-пададуда,

пьет из бутылочки свежий кефирчик,

пада-пада-пададуда (Тут народ стал улыбаться вовсю),

свежий кефир из бутылочки пьет

и тихую песню поет:

а-а!!

Народ шарахнуло. Даник, который сидел всех ближе, упал с крыльца. Честное слово, Катька плохого ему не желала. Даже совсем наоборот. Просто эта песня поется именно так.

(...)

О появлении призрака первым сообщил малыш из восьмого отряда. "Сообщил", сказано мягко. Это был дурной вопль, перекричавший дискотеку. По рассказам насмерть перепуганной воспитательницы, дитя еще пятнадцать минут билось в истерике, а внятного было - что "там - облако" и "оно смотрит". Добровольцы помчались в это "там": никакое облако никуда не смотрело. Но место за заброшенным корпусом стало вызывать нездоровый интерес.

- Мы должны это расследовать, - сказала Катька. Она как раз заняла очередь к умывальнику. Народ плескался и орал возле него сегодня чуть тише обычного, и уже это одно наводило на кое-какие подозрения.

- Тебе что, хочется поиграть в детектива? - спросил Даник, задумчиво пережимая кран. Струя воды пальнула в стороны, народ отскочил и заругался.

- Хочется, - Катька легкомысленно тряхнула хвостом. - Хочется загадок и приключений. Имею право. Я же не виновата, что родилась в провинции!

- Агата Хичкок!

- Предпочитаю Энид Блайтон. У нее мальчишки воспитанные.

(...)

- Там, - сказал Максим.

Там, где невидная в темноте, убегала под сосны тропинка, примерно на уровне глаз сгустился вязкий белый туман. Он висел, слабо покачиваясь, хотя стояло безветрие, и смотрел. Нет, глаз у тумана не было. Просто возникало ощущение, что нечто вполне материальное подползает по, то есть, над дорожкой и очень интересуется наблюдателями. Катька переглотнула. Она бы заорала очень громко и тоже ринулась наутек, как давешний первоклассник, если бы не куснувший за ухом комар. Катька звонко хлопнула себя по затылку и поняла, что давящий взгляд исчез. И еще поняла, что ладонь Даника до боли сжимает ее запястье. Она выкрутилась, подула на руку и осторожно посмотрела на сосны. Там ничего не было.

(...)

- Нам надо нарисовать тысячу дырбублов.

- Что-о?!..

- Дыр-буб-лов, - внятно повторила Ленка. - Дырок от бублика.

Кира потрясла взлохмаченной головой.

- А зачем?

- А, - сообразила Ленка, - ты же не знаешь. Это валюта такая.

На лагерь надвигалась задуманная Любочкой экономическая игра. Целью ее было заработать как можно больше, и не рэкетом, а честным трудом. Для этого каждый отряд придумывал и открывал какое-либо предприятие. Парикмахерскую, комнату страха... а в первом отряде даже должна была работать баня. Кира с Ленкой и отрядный актив устроили мозговой штурм. Нужно было выделиться, нужно было придумать нечто такое, на что охотно ринутся и малыши, и убеленные сединами... ой... старшеклассники. Кира взглянула в сторону глухих терминаторских апартаментов.

- Привидение, - внятно сказала она.

(...)

Кира, под нарастающую какофонию спрятав в тумбочку уже сосчитанные деньги, вышла на крыльцо. Оценила происходящее, решила, что, освободившись, даст Ринальдо по шее, и, наклонясь над орущим дитятей, внятно и веско произнесла:

- Я тебя стукну. И ты станешь фиолетовой.

Ируська заткнулась. Она просчитывала исходящую от Киры опасность. И недорассчитала. Потому что первый и единственный раз в истории "Чайки" Кира перекинула скандалящую красавицу через колено и шлепнула недрогнувшей рукой пониже спины. Наступила тишина. На крыльце в свою очередь появилась Ленка и, закатывая от счастья глаза, непередаваемым тоном изрекла:

- Благода-ать...

Ируська была повержена надолго. Она даже не помчалась жаловаться маме. Она сидела на земле перед третьим отрядом и все ждала, когда же начнет окрашиваться в фиолетовый цвет.

(...)

- Какого покойника?! - сказано было так, что могла постигнуть кондрашка. И Симрик не стал тянуть.

- Пункт третий. Физрук.

Только после его сообщения они осознали весь ужас оговорки начальника на торжественной линейке. Ведь, согласно совершенно достоверным данным, физрук умер лет двадцать назад прямо здесь, в лагере, в этом самом заброшенном корпусе. То есть, тогда еще не заброшенном. Но все равно умер - дети довели. Однако дух его не давал знать о себе в течение долгого времени, и вот - был разбужен роковыми словами Ростиславыча. Скажи тот: "Поздравляю и физрука Геннадия Андреевича", - ничего бы не было! Но весь лагерь помнил, что Рома имени не назвал, а значения тогда не придали, и нате... Кошмар.

- Кошмар-р... - произнесла Катька, покатала, как соленый камешек во рту. Не то что ей было страшно, просто версия с кладом нравилась больше. Это надо было немедленно выяснить.

- Послушай, - "ш-шай", - зашуршало в акациях. - А не могло так быть, чтобы сразу и он тут и умер, и клад? Или увидел клад - и умер...

- Ага, жаба задавила.

Максим настороженно оглянулся.

- Никакая жаба его не давила. Ой, то есть, я не то хотел сказать. Мне кажется, кто-то за нами следит.

Тут же Даник пригнулся и нырнул в кусты. Затрещало, а потом стало тихо.

- Ушел, - возвращаясь, кинул Даник возмущенно. - И мы хороши: сидим себе у кустиков - подползай кто хочешь, подслушивай сколько влезет. Ты... - накинулся он на Максима. - Ты же читал про шпионов!

Фоном к его возмущению заголосил на эстраде юный тенор, повторяя раз двадцать: "Нас не догонят!"

(...)

- Не припомню, чтобы привидение ловили в яму.

Катька пожала плечами:

- Ну, если вы знаете другие способы...

Ей предпочли не мешать, и к обеду через тропинку пролегли три пехотных окопа полного профиля.

- Снимаю шляпу, - произнес Максим, делая соответствующее движение. То, что шляпы у него отродясь не водилось, было ничего не значащей мелочью. - Как тебе это удалось?

Катюша гордо молчала. К ней подступили с обеих сторон. Под угрозой полета в крапиву пришлось ответить.

- Ну, я сказала восьмому отряду, что здесь спрятан клад.

Катька наслаждалась своим триумфом ровно пять минут. Потом пришлось браться за лопату и назад все закапывать.

- Во избежание травматизма, - как всегда, туманно выразился Максим.

Они оставили только неглубокую сторожевую ямку. Если кто-то пройдет, обязательно о нее споткнется, не расшибется, но вскрикнет от неожиданности. Тут-то его и накроют.

(...)

- ... сил нет ... днем и ночью... медом намазали.

В голосе явственно просквозило отчаянье.

Симрик отмахнулся, как от августовской мухи. Ну, жалится в ольховнике кто-то, место нашел.

- ... отпугнешь, ага. Не знаю!..

Тут опять взорвалась дискотека. Но Максим, погрузившись в дневник, ее тоже уже не слышал.

"Около полудня мы пришли в товарный вид и смогли подумать, что нам теперь делать дальше. Вытащили карту - мы сидели под мостом через ту самую речку Беседь, к которой стремились. К северу от нее и начиналось междуречье, которое мы собирались исследовать на предмет места для проведения игры. Наша подробная топографическая карта, лист "Новозыбков N-36-XXXII", кончалась как раз селом Новоивановка - вот она, Новоивановка, на том берегу, как раз, где она по карте показана. Стало нам понятно, отчего на административной карте в этом районе обозначено так мало населенных пунктов - никакой тут не лесной массив, а вовсе даже зона отселения. А вот следующего листа подробной карты, листа с номером N-36-XXXIV, который бы и рассказал нам, что за география там, на северном берегу Беседи, у нас не было. Мы не смогли его купить, когда готовились к походу. Кто ж знал, что тут все по-другому, чем мы думали!