Опустошители - Понсон дю Террайль

— А, — произнес он тоном, в котором ясно проглядывало сомнение.

Затем он добавил:

— Я даже думал, что вы не одна…

— С кем же я могу быть? — спросила Надея, у которой хватило духу слегка насмешливо засмеяться, так, чтобы генерал услыхал.

— Хорошо, — сказал последний и ушел.

Вскоре после этого раздался шум затворившейся за ним двери.

Надея подошла к окну и наблюдала за светом, выходившим из окна отцовской комнаты и освещавшим листву ближайших деревьев парка.

Мимо освещенного окна мелькала прохаживавшаяся взад и вперед тень. Надея догадалась, что отец ее собирается лечь спать. Вскоре тень исчезла, и огонь погас.

— Теперь отец лег спать, — заметила Надея, — и ты можешь опять говорить.

Но Нишель все еще дрожал, как осиновый лист.

— Говори, что сталось с моим ребенком.

— Он отдан в воспитательный дом.

— Боже! — произнесла Надея глухим голосом. — Но есть ли, по крайней мере, у вас какая-нибудь примета, по которой можно было бы узнать его?

— Я написал дневник и положил его в глиняный горшок, который зарыл около пятого дерева большой аллеи, направо от решетки… Если со мной случится какое-нибудь несчастье, а мне говорит предчувствие, что генерал убьет меня, тогда выкопайте этот горшок, прочтите рукопись, и вы все узнаете и найдете способ отыскать его. Прощайте, сударыня, прощайте!

Нишель выскочил в окно, а молодая женщина упала на колени и произнесла:

— Боже мой! Боже мой! Возьми меня под свою святую защиту! Господи! Возврати мне моего ребенка.

На другой день генерал вошел в комнату Надей и сказал ей холодно:

— Нишель уехал сегодня утром. Я послал его в Варшаву. Этот человек был скверным слугой.

Надея с ужасом посмотрела на своего отца, и в голове ее мелькнула ужасная мысль.

— Не убил ли он его? — подумала она.

Возвратимся, однако, в кабачок «Арлекин», а следовательно, и к Рокамболю.

В этот вечер посетители тетки Курносой волновались.

Почему? — спросите вы.

А потому, что мир воров составляет особый народ, который, подобно всем другим нациям, имеет свои перевороты.

Эта ночная армия, эти воины мрака, эти преторианцы порока, эти люди, отверженные обществом и питающие к нему непримиримую вражду и ненависть, поняли, однако, что дисциплина есть вещь почти первой необходимости и что армия мошенников и убийц нуждается в главе столько же, сколько и армия, защищающая священную почву отечества.

С той минуты, как бесчувственного Рокамболя принесли в кабак тетки Курносой, его репутация как известного и славного бандита утвердила за ним место начальника шайки, принадлежавшее до сего времени Пирожнику. Да и что такое Пирожник в сравнении с Рокамболем?

Едва прежний начальник клуба червонных валетов открыл глаза, как все опустошители единодушно крикнули:

— Вот тот, которому мы отныне будем слепо повиноваться. — В несколько минут Пирожник увидел себя свергнутым с пьедестала своей власти.

Красноречивый рассказ Нотариуса о чудесном бегстве Рокамболя и его товарищей после того, как он удержал роковой нож гильотины, воспламенил и наэлектризовал почти всех.

Пирожник невольно побледнел и попятился.

Но в это время в кабак Курносой вошли еще два опустошителя.

— Вы можете делать все, что вы хотите, — сказал один из них, — но что до меня касается, то я скажу только, что вы все пожалеете о Пирожнике.

— Это почему?

— Да потому, что Рокамболь стал рыжим, — ответил первый из них.

— И вы живо женитесь на вдове, — подтвердил его слова приятель.

— Ты лжешь! — вскричал Смерть Храбрых.

— Сумасшедший! — раздалось почти одновременно несколько голосов.

— Я не сумасшедший и не вру, спросите у Шивот.

— Это чистая правда, — ответила Шивот твердым и вполне уверенным тоном. — Рокамболь сошелся с рыжей.

— Ты лжешь! — вскричал опять Смерть Храбрых.

— Слово воровки!..

Этого было вполне довольно, чтобы вся толпа почти мгновенно восстала против Рокамболя.

Шивот громогласно обвинила Рокамболя в предательстве! Она рассказала тогда все, что произошло в Сен-Лазаре, то, что было с Тимолеоном, и подтверждала все свои слова такими вескими фактами, что было почти невозможно сомневаться в ее словах.

Даже сам Смерть Храбрых почувствовал себя побежденным.

Один только человек мог защитить Рокамболя — Жан-палач, мясник, но он был в отсутствии, так как начальник послал его в Париж.

Опустошители были возмущены.

— Смерть Рокамболю! — вскричали они. — Да здравствует Пирожник!

— Его нужно бросить в воду…— советовала Шивот.

— Повесить! — кричал один из опустошителей. Смерть Храбрых молчал. Он находился в неловком положении.

— Смерть Рокамболю! — кричала взволновавшаяся толпа.

Пирожник торжествовал.

Толпа уже хотела броситься наверх, когда дверь вдруг совершенно неожиданно отворилась и на пороге ее показался человек, при виде которого опустошители отступили.

Это был сам Рокамболь.

Несколько слов его было вполне достаточно, чтобы все сейчас же изменили свое мнение о нем и вскричали почти в один голос:

— Простите нас, начальник!

— Я вас прощаю, — сказал Рокамболь, — но я не хочу больше быть вашим начальником.

Толпа заволновалась.

— Я могу быть начальником, — говорил Рокамболь, — только таких людей, которые верят мне слепо и без всяких проверок моих действий.

— Мы обещаем это тебе! — заорали все. — Желаешь — мы бросим Пирожника в воду.

— Нет, этого совершенно не нужно… Но я не хочу, чтобы он был у нас в обществе.

— Долой, вон, Пирожник! — раздалось со всех сторон. Но Пирожника уже и след простыл.

Тогда Шивот подошла к Рокамболю.

— А меня, начальник, — сказала она, — вы тоже хотите прогнать?

— Прежде всего, — сказал Рокамболь, — ответь нам, где ты достала этого ребенка? — И он взял ребенка к себе на колени.

Лгать перед Рокамболем было невозможно, а потому Шивот рассказала все.

— Хорошо, — сказал он, выслушав ее, — ты останешься у нас… И берегись, если ты не сохранишь мне его!

— Да здравствует Рокамболь! — закричали почти в один голос все опустошители.

— Дети, — продолжал Рокамболь, — вы говорили сегодня об экспедиции.

— Да, — ответил Смерть Храбрых.

— Итак, господа, эта экспедиция будет через три дня, а покуда живите здесь тихо и спокойно.

Затем он приказал всем разойтись.

Через неделю после только что описанной нами сцены ночью по Сене — в направлении к Вильневу плыла большая лодка.

В ней находилось четыре человека.

Один из них, управлявший рулем, был не кто иной как Смерть Храбрых.