Странный человек Валька Сорокин - Евгений Спиридонов

А вот в телевизоре уже другое видно. Перрон вокзальный, чемоданов толкучка… «Позвольте, юноша!» — И какой-то человек Валь-Валя от вагона оттирает и по вагонным колесам молоточком стучит: тук-тук… «Цельные колеса, я проверял», — говорит Валь-Валь. Человек удивляется: верно, колеса цельные, внимательно на Валь-Валя смотрит. «У тебя, наверное, мама этим поездом уезжает, так ты не волнуйся: все в порядке у нас. А мама скоро обратно приедет». И успокаивающе молоточком помахивая и улыбаясь Валь-Валю, идет дальше: тук-тук… Ударили отправление. На перроне завертелся прощальный водоворот. «Миша! Миша! Пирожки в газете! Не сядь!.. Не сядь, говорю!», «Людка-а! Дядю, дядю целуй!» — «Какого дядю-ю?!» Смеются люди вокруг и свое кричат: «Феденька, Феденька, на сквозняке стоишь! Продует!» — «Что вы, мамаша! Вашего Феденьку в аэродинамической трубе не продуть!», «Тю, дурной!», «Я напишу, напишу тебе, Сережа! Береги его!..» Лицо у матери мокрое. Валь-Валь хмурится, отворачивается, водит пальцем по стене вагона, за которой целовались, галдели пассажиры и провожающие.

«Граждане, граждане, отправляемся!»

И водоворот вкручивался в вагоны.

Электровоз гуднул и вагон увез. И мама в вагоне уехала. «На курорт она… Заболела, — сказал потом отец. — Спи спокойно». А мать дрожала и прижималась к Валь-Валю. И Валь-Валь дрожал и прижимался к маме, прятал лицо у нее на плече… Не плакал Валь-Валь. Теперь вздрагивают рельсы, дрожит земля под сандалиями, и опять дрожит Валь-Валь, а плакать не хочет… Когда они повернулись уходить, перрон был пуст. Лишь катился за ним прощальный гудок и ветер заметал обрывки бумаги… Скучно без мамы.

Валь-Валь совсем скорость сбавил и перестал замечать, где они проходили. Очнулся: сквер, дорожки длинные и узкие, короткие и широкие, машущий прохладными лепестками фонтан… Отец шаги замедлил, а Валь-Валь к фонтану побежал.

В бассейне плавали размокшие булки и сухая тарань. «Эх ты!» — удивился Валь-Валь и руку протянул.

— Не трогай! Она плавать учится.

— А чего же она хвостом не виляет?

Мальчишка, который Валь-Валину руку остановил, задумался.

— Не все сразу, — ответил он наконец и потрогал рыбешку палочкой. — Видишь, хвост у нее уже сгибается, а раньше совсем не гнулся.

Покачиваясь на поверхности, тарань медленно проплывала вдоль бортов. «Научится!» — решил Валь-Валь и заметил еще крокодила. Крокодил посередине бассейна на большом камне притаился, сеткой дождя занавесился и злыми глазами высматривал себе жертву. А вокруг бассейна вертелись-куролесили на велосипедах малышки. Валь-Валь потихоньку обошел крокодила, подкрался сзади, бросил в него камешком…

— Ах ты!.. — визгливо закричал кто-то. — Это чей ребенок?! Вот я тебя!..

Валь-Валя сдунуло с места. В сквере засмеялись и дружно зашуршали газетами.

Отец сидел на скамейке и рисовал на земле палочки и кружочки.

— Ты паровоз рисуешь?

— Да, паровоз.

— У паровоза сверху колес нет, у него труба там.

— Помолчи.

— Я молчу. А есть по две трубы. Многосильный паровоз называется. А у верблюда… у верблюда два горба когда, он, что ли, многосильный?

— Можешь ты помолчать?

— Могу. Только ты трубу нарисуй и дым из трубы. А колесо стереть можно.

Отец затоптал паровоз ногой и на скамейку откинулся.

Отсюда фонтан похож на красивый цветок. Стебелек у него тонкий, жесткий, а бутон громадный, с лепестками пушистыми, мягкими. Как тюльпан. Машет тюльпан лепестками, земли касается, с ветром и солнцем заигрывает.

Валь-Валю скучно. Распеленал жука, разбудил его за усы… Жуколей зашевелился, начал зарядку делать… Хороший жуколей, сообразительный. Почти дрессированный. Во! На дрессированного жуколея можно собаку выменять. Большую. Зимой она будет на санках катать, а летом охотиться. С хорошей собакой ничего не страшно…

Размечтался Валь-Валь. Он теперь и не Валь-Валь вовсе, а пограничник Валентин Сергеевич Сорокин. Лежит пограничник в секрете, фуражка на нем красивая и револьвер в кобуре. Рядом секретная собака-ищейка. А шпионы через границу — ууу! — так и прут, так и прут. «Стой! — кричит пограничник Сорокин. — Стрелять буду! Стой!» Самый главный шпион хотел убежать, а пограничник Сорокин: «Дозор, за мной!» — выскочил из засады… Тут штаны за сучок зацепились. «Отпусти!» — кричит пограничник Сорокин и ногой в сучок — рраз!

— Не лягайся! — Это, оказывается, отец, а не сучок вовсе.

Сидит отец на скамейке, щурится, Валь-Валя по голове гладит. Думает о чем-то. И Валь-Валь тоже на скамейке сидит, жуколея, как револьвер, в руке держит. Никаких секретов. Тепло и свет. Песок и зелень. По дорожке женщина идет: молодая, нарядная. Рядом с ней светофор в полосатых брюках вышагивает, бубнит что-то. Женщина рассмеялась, подхватила светофора под руку.

— На маму похожа, — тихо сказал Валь-Валь и потеребил отца за рукав. — Смотри, смотри!.. И платье такое же… И туфли… Ты зачем не разговариваешь?

— Думаю.

— Про это?

— Про это.

Валь-Валь пощекотал жуколею брюшко:

— Ты не очень думай. Она понарошке сердится. Набалуешь когда. — Жуколей толкался, царапался. — Не балуй, — повысил голос Валь-Валь. — Пороть тебя некому.

— Заговариваешься! — Отец сердито портсигаром защелкал, дымом окутался. — Откуда ты взял, что это… что не всерьез она?

— А-а! — Валь-Валь засмеялся. — Она ведь мама! Посердится-посердится, потом мороженого купит. Я нарочно балуюсь, когда мороженого захочеваю… захочу. А тебе она покупает?

Отец нахмурился, щекой подергал и отвернулся. Говорить не хочет.

В аллею трое мужчин зашли, с ними девчонка с горошину. Огляделись мужчины, один Валь-Валю заговорщически подмигнул, присели на скамейку напротив. Тот, что подмигивал, из кармана бутылку вытянул, у другого вобла в руках треснула…

— Иде-ем, па-ап! — закапризничала девчонка и потянула третьего за рукав.

— Отвяжись!

Девчонка сморщилась.

— Зайчик, зайчик, поскачи! — пропел второй и постучал воблиной головой по скамейке. Воблина голова прыгала и таращилась, как испуганный зайчик.

Девчонка заинтересовалась.

— О так от, вота! — подмигнул второй девчонке, отхлебнул из бутылки и пососал «зайчика».

Девчонка заплакала. Мужчины переглянулись.

— Ничего, — сказал третий. — Ее хлебом не корми, только поплакать дай. Вся в мать.

Валь-Валь завозился, заерзал, с сожалением посмотрел на жука и пустил его на дорожку. Девчонка пальцем придержала слезинку, посмотрела на Валь-Валя, потом подкатилась к жуколею, присела и нерешительно погладила его по бархатистой спинке.

— Здорово! — крякнул третий и потыкал себя в нос воблиной шкуркой. — Ах, хороша, проклятая!

Валь-Валь отвернулся. А отец все молчал.

Светлая гребенка

А может, учительница ошиблась, сказав ему сегодня:

— Удивительный ты человек, Сорокин. Читать любишь, а книги не бережешь. Убегут они от тебя, поверь мне. Читал «Мойдодыр?»

Валька кивнул и домой убежал.

Сейчас он лежит в кровати и смотрит в папину спину.

Вот папа у Вальки, тот действительно удивительный. Его мама бросила, а он все равно учится. И работает. И Вальку воспитывает. Все говорят, что удивительный.

Вот он, папа: склонился над столом, переписывает в тонкую тетрадь толстую книгу, а настольную лампу загородил другой книгой. Все книги, книги.

— Слушай, пап! — говорит Валька. — Слушай. А что будет, если книги вдруг возьмут и убегут. Что тогда?

— Пустяки, — гудит папа. — Книги, брат, не могут убежать.

— Права не имеют, да?

— Ну, не то чтобы права, а просто не могут. Разве что понарошке.

— Нет, всерьез-всерьез! — Валька приподнимается. — Вот так: возьмут и — рраз! — и нету. Насовсем. Что тогда?

Папа карандаш положил и сказал не то Вальке, не то себе:

— Да-а, дела-а… — Он зачем-то занавеску в окне отдернул и в ночь посмотрел. — Темень, глухота…

— Это без книг, да?

— Что? Ах да!.. А теперь — спать и никаких вопросов!

Положил Валька голову на подушку, и сразу стало, как папа сказал. Темно и глухо стало, и Вальке страшно захотелось почитать. Он протянул руку за книгой, а она — скок! — подпрыгнула, взмахнула обложкой и улетела. Валька замер: вот так штука! Глаза протер, а книги нет. Валька нерешительно потянулся к другой, к третьей… Скок! Скок! Скок! Стоит Валька — и книги стоят. Валька руку протянет — прыг-скок! Потеха. Тогда Валька решил поймать папину книгу и нацелился на самую толстую, неповоротливую, в кожаном переплете. Книга насторожилась. Но и Валька теперь стал хитрый. Он чуть прикрыл глаза, будто задремал от скуки, и когда книга успокоилась, стремглав кинулся на нее. Скок! — книга исчезла.

Валька захлопнул шкаф. Через стекло было видно, как книги попрыгали на свои места и, весело перемигиваясь, смотрели на озадаченного Вальку. Он показал им язык и побежал к Борьке Гусеву. Борька — настоящий друг и живет совсем рядом. А сейчас Борька был какой-то странный.