Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны» - Джеффри Робертс

Предисловие и благодарности

Когда Мелвин Леффлер попросил меня написать книгу о Молотове для данного цикла, я как раз заканчивал одно исследование в российских архивах по советской внешней политике послесталинских времен. Я хотел выяснить: кто стал инициатором крупных изменений в международной линии СССР после смерти Сталина и, среди прочего, кто руководил усилиями Москвы по прекращению «холодной войны» и остановке процесса послевоенного разделения Европы на два соперничающих военно-политических блока. Было принято считать, что это был Георгий Маленков, новый советский премьер-министр, либо Никита Хрущев, сменивший Сталина у руля КПСС. Кое-кто даже высказывал мнение, что сторонником наиболее просвещенного и либерального курса внешней политики в послесталинские годы являлся Лаврентий Берия, глава службы безопасности.

Но эти толкования не имели смысла в свете тех свидетельств, что я обнаружил в архивах. Они четко показывали: предложения об изменениях шли из Министерства иностранных дел. Поскольку самого Молотова обычно считают сторонником жесткого курса, я поначалу думал, что мысли о нововведениях во внешней политике высказывал кто-то из сотрудников МИДа среднего уровня – именно они написали документы, которые я читал. Но, когда мой русский коллега Алексей Филитов указал мне, что мидовцы могли действовать только по указке Молотова, я прозрел. Именно Молотов стоял за изменениями в послесталинской внешней политике СССР. Так что Мел со своим заявлением о том, что я делаю крупномасштабную переоценку карьеры Молотова, оказался очень кстати. В результате и появилась данная книга, где я оспариваю устоявшийся стереотип, рисующий Молотова не более чем покорным исполнителем воли своего друга Сталина, и доказываю, какую важную и независимую роль он сыграл на международной сцене двадцатого века.

Данная работа о Молотове опирается в первую очередь на мои личные архивные исследования (все приведенные выдержки из оригинальных документов я перевел с русского языка сам, за исключением особо оговоренных случаев). За долгие годы мне довелось изучить сотни молотовских бумаг в архиве Министерства иностранных дел, и в связи с этим я хочу выразить благодарность сотрудникам этого ведомства. Важным источником стал также личный фонд Молотова, хранящийся в Российском государственном архиве социально-политической истории (в РГАСПИ хранятся документы КПСС до 1953 г.). Материалы, относящиеся к периоду после 1953 г., находятся в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ). Большая коллекция микрофильмов с документами РГАНИ середины 1950-х гг. хранится в Гарвардском университете в фонде Программы изучения «холодной войны» Марка Креймера. Я бы не сумел воспользоваться этими собраниями без поддержки различных институтов: факультета кельтской культуры и общественных наук в Колледже искусств при университете Корка, ирландского исследовательского совета по гуманитарным и общественным наукам и комиссии «Фулбрайт» в Ирландии. Я сумел провести бесценное исследование американских архивов благодаря грантам, полученным от Кеннанского университета для Современных исследований России и Президентской библиотеки Эйзенхауэра.

Я не первый ученый, занимающийся Молотовым, и мне очень помогли в работе труды других историков. Особо стоит отметить вышедшую в 2005 г. биографию покойного Дерека Уотсона о Молотове, без которой не может обойтись ни один серьезный специалист по советской истории. Еще я хочу поблагодарить Альберта Резиса за перевод неофициальных мемуаров Молотова, составленных из бесед с Феликсом Чуевым – далее я буду часто цитировать эту книгу. Когда я впервые прочитал ее, то засомневался в ее ценности: непонятно, что Молотов действительно сказал сам, а что приписал ему журналист. Но, поскольку у меня была возможность ознакомиться с личным фондом Молотова, теперь я убежден, что «Сто сорок бесед» довольно точно отражают образ мыслей нашего героя.

Я сумел представить доклад по основным направлениям моей «ревизионистской» работы на семинаре, где собрались лучшие представители научного сообщества, благодаря Норвежскому нобелевскому институту, когда в 2008 г. занимал там должность старшего научного ассистента. В институте собрана замечательная библиотека, и я очень благодарен Гейру Лундештаду и его коллегам за всю оказанную помощь. Самый интересный момент, который я узнал: оказывается, в 1948 г. Молотова выдвигали на Нобелевскую премию мира.

Профессор Джей Кэлвитт Кларк любезно согласился прочитать рукопись целиком, и я безмерно благодарен ему за подробные замечания и поправки, которые помогли значительно улучшить текст. Кроме того, большое спасибо Мелу Леффлеру и анонимному издательскому рецензенту за их тонкие комментарии и советы, благодаря которым была срочно сделана общая редактура первого варианта книги. За долгие годы работы над Молотовым я обсуждал его со многими коллегами, в их числе: Лев Безыменский, Майкл Карли, Габриэль Городецкий, Уоррен Кимбл, Дэвид Пэинтер, Кэролин Кеннеди-Пайп, Марк Крэймер, Йохен Лауфер, Сергей Листиков, Виктор Мальков, Михаил Мягков, Владимир Печатнов, Сильвио Понс, Олег Ржешевский, Джефри Уорнер, Дебора Уэлч Ларсон и Наталья Егорова. Кроме того, я хочу выразить благодарность редакторской команде издательства «Потомак» – Хилари Клэггет, Джулии Гьютин и Дону Маккеону – за столь тщательную вычитку. Если в тексте остались ошибки, то виноват в них только я.

Я не раз беседовал о Молотове с Эдуардом Марком – которому посвящена моя книга. Мы с Эдуардом познакомились благодаря H-Diplo – историческому интернет-проекту на h-net.org, специализирующемуся на международных отношениях. Изучая внешнюю политику Сталина в послевоенное время, мы сошлись на том, что ее движущим фактором была идеология, но идеология куда более сложная, гибкая и обусловленная реальными обстоятельствами, чем принято считать в тех примитивных упрощениях, что высказывали западные милитаристы и их единомышленники. Эдуард был выдающимся американским специалистом по раннему периоду «холодной войны». Он умер в 2009 г. Эдуард терпеть не мог ярлыки, но, мне кажется, наш взгляд на историю можно определить как динамический синтез его посттрадиционализма с моим постревизионизмом. И мы разделяли мнение, что ученые должны идти вслед за фактами, даже если из-за этого придется кого-то из коллег погладить против шерсти или потерять популярность в каких-то кругах.

Анонимный рецензент от издательства в равной мере хвалил и критиковал рукопись. Он спросил: «На чем основаны суждения этой книги – на реальной политике в самом общем смысле или на эпистемологическом толковании истории?» Моя философия истории проста: самое значимое – это человеческий характер, и историю меняет выбор, который делают люди. Поэтому я не считаю, что «холодная война» была неизбежной, равно как не думаю, что имело смысл тянуть ее так долго. История «холодной войны» пестрит упущенными возможностями, что позволили бы прекратить ее, включая безуспешные старания Молотова, предпринятые после смерти Сталина. Мою личную политическую позицию определить нелегко, но я отношу себя к либеральным социальным демократам, способным увидеть и хорошее, и плохое в истории советского эксперимента по построению социализма. Я не жалел, когда в 1991 г. советский строй рухнул, хотя и полагал, что переход к капитализму в России можно было бы организовать получше и не так резко. Как гражданин, я занимаю определенную этическую позицию по ряду вопросов – и готов ею поделиться, но как историк, я не считаю необходимым давать моральную оценку советскому коммунизму и его руководителям. Это было бы слишком просто. Надеюсь, эта книга будет способствовать более широкому пониманию хитросплетений и парадоксов советской истории. Жизнь и карьера Молотова явились воплощением тех противоречий.