Зал поющих кариатид - Виктор Пелевин

Он подошел к теннисной сумке, лежавшей у стены, и вынул из нее коробку дрянного серого картона – вроде тех, в которые пакуют запчасти к разным неинтересным машинам. В коробке лежали никелированный шприц-пистолет и рулон запаянных в пластик ампул.

Лена стояла близко и видела все в деталях: из-за треугольных головок ампулы напоминали формой патроны, а рулон был похож на пулеметную ленту. На ампулах не было никаких надписей, только какие-то красные черточки на боку. Внутри была жидкость чайного цвета.

– Препарат называется «Мантис-Б», – сказал майор. – Разработан еще в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году для применения в спецвойсках. Что он собой представляет, расскажет товарищ полковник.

Лена ожидала, что заговорит изможденный человек в спортивном костюме, но на «товарища полковника» неожиданно отозвался айболит. Он сложил руки на животе, прищурился и заговорил:

– Как вам уже сказали, девочки, препарат называется «Мантис-Б». «Мантис» по-гречески «пророк». Кроме того, это биологическое обозначение богомола. Слышали про такое насекомое? По-английски его называют praying mantis, «молящийся пророк» – из-за того, что он соединяет свои передние шипастые лапки в подобие сложенных перед грудью рук. Богомол – это очень интересное насекомое. Единственное, у которого вращается голова. У него множество глаз...

– Товарищ полковник, – попросил майор, – давайте о главном. А то запаримся им объяснять про животных.

– Верно. В общем, для нас важна только одна особенность этого насекомого. Богомол, ожидая добычу, может часами сохранять неподвижность. Окраской и формой он напоминает сухую веточку, поэтому к нему безбоязненно приближаются другие насекомые. Тогда-то богомол и хватает их своими шипастыми передними лапами...

Айболит схватил что-то невидимое, поднес руки ко рту и громко щелкнул зубами. Над строем пронесся нервный смешок, и Лена подумала, что добродушный вид доктора имеет такое же функциональное назначение, как сходство богомола с сухой веточкой.

– Наши специалисты, – продолжал доктор, – много лет исследовали паранормальные особенности многих животных и насекомых. В частности, мы изучали богомолов, пытаясь понять, каким образом это насекомое так долго сохраняет полную неподвижность. Вы все смотрели фильмы про японских ниндзя и понимаете, как это может пригодиться, например, сидящему в засаде снайперу или агенту спецслужб. Особенно в наши дни, когда любая охранная система включает в себя крайне чувствительные детекторы движения. В результате исследований из мозга и нервной системы богомола было выделено вещество, отвечающее за этот механизм. Это сложный белок, некое отдаленное подобие токсина, или, скорее, белка-репрессора, который представляет собой двудоменную глобулу из соединенных дисульфидным...

– Товарищ полковник, – укоризненно сказал майор.

Доктор кивнул.

– В общем, – продолжал он, – на основе этого вещества был создан препарат «Мантис-Б». Он позволяет человеку много часов сохранять полную неподвижность без негативных последствий для организма. Я подчеркиваю, речь идет о полной, каменной неподвижности.

– Они не поймут, – сказал майор. – Надо показать. Васек, иди сюда.

Мужчина в тренировочном костюме послушно подошел к майору.

– Покажи руки, – скомандовал доктор.

Васек вытянул руки перед собой. Они заметно тряслись.

– Можешь опустить.

Майор вынул из пластиковой ленты ампулу, зарядил шприц-пистолет и сказал озабоченно:

– Пригнись-ка.

Васек встал на колени. Майор поднес шприц к его затылку и нажал на спуск. Раздался пшик, и Васек сказал:

– Уй. Холодная!

– При инъекции в затылочную область действие практически мгновенное, – сказал доктор.

Васек поднялся на ноги.

– Еще раз покажи руки, – сказал доктор.

Васек повиновался. Теперь пальцы были идеально неподвижны.

Доктор подумал немного, развел его руки в стороны и поднял их вверх. Затем он наклонил его туловище, заставив оторвать от пола ногу. Васек принял такую позу, словно держал амфору, склоняясь вперед и балансируя вытянутой назад ногой. Так он и замер.

С каждой секундой у Лены росло чувство нереальности происходящего. Несмотря на очевидную неустойчивость позы, Васек стоял как каменный – его руки и поднятая нога не совершали даже мельчайших движений. Но поразительнее всего было изменение, которое произошло с его лицом. Только что Лена видела виноватую рожу алкоголика – подрагивающую, напряженную, сморщенную сразу в несколько наложенных друг на друга гримас. А теперь перед ней было лицо святого. Все его мускулы были расслаблены, оно выражало абсолютный покой и доверие, и казалось прекрасным несмотря на свою морщинистую изношенность.

– Как это... – прошептала одна из девчонок в шеренге.

Полковник в белом халате довольно улыбнулся.

– Как думаете, сколько он может так стоять? Час? Два? Ха-ха. До двух с половиной суток! И при этом будет сохранять полную ясность сознания и способность к коммуникации. Только не советую пить много воды перед сменой. Вась, как ты себя чувствуешь?

Святой открыл глаза и сказал:

– Да нормально, товарищ полковник. Только трусы режут.

Коротко стриженную блондинку звали Вера. Она жила на Профсоюзной, а Лена с Асей жили в Беляево, совсем недалеко друг от друга. Домой поехали вместе, а на «Профсоюзной» вышли и отправились гулять по улицам возле метро.

– Что-то мне это не нравится, – сказала Лена. – Я думала, будет топовое кабаре с продолжением для эксклюзивных клиентов. А тут какой-то цирк. Кариатиды.

– Знаешь, – ответила Вера, – я за такие деньги не то что кариатидой, я домкратом работать пойду. У меня отец алкоголик, я от него на ночь письменный стол к двери придвигаю. Свою квартиру надо.

– А ты что думаешь? – спросила Лена у Аси.

Ася улыбнулась своей удивительной японской улыбкой.

– Я думаю, так даже интересно, – сказала она. – Все же лучше, чем обычной проституткой.

Это прозвучало так простодушно, что все трое засмеялись.

– Слушайте, – сказала Лена, – я вот чего не пойму. Если мы на Рублевке работать будем, нас где-то там и поселят?

– Как же, жди, – ответила Вера. – Дядя Петя говорил, будут возить на автобусе.

– Каждый день?

– Нет. Будем работать в три смены по четыре человека. Двое суток работаем, четверо отдыхаем. Нас поэтому двенадцать и набрали.

– Нормально, – сказала Ася. – Получается, как проводницей в поезде. Девчат, а давайте в одну смену попросимся?

– Зачем? – спросила Вера.

– Мы живем рядом, – сказала Ася. – Можно будет договориться, чтобы автобус приезжал на «Профсоюзную». Чем к «Славянской» мотаться.

– Это мысль, – согласилась Вера. – Надо будет еще кого-нибудь найти, кто здесь живет.

– Смотрите, – сказала Лена.

Из-за угла выехал белый «стретчер» – сильно растянутый лимузин. Он был настолько длинным, что с трудом вписался в поворот, а его стекла были тонированы так густо, что ни малейшей надежды проникнуть сквозь них в чужое прайваси не оставалось. Лимузин казался разведывательным кораблем, спустившимся из счастливых заоблачных пространств на низкую орбиту, под тучи, в серый мир экономической целесообразности, эффективности и зубовного скрежета. Было понятно, что скоро разведка кончится, и корабль вернется туда, откуда прилетел. Но его вид не просто намекал на чужое преуспеяние и счастье, а еще и внушал робкую надежду: крышу украшали два скрещенных золотых кольца, похожих на локатор.

Лена провела взглядом по черным стеклам, белой эмалевой двери, опустила глаза еще ниже и увидела сверкающие никелем диски, окруженные черной резиной. Она поняла, что это есть те самые колеса любви, о которых она пела на конкурсе.

– Главное теперь не дать петухам, – пробормотала она.

– Чего? – спросила Вера.

– Нет, – сказала Лена, – это я так. Вспомнила кое-что.

Четвертой в смену попала негритянка Кима – она жила на «Академической», и согласилась встречаться с остальными на «Профсоюзной».

Кима оказалась самой образованной и умной из девчонок. Пожалуй, даже слишком умной – поговорив с ней пару раз, Лена с неудовольствием ощутила свою темноту в вопросах современной культуры: до этого она искренне считала, что художник Кулик нажил состояние, чирикая птичкой, а «Швыдкой» – не имя собственное, а бранный малоросский эпитет с гнусным антисемитским душком.

Кроме того, у Кимы была смешная манера здороваться – она била себя правым кулаком по левому плечу и говорила:

– Путен морген!

Встречаться на «Профсоюзной» было удобно, потому что черный мерседесовский микроавтобус с табличкой «Семиотические знаки» отбывал в семь утра, и ловить его где-то в центре было бы тяжко – пришлось бы слишком рано вставать.

В первую поездку все нервничали. Особенно мрачной казалась Кима.

– Чего-то у меня нехорошее предчувствие, – сказала она, когда автобус тронулся. – По-моему, мы лоханулись. Это какая-то хрень, а не серьезный проект.