Весенний подарок для девочек. Лучшие романы о любви (сборник) - Вера Иванова

Девушка слегка порозовела и смущенно улыбнулась, а Людмила Ильинична, обняв ее за плечи, торжественно продолжила:

— Элеонора Сергеевна оканчивает Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств по специализации «Режиссура театрализованных представлений и праздников», то есть всяческих массовых зрелищ, и ей нужно пройти преддипломную практику. Я предложила ей сделать это на базе нашего класса.

— Неужели она специально для нас поставит массовое зрелище? — хохотнул классный весельчак и балагур Вася Курослепов, которого в обиходе все, конечно, звали Курой. — Хорошо бы с эротическим уклоном!

9-й «Г» грянул богатырским смехом, а бедная Элеонора Сергеевна из розовой стала густо-малиновой. Людмила Ильинична, выпустив худенькие плечики бывшей ученицы, строго сказала Курослепову:

— Еще одно слово в подобном духе, и ты, Василий, будешь лишен до конца года абсолютно всех массовых зрелищ, включая дискотеки.

— Молчу-молчу! — поднял руки вверх Кура. — Без дискотек, Людмила Ильинична, я — не человек, вы же знаете! О! Заметили? — обратился он к классу, радостно сверкая серыми, чуть раскосыми глазами. — Я стихи сочинил: «Без дискотек я — не человек!» Впервые в жизни! Это только благодаря вам, Элеонора Сергеевна! — И он, вскочив со своего места, церемонно раскланялся перед вконец растерявшейся будущей режиссершей массовых зрелищ.

Девятиклассники опять дружно и с удовольствием рассмеялись.

— Элечка, не обращай на него внимания, — махнула рукой на Куру классная руководительница. — Вася, в сущности, неплохой парень, хотя и страшный балаболка. Его болтовня иногда очень утомляет, но в общем-то она довольно безобидна. Не сердись на него. Лучше расскажи ребятам, что ты хочешь им предложить.

Тоненькая и малиновая лицом Элеонора Сергеевна в молитвенном жесте сложила на груди детские ручки и сказала высоким звенящим голосом:

— Я хотела предложить вам организовать праздник для младшеклассников… — И она опять замолчала, нервно теребя застежку на курточке.

— Ты ведь уже даже придумала какой, — изо всех сил старалась помочь своей бывшей ученице Людмила Ильинична.

— Да… — выдохнула Элечка.

Она еще не знала, но все девятиклассники, не сговариваясь, уже поняли, что между собой будут называть ее только так.

— Ну! — опять подбодрила ее классная руководительница 9-го «Г».

Элечка улыбнулась ей подрагивающими губами и выпалила одним духом:

— Поскольку шестиклассники по литературе проходят мифы народов мира, то я предлагаю поставить праздник как раз на материале мифов и легенд Древней Греции.

— Чур, я буду Стимфалийской птицей! — опять выкрикнул Курослепов, снова сорвался с места и забегал взад-вперед по проходу, размахивая руками, как крыльями.

— Какая ж ты птица? — лениво возразил ему Вадим Орловский. — Ты — Стимфалийская Кура!

— А кто сказал, что курица не птица? — выкрикнул Вася, и его слова потонули в громоподобном хохоте одноклассников.

Не могла скрыть улыбки и Людмила Ильинична. Неожиданно открыто и наконец без смущения рассмеялась и Элечка.

— Ой, не могу! Насмешил! И я, честно говоря, удивлена такому глубокому знанию предмета. Стимфалийские птицы… Можно, конечно, и их включить, тем более что одна у нас уже есть, — глядя на Куру с доброй улыбкой, проговорила она.

— А у нас и свой Геракл имеется! — опять подал голос Орловский.

— Да? — доверчиво улыбнулась и ему Элечка. — И кто же?

— А вон он сидит! — Вадим показал на еле возвышавшегося над столом Кривую Ручку.

Класс опять покатился со смеху. Кривая Ручка еще более вжался в стол, а Элечка, подавившись готовой вырваться новой порцией смеха, осуждающе сказала:

— То, что вы сейчас сказали, молодой человек, вам не к лицу. Доброта вас украсила бы гораздо больше.

Орловский с кривой улыбкой отвернулся к окну, в классе установилась неприятная тишина, а Марина Митрофанова порадовалась, что достала для Кривой Ручки очень хорошие книги. Занимаясь по ним, он вполне сможет в ближайшем же будущем построить себе фигуру настоящего Геракла, и Орловский заткнется раз и навсегда и даже еще будет ему завидовать.

— Честно говоря, — нарушил всеобщее неловкое молчание Феликс Лифшиц, — эти греческие мифы уже надоели до тошноты. Все их без конца разыгрывают, будто бы больше и нечего. Мы сами в шестом классе их уже представляли. Между прочим, эта Стимфалийская птица, — он кивнул головой на Куру, — изображал кузнеца Гефеста, в материном фартуке с оборочкой и с надувным молотком. Помнишь, Васька?

— Еще бы! Я даже помню, как Леха Пороховщиков мне этот молоток гвоздем проткнул, и он у меня сдулся в самый ответственный момент.

— Вот-вот! У него молоток сдулся, а меня кто-то за поясок дернул, и мой, с позволения сказать, хитон из домашней простыни упал к ногам, когда я, будучи Купидоном, пытался пустить в кого-то стрелой из пластмассового лука ядовито-красного цвета.

— Ну… я даже не знаю… — огорчилась Элечка. — Вы можете предложить что-нибудь другое? Я, вообще-то, не против… Пожалуйста…

— А правда, ребята, что нам эти древние мифы? — подхватила мысль Феликса задушевная Маринина подруга Милка Константинова. — Давайте лучше поставим что-нибудь про любовь. Например, «Ромео и Джульетту».

— Ага! Шестиклашкам как раз только «Ромео с Джульеттой» и не хватает для полного счастья, — снисходительно заметил Константиновой Лившиц.

— Наверно, не обязательно для шестого класса, ведь так, Элеонора Сергеевна? — с надеждой спросила Милка.

— Мила! Ты немножко не поняла, что, собственно, нужно Элеоноре Сергеевне, — мягко возразила ей Людмила Ильинична. — Она постановщик не спектаклей, а театрализованных представлений, то есть массовых зрелищ.

— Ну… тогда… может быть, хотя бы без простыней? — скривив перламутровые губки, сказала Милка. — Я целиком и полностью поддерживаю Феликса: надоели уже всякие там Гефесты и Аполлоны с Афродитами.

— Может быть, вы и правы, — задумчиво проговорила Элечка. — Даже, скорее всего, правы! И я рада, что вы до этого додумались! Жаль, что не я, — и она опять улыбнулась девятиклассникам. — Я сейчас, конечно, не готова к обсуждению чего-то другого, помимо греческих мифов, но я подумаю… Спасибо вам, что не отнеслись равнодушно к моему предложению.

Как только Элечка закончила говорить, из окна на ее лицо упал яркий луч солнца, сумевший наконец пробиться сквозь сизые тучи, с утра плотным слоем обложившие небо.

— Глядите, а боги Олимпа не против того, чтобы мы их оставили в покое! — завопил дурным голосом Кура. — Весь день за окном был сплошной мрак, а тут вдруг солнышко выглянуло. Одобряет старик Зевс наше решение!

И все опять засмеялись.

Когда Элечка ушла из класса, Милка вслух спросила:

— Что-то я не очень понимаю, что же такое массовое зрелище… Если уж спектакль не массовое зрелище, то я и не знаю, что тогда массовое…

— Массовое зрелище, Константинова, это, чтоб ты знала, — открытие Олимпийских игр или, к примеру, лазерное шоу, — ответил ей Вася.

— Ну и дурак ты, Стимфалийская Кура, — снисходительно покачала головой Милка. — Какое лазерное шоу можно организовать из древнегреческих мифов? Тут что-то другое…

— Насколько я поняла Элеонору Сергеевну, — вмешалась Людмила Ильинична, — она собиралась поставить такой праздник, где вы, одетые богами, проводили бы с шестиклашками всякие викторины, игры, а заодно проиграли бы несколько отрывков из мифов.

— Да ну-у-у… — протянула Милка. — Скукота одна…

Большая часть одноклассников с ней тут же согласилась.

— Знаешь, Маришка, — огорченно заявила Милка Константинова, когда они с Митрофановой шли из школы домой, — зря все-таки эта Элечка не ставит спектакли. Так хочется Джульетту сыграть, просто ужас… У меня обязательно получилось бы! Вот слушай: «Ромео! О-о-о-о! — душераздирающе крикнула она на всю улицу. — Зачем же ты, Ромео?..» Как там дальше-то… Не помнишь?

— Не помню, — улыбнулась Марина. — А чего ты так развопилась? Она же Джульетта, а не диджей.

— Так она ж, кажется, с балкона ему кричала… Или нет?

— Она не кричала, а сама с собой разговаривала.

— Ну… это почти одно и то же! — не огорчилась Милка и взахлеб продолжила мечтать дальше: — А чтобы Ромео непременно играл бы Феликс или Вадик Орловский. Тебе кто больше нравится, Феликс или Вадик?

— Никто, — буркнула Марина.

— Ой! Ну ладно врать-то! Всем они нравятся, а ей, видите ли, не нравятся. Я тебе, Мариночка, почему-то все всегда говорю, а ты мне — ничего. Даже обидно!

— Ну и чего ты мне такого секретного сказала? Что-то я ничего не помню.

— Как это что? Я буквально минуту назад честно и откровенно призналась, что мне нравятся Орловский и Лившиц, только я никак не могу понять, кто больше. Вчера мне казалось, что Вадик, а сегодня, когда он так некрасиво выступил с Кривой Ручкой, то я подумала, что Лившиц как-то интеллигентней… Ты-то как думаешь?