Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Любовь Воронкова

В сумерки, вернувшись домой, председатель созвал собрание.

Колхозники собрались по первому зову - два раза посылать ни за кем не пришлось.

Стенька и Груня сидели на бревнышке у двери, подобрав босые ноги, им уже были известны невеселые новости, которые принес председатель.

Первой на собрание пришла тетка Настасья Звонкова, Ромашкина мать, в потертой одежонке из "чертовой кожи", с большими серыми заплатами на локтях и в платке из конской зеленой попоны.

Но и в заплатанной одежке и грубом платке Ромашкина мать была статная и красивая. Только горе проложило глубокую морщину на ее крутом лбу и тронуло сединой ее черные волосы, расчесанные на прямой пробор.

Потом пришла тетка Дарья Соколова, худенькая, рыжеватая, с набухшими веками. Держась за ее юбку, рядом шагал самый младший из ее ребятишек, трехлетний Сенька. Дарья шла, засунув руки в рукава ватника, и не поднимала глаз, словно думала какую-то непосильную думу. Она недавно получила извещение, что муж ее погиб в бою за Ржев.

Пришел легким шагом маленький старичок Митрич, пришла тетка Антонина Солонцова, Женькина мать. Горе она несла вместе со всеми: и мерзла в лесных ямах, скрываясь от врагов, и голодала, и задыхалась зимой в риге от тесноты и дыма. Но не сдалась. Улыбка так и мелькала на ее лице - в глазах, в морщинах у рта, в ямочках на щеках...

Тяжело ступая в своих новых сапогах, пришел дед Мирон. Быстрым шагом догнала его худая, смуглая, синеглазая Стенькина мать, тетка Елена...

Гурьбой, толкаясь и смеясь, собрались молодые девушки и стали в сторонке.

Не отстала и бабушка Вера. Она была всех нарядней - в черном плюшевом салопе и в большой шали с бахромой. Бабушка Вера была догадлива - успела все свое добро на себя надеть. И с тех пор так и не снимает, хоть и тепло подступило, хоть и жарко ей становится под косматой шалью...

Подождали, когда соберутся остальные колхозники. А когда все собрались, разместились на бревнышках, на чурбаках, тихонько вышла и стала сзади Грунина мать, маленькая тихая женщина в низко повязанном голубом платке.

Председатель, опершись обеими руками на свою палку, посмотрел на одного, на другого.

- Ну, что делать-то, бабы? Каждый день сейчас - золото, а мы это золото попусту теряем. Сей овес в грязь - будешь князь. А у нас поле подсыхает. Семян дали нам сортовых, шатиловских. Не загубить бы урожай...

- Копать надо, - твердо сказала тетка Настасья, - не терять время.

- Копать? Лопатами? - слегка всплеснула руками тетка Анна Цветкова, Раисина мать. - Поле - копать?

Но тут сразу подхватило несколько голосов:

- А что ж - глядеть, как поле сохнет? Весну упускать? Ждать теперь некогда! Некогда ждать!

- Да ведь сроду лопатами поле не копали...

- Не копали - значит, нужды не было. А теперь нужда подошла.

И порешили: пока дадут лошадей да пока придет трактор, копать поле под овес заступами.

ТРУДНО БЫТЬ БРИГАДИРОМ!

Невиданная, трудная это была работа. Заступов понабрали по соседним деревням и начали вскапывать поле. А поле - это не грядки на огороде, поле меряют гектарами. Копали все - и старые и молодые, и больные и здоровые. Крестьянское сердце не терпело - на дворе весна, а поле лежит не пахано!

Копали с утра до обеда. После обеда приходили снова и копали дотемна. А в обеденный перерыв выходили на поле ребятишки.

Бригадиром выбрали Груню.

Это произошло для нее неожиданно и как-то само собой.

Мать послала ее созвать ребятишек:

- Собери их, да приходите к нам в поле. Будете сорняки из земли выбирать.

Поле, подернутое сизой прошлогодней стерней, широко разлеглось по отлогому склону. Верхним краем оно взбегало к самой опушке сквозистой березовой рощи. А нижний край его извилисто и мягко припадал к берегам маленькой речушки Вельги, которая журчала и поблескивала среди невысоких зарослей ивняка.

Ребятишки вышли на опушку рощицы. Колхозники копали землю, растянувшись по полю вереницей. Они начали копать от рощицы, отступая вниз, и этот край поля уже чернел тяжелыми влажными комьями только что поднятой земли.

Работали молча. Только слышно было, как неумолчно щебечут птицы во всех кустах, как журчит внизу веселая Вельга и как шурхают заступы, взрезая землю. Время от времени то один, то другой нагибались к пласту, вытаскивали длинное волокнище пырея или хрусткий, как сахар, корень молочайника и отбрасывали в кучку.

Увидев ребятишек, женщины приостановились и, опершись на заступы, разогнули спины.

- Молодая бригада пришла! - сказала с улыбкой чернобровая тетка Антонина. - Помогать, что ли, пришли?

- Помогать, - сказала Груня и подошла поближе. - Мамка велела!

- Неужто копать?

- Ой, помощнички! Завязнете в земле - вытаскивай вас, - засмеялись женщины.

Но Грунина мать не смеялась. Пользуясь остановкой, она сняла развязавшийся платок, поправила волосы и сказала:

- Выбирайте с поля всякие репьяки да относите куда-нибудь в кучку, а потом их сжечь нужно...

Ребятишки разбрелись по полю. Женщины снова замолчали, зашурхали заступами. Только одна тетка Антонина все спрашивала:

- Эй, бригада! А кто же у вас бригадир-то? Не Трофим ли? Или Нюрка Дарьина?

- Наверно, Грунька, - сказала тетка Анна, Раисина мать, - она все их на работу наряжает.

Выбирать сорняки - работа нетрудная. Только ноги вязнут в еще сырой земле, и на них нарастают такие комья, что не повернешься. Да руки стынут от еще не прогретой земли.

Ребята перекликались и гомонили, как грачи:

- Гляди, гляди! Во - корешок! Как редька!

- А вот пыреяка тащится! Вот распустил корни-то, как сеть, - рыбу ловить можно!

Когда солнце поднялось и стало в зените, Ромашкина мать, тетка Настасья Звонкова, воткнула заступ в землю. И, вздохнув, словно свалила с плеч большую тяжесть, сказала:

- Обедать, бабы!

Тетка Настасья была бригадиром.

Заступы перестали шурхать. Копщики разогнулись.

- Ох, и работка!

- Да, работка лошадиная...

- Что ж поделаешь! Лошадиная не лошадиная, а делать надо...

А бабушка Вера опять помянула фашистов. Подбирая из-под куста свой плюшевый салоп и мохнатую шаль, она погрозила куда-то своим костлявым кулаком:

- Все равно сдохнете, проклятые! Как вы нас ни разорили, как ни поиздевались, а мы выжили! Выжили!

Ребята собрались было тоже уходить. Но Ромашка взял заступ:

- А ну-ка, дай я попробую!

Он нажал заступ ногой и вывернул пласт земли.

- Ребята, давайте тоже копать, а? - оживился Женька Солонцов и подскочил к заступу, оставленному его матерью.

Колхозники медленно пошли в гору на тропочку, а тетка Настасья задержалась - посмотреть, нет ли огрехов.

- А что ж бы вам и не покопать? - сказала тетка Настасья. - Сколько ни накопаете - все хлеб. Только без бригадира нельзя. Выбирайте бригадира. А то напортите тут, а спрашивать будет не с кого. Ну, кто у вас тут позаботливей?

Тетка Настасья, вытирая руки влажной молодой травой, оглядывала ребят своими суровыми серыми глазами.

- Пускай Груня, - крикнула Стенька, - она заботливая!

- А может, из ребят кого? Будете ли вы ее слушаться-то?

- А чего же мы не будем слушаться! - весело сказал Женька. - Вот еще!

Раиса молчала, легонько размахивая длинным путаным корневищем пырея. Маленькие пухлые губы ее самолюбиво сжались и подобрались. Сразу - Груню! А почему это именно Груню? Тут ведь и другие есть...

- Груня уже немножко привыкла, - сказала Стенька, деловито размахивая руками, - она уж нас сколько раз на работу собирала.

- Да, пусть Грунька будет, - решительно сказал Ромашка, продолжая копать. - Что там рассуждать еще!

- Тогда проголосуйте!

Ромашка воткнул заступ в землю.

- Ох, мама, ты и пристанешь же!

- Нет уж, проголосуйте! - повторила тетка Настасья. - Все голосуйте. А то потом скажете: "А я ее не выбирал!" Кто за то, чтобы Груне быть бригадиром?

Поднял руку Ромашка, опираясь другой на заступ. Поднял руку Женька, вытянув ее, будто хотел достать облако. Стенька вместе с поднятой рукой и сама вся приподнялась и шевелила пальцами от радости и нетерпения. Медленно, оглядываясь на других, поднял руку степенный Федя. И Ленька Козлик, и Трофим... Все стояли с поднятыми руками, испачканными свежей землей, среди сизого пустого поля, у которого только лишь один край чернел узкой влажной полосой. Ни на кого не глядя, все так же поджав пухлые губы, подняла руку и Раиса. Подняла и тут же опустила, словно устала держать.

- Ну, так. Теперь работайте, - сказала тетка Настасья, потуже завязывая платок. - Только уж если работать, то как следует, а не дурить. Смотри, бригадир, заботься! С тебя спрашивать буду!

И Груня ответила, глядя прямо в глаза тетке Настасье:

- Ладно. Буду заботиться.

Так вот и стала с того дня Груня бригадиром. Она очень беспокоилась. А ну как ребята покопают-покопают да и бросят - попробуй уговори их тогда! Уж очень работа тяжелая. На ладонях у всех в первый же день надулись мозоли. И в первый же день Груня и рассердилась и поссорилась с ребятами.