Блудница - Екатерина Маркова

— Ксюша, хватит, а то вместо пятна будет большая дырка. — Мария грациозным движением переместила свое тело и уселась рядом с Николаем. Его ноздри сладострастно вдохнули горьковатый пряный запах духов. От ее близости слегка закружилась голова.

— У вас там семья? — Мария почти легла грудью на свои колени и внимательно разглядывала пальцы ног с ровными лунками ногтей, покрытых ярким лаком.

— Ну что, мусик, опять недовольна своей педикюршей? — проследила взглядом Ксюша за движением Марии. — Уж пятки она тебе отполировала до блеска. Вечно к ней придираешься!

Мария вскинула лукавые глаза на Николая, отвесила легкий шлепок Ксюше.

— Тебе не кажется, что необязательно оповещать весь мир об интимных подробностях моих косметических мероприятий?

— Ох-ох, а то жена Ник Никыча никогда педикюра не делает, можно подумать! Нет, ну вы поняли, что она вас перепутала со всем миром? — нахально заявила Ксюша и, сдув соль с колена Потапова, озадаченно потрясла головой. — Пятно явно уменьшилось, но не исчезло. Будем втирать еще?

— Все, Ксюша. Уже поздно. У нас, между прочим, на столике чай стынет. Поужинаешь и спать.

Мария решительно поднялась, как бы невзначай опершись ладонью о злополучное колено Потапова.

Ксюша, видимо, была уже не прочь отступиться от надоевшей игры в выведение пятна и, махнув на прощание рукой, очутилась в коридоре. Но через секунду вернулась и с расширенными от ужаса глазами спросила:

— Мусь, а вдруг в Лавре, как в прошлый раз, выходной? Ник Никыч, вы не знаете случайно, в Лавре завтра не выходной? А то получится как в прошлый раз. А мы уже послезавтра утром выезжаем в Пушкинские Горы.

— А что было в прошлый раз? — поинтересовался Потапов, улыбнувшись, с сожалением провожая взглядом Марию.

Уже из соседнего купе раздался ее голос:

— А вот это наш секрет. Не волнуйся, Ксюша, завтра ведь воскресенье. Все будет нормально. Я ушла мыть руки. Бери полотенце и приходи.

Ксюша высунула голову в коридор и, обернувшись, возбужденно зашептала Потапову:

— И никакой не секрет! Наоборот, пусть все знают. Мама каждый раз забирает с могилки жены Пушкина, ну Натальи Николаевны Гончаровой, горсточку земли и отвозит в Михайловское, Александру Сергеевичу, и высыпает на его могилу. А от него она обратно отвозит в Лавру Наталье Николаевне немножко земли. Вот! Только маме не говорите, что я проболталась. Ну пока!

Потапов услышал, как она протопала по коридору к туалету, и, откинувшись на спину, только сейчас протолкнул застрявший в груди плотным комком воздух. Эта женщина… Он мечтал о ней, будучи еще мальчишкой, она снилась ему… и он просыпался в холодном поту от страха потерять ее. Этот образ таял в реальности оживающего дня, и он жаждал ночи, чтобы вновь заключить в ненасытные объятия эту воплощенную в обольстительную плоть муку и с рассветом снова потерять… Он ненавидел мгновения пробуждения, которые с неумолимой неизбежностью отнимали его мечту… Потом, уже став взрослым, уговорив себя, что нельзя же ему, вполне созревшему для любви юноше, ждать ускользающий мираж, он ловил себя на том, что этот вынянченный мальчишеской тоской образ не исчез — он притаился в самом укромном уголке его души, этакое попустительство жестким жизненным обстоятельствам… На самом деле Потапов, заключая в объятия очередную женщину, всегда чувствовал болезненное покалывание в области солнечного сплетения и давно расшифровал это ощущение — это его природа просила прощение за измену. Измену той, которую он сотворил сам, доверив безусловное авторство своему не дремлющему по ночам подсознанию.

Потапов был пылким страстным любовником. В любой женщине его легко возбудимая чувственная природа находила то, что волновало его и дразнило воображение. Но он сам ощущал в своей страстности своеобразную абстрактность, лишь одно из мощных проявлений жизненной энергии. Та, которой он всецело принадлежал, казалось, великодушно предоставляла ему свободу, понимая досконально все о неповинующейся греховной человеческой плоти, но по большому счету на самой потаенной глубине не допускала подмен, являя вдруг себя, якобы не существующую в реальности, голой абсолютной сутью.

Потапов мучился тем, что, овладевая женщинами, всегда оказывался победителем. И с горечью понимал, что истинным победителем в любви можно быть, только осознав себя побежденным. Сильное мужское желание отдаться, существовать в чувственном, глубинно эротическом процессе интеллектуально, чтобы самый мощный сексуальный импульс был, как мысль в диалоге с сильным партнером — ты ее формулируешь, и она возвращается обогащенной… изводило иногда до полного беспросветного уныния.

Иногда Потапов злился на себя, на свою прихотливую, виртуозно настроенную Творцом природу и ее невыполнимую задачу — искать совершенства и не находить его, обреченно понимая, что когда в руках музыканта не скрипка Страдивари, а искусно выполненная копия, то как бы он ни тщился извлечь абсолютно чистый звук — получится лишь отлично сфабрикованная подмена. Такой чистой нотой являлось то захватывающее беспредельное бесстыдство, которое в ночных появлениях его женщины звучало верхом целомудрия. Такого никогда не происходило наяву, ни с одной женщиной, которые обожали и упивались гипнотическим эротизмом и подлинной мужской силой Потапова.

Он иронизировал над собой, сравнивая себя с блестящим Паганини, играющим в кабаках и разбазаривающим Богом отпущенный талант.

На пятом курсе института его очередная пассия, сокурсница Таня Малахова, сообщила, что собирается осчастливить Потапова приближающимся отцовством. Вопрос был решен стремительно. Таня была эффектной длинноногой блондинкой, сочетающей учебу в МГИМО с работой на подиуме в Доме моделей. Девушка была хороша не только внешне — природный цепкий ум и глубокие аналитические способности импонировали интеллектуальным запросам Николая. В постели же была на редкость альтруистична, что время от времени наталкивало Потапова на мысль, что она отлично маскирует природную холодность. Но он, будучи благодарным партнером, легко принимал условия такой игры. Когда Николай и Таня писали свои дипломные работы, в соседней комнате попискивал трехмесячный Петька, которого по очереди ублажали привлеченные безвыходной ситуацией родственники…

…Взбудораженный Потапов, стараясь успокоиться, прикрыл глаза, а когда открыл их, перед ним стояла Мария. Он слабо застонал, чувствуя полную потерю сил от осознания того, что он не ошибся. Да, это она, женщина его снов, обольстительно покачивается в ритм поезду своим зазывным податливым телом.