Скандал в Хай-Чимниз - Джон Карр

Это был легкий, почти мимолетный взгляд, и все же Клайв ощутил его почти как прикосновение. Чуть смущенно он смотрел на высокую грудь под зеленой шелковой кофточкой и серый, по последней моде сшитый кринолин.

Какая женщина!

Клайв чертыхнулся про себя, как это делаете и вы, когда мысли помимо воли устремляются в нежелательном направлении.

– У меня билет в другой вагон, миссис Деймон, но я сочту за честь присоединиться к вам. Мисс Кейт и мисс Селия... тоже здесь?

– Нет, нет! – сказал Деймон. – Кейт и Селия не с нами... это хорошие девочки, – добавил он несколько загадочно. – Мы с женой выехали из Рединга утренним поездом и провели в Лондоне всего несколько часов. Вы, кажется, упомянули о какой-то телеграмме, молодой человек?

– Да, сэр. Виктор собирался отправить ее еще вчера вечером, но кончилось тем, что я послал ее сегодня утром.

Дым клубился вокруг поезда. Миссис Деймон отвела взгляд от Клайва, а выражение лица ее мужа стало почти испуганным.

– Вчера вечером вы были с Виктором? До какого времени?

– Ну, примерно с шести часов вечера до двух ночи.

– Вы уверены в этом, мистер Стрикленд? Вполне уверены?

Клайв был вполне уверен. Так он и сказал. Мэтью Деймон обернулся к жене.

– Стало быть, это была не шутка, – сказал он, – и наш гость не мог быть Виктором. Мне надо было поверить своему внутреннему голосу и обратиться к детективу.

– Ну и ну! – подумал Клайв. – Что там у них, черт возьми, происходит?

Долго задумываться над этим у него, однако, не было времени.

Звон колокола возвестил, что поезд сейчас отправится. Гортензия, горничная миссис Деймон, с грациозным реверансом выбежала из купе и направилась к вагону второго класса в конце поезда. Клайв устроился на пропахшем пылью сидении, спиной к ходу поезда. Напротив него сидели Джорджетта и Мэтью Деймон.

Проводник с флажком в руке и свистком в зубах бежал вдоль вагона, старательно закрывая двери купе. Через мгновенье прозвучал свисток.

Из вагонов третьего класса, где в окнах не было стекол, послышались испуганные восклицания и визг. Из трубы локомотива посыпались искры, вагоны окутало облако пара, колеса начали вращаться: поезд тронулся.

"Гладко отправились ", – подумал Клайв.

Он родился уже в век железных дорог. Его не смущала необходимость сидеть в закрытой, тесной клетушке купе грохочущего поезда. Тем сильнее смущали его сейчас взгляды спутников – насколько он мог различить их в полутьме.

– Мистер Стрикленд, – проговорил Деймон резким, но каким-то неуверенным голосом, – если вы ничего не имеете против, я хотел бы задать вам пару вопросов. Надеюсь, вы не будете руководствоваться ложно понятым чувством солидарности с моим сыном и не станете скрывать ничего, относящегося к нему.

– Естественно. Что мне, собственно, скрывать?

– В таком случае, молодой человек, я попрошу вас ответить на мой вопрос.

Разозлившись, Клайв выпрямился так же, как Деймон.

– Может быть, вы будете добры задать этот вопрос, мистер Деймон?

– Как вы провели с Виктором вчерашний вечер?

– Ну, тут нечего особенно рассказывать. Действительно, ничего особенного – во всяком случае, с точки зрения Клайва не было. Они вместе поужинали в клубе, причем Виктор основательно выпил. Об этом можно было спокойно рассказать: отец Виктора и сам не сторонился виски с содовой, считая выпивку достойной подражания традицией. Виктор, правда, кончив пить, возжаждал общества женщин, мягко выражаясь, сомнительного поведения. Впрочем, и в этом его заявлении тоже не было ничего необычного.

Отпустить его одного на подобную вылазку было бы чистейшим безумием. Каждый, кто осмеливался выйти за пределы освещенных газовыми лампами Риджент Серкес и Хеймаркета, особенно, если он был один да еще выпивши, рисковал потерять кошелек, а то и жизнь. Клайв и сам не был трезв, но подраться он умел и решил проводить товарища.

Рассказывать об этом старику он, разумеется, не стал.

Явившись в "Аргилл", где как раз шли танцы, Виктор и Клайв не застали там Тресса. Потом они заглянули еще в три или четыре ночных заведения, где продолжалась выпивка, а в украшенных плюшем и зеркалами залах выискивали добычу элегантные, но вызывающе ведущие себя сирены.

– Виктор, – спросил еще раз Клайв, – что случилось в Хай – Чимниз?

– Этого я тебе не могу сказать, старина.

– Но ты можешь сказать, по крайней мере, какая опасность угрожает твоим сестрам?

– Доро... дорогой друг! – заплетающимся языком пробормотал Виктор и зашелся пьяными рыданиями.

Клайв нашел кеб и отвез Виктора на его квартиру. Втащив друга в гостиную, он зажег свечу – и увидел картину.

Это был написанный масляными красками портрет девушки, висевший в тяжелой раме над камином. Девушка с высоким лбом, поблескивающими черными волосами и густыми бровями широко раскрытыми карими глазами смотрела с портрета. Она была стройна и изящна, рука, стиснутая в кулак, была прижата к груди.

В стельку пьяный Виктор сразу же повалился на диван, так что спрашивать его о чем бы то ни было не имело смысла, но из прикрепленной к раме портрета маленькой металлической таблички Клайв и так узнал то, что его интересовало: "Мисс Кейт Деймон, 1865".

Клайв и сейчас отчетливо помнил, как в свете свечи портрет, словно живой, выступал из темноты комнаты.

– Так что же, мистер Стрикленд? – настойчиво спросил Деймон.

Клайв прислушался к стуку колес. Выехав на свободное пространство за Альберт Роуд, поезд прибавил скорость и сейчас, весь трясясь и громыхая мчался вперед.

– Мне нечего особенно рассказывать, – повторил Клайв. – Мы поужинали вместе в моем клубе, а потом я проводил его домой.

– Ну-ну-ну, молодой человек! Уж не хотите ли вы сказать, что до двух часов ночи просидели в клубе?

– Я этого не говорил, – почти грубо ответил Клайв. – Позже мы еще посидели у Виктора. Курили и беседовали.

– Мой сын был пьян?

– Да. Но не лучше ли было бы задать эти вопросы самому Виктору?

– Я уже это сделал. Для того и приезжал в Лондон. Он, правда, все еще был пьян и не мог ответить ничего связного.

Клайв окончательно перестал что-нибудь понимать.

– Как бы то ни было, сэр, я все время был с ним. Если вы сомневаетесь, что я проводил его домой, то могу сказать, что видел у него портрет мисс Кейт, которого там не было еще неделю назад.

– Эту отвратительную мазню?

– Прошу прощения, но, на мой взгляд, картина нарисована прекрасно.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Работа Милле. Я, однако, имел в виду ее нравственную ценность. Мне портрет очень не понравился – потому я и разрешил Виктору забрать его. Могу добавить, что Милле намеревался отправить этот портрет на выставку в Королевской Академии под отвратительным названием "Желание".

Поезд оставил уже за собой дымный Лондон, и сквозь грязные стекла окон пробивался теперь свет осеннего дня. Клайв обратил внимание на копоть и грязь в купе, впрочем, как их могло не быть?

Мэтью Деймон сидел, выпрямившись, как струна, и перебирал пальцами свой плед. Шляпа его вздрагивала при толчках поезда.

– Знаете ли, мистер Стрикленд, – продолжал он своим низким голосом, – я обнаруживаю в Кейт какое-то... гм... беспокойство, которого, как ни странно, нет в Селии. Я часто задумываюсь: чего хочет молодежь?

Клайв не ответил, но Деймон и не ждал ответа.

– Чего хочет молодежь? Чего ей не хватает для счастья? Я не ретроград, мистер Стрикленд. Я и слова не скажу против чтения романов или, скажем, против того, чтобы кто-то посмотрел хорошую комедию – не так, как многие ханжи. Но танцев, вольных бесед, бесконтрольного общения молодых людей разного пола я не терплю и терпеть не буду.

Сжав в кулак руку, Деймон с силой ударил по спинке сиденья.

Его супруга смотрела в окно. Серый кринолин ее платья был так широк, что муж сидел в трех или четырех футах от него.

– Тебе не кажется, Мэтью, – проговорила она, – что ты придаешь этому слишком большое значение? И, в частности, тому, что случилось прошлой ночью?

– Не думаю, дорогая моя.

– Но ведь ничего дурного не произошло!

– Дурного? А что ты знаешь о нем?

В устремленном на жену взгляде Мэтью была какая-то смесь гнева, неуверенности и алчности. Джорджетта кротко посмотрела на мужа, и взгляд его смягчился.

– Ты ничего не знаешь, дорогая, о людской скверне. Вот я знаю. Всю жизнь я только ее и видел, только с нею и боролся. Думаю, что я научился различать доброе и дурное. Например, – он повернулся к Клайву, – мне кажется, мистер Стрикленд, что вы умалчиваете о том, как мой сын провел вчерашний вечер, потому, что он совершил какую-нибудь безнравственную выходку.

– Я...

– Так это или не так, мистер Стрикленд?

– Вернее было бы сказать, сэр, что хотел совершить. Он был, однако, слишком пьян, чтобы суметь что-то сделать.

– Ну, это уже звучит лучше. Вы даете мне слово джентльмена, что вчера в половине двенадцатого ночи Виктор не мог быть в Хай – Чимниз?