Золото для революции - Филипп Эльмих

– Нет, казацкое, – мотнул головой Левка.

– А Махно тоже казак?

– Махно прежде всего анархист, – рассмеялся Левка. – Если тебя интересует, как может быть связан Махно с краснодарским казачеством, то никак. Но ты погоди, если следак, а этот Васильев следак, свои пометки сделал, то все может быть связано. Известно же, что махновцы грабили всех, кого могли. У Деникина золото отобрали, было дело. Могли и золото Рады грабануть. Нам же мало что известно. Давай-ка глянем, о чем он пишет дальше.

«Долго распекал тов. Грушина за самоуправство и вред следствию. Тов. Грушин оправдывался, что не мог снести вранья, будто тов. Ленин лично вручил батьке большой золотой запас. В результате нанесен ущерб – Пищухин с сотрясением мозга, говорить не может, никого не узнает. Можно ведь было не мраморной пепельницей…»

– Ого, – воскликнул Левка, – наш Васильев еще и гуманист! Значит, ты прав: след махновский. Видишь – про батьку упомянул и про Ленина.

– А Ленин тут при чем?

– А… – Левка сдвинул брови и прошептал: – Открываю страшную тайну: вождь мирового пролетариата сначала так проникся сочувствием к Махно, что снабдил его золотом для борьбы с белогвардейцами.

– Правда, что ли? – даже растерялся я. – Ленин? Он же, вроде, Махно ненавидел? По его же приказу батьку гнали и били, пока не выкинули в Румынию…

– Это потом было, – сказал Лев. – А сначала не только не гнали и не били, а всеми способами обхаживали. У красных части были хилые, а махновские молодцы умудрялись так биться с белыми, что тем приходилось драпать. Это сейчас принято считать, что у Махно была анархическая вольница, которая только и знала, что убивать да грабить. Нет, у него армия была. И приказа Махно не исполнить – это себе смертный приговор подписать. За многое расстреливал: за грабежи, если сам не приказал, за насилие, за антисемитизм…

– Что? Он же первый евреев…

– Вот она – сила советской пропаганды! – покачал Левка головой. – Даже через пятнадцать лет суверенности пробивается. Нет, голубчик, Махно не устраивал еврейские погромы; красные – случалось; белые – тоже; а Махно – нет. Рассказывают, как-то он увидел нехороший плакат, где было про славу батьке и еврейские погромы для полного счастья. Так он что сделал? Взял, вызвал горе-художника и тут же, без объяснений… пустил в расход. А что грабили – конечно, грабили, но не по собственному желанию, а для общей кассы. Махно такие действия никаким грабежом не считал. Слово тогда было отличное – «экс», сокращение от «экспроприация». Все тогда эксами грешили: и махновцы, и красные, и эсеры, – то есть все левые. Экс – это по понятиям, а просто взял и отобрал в свой карман – бандитизм. Бандитов Махно быстро приговаривал.

– Так что, знаменитая дележка в «Свадьбе в Малиновке» – вранье? – удивился я.

– Если при самом батьке – так вранье. А когда его рядом не было и доносчиков не было, так почему бы и нет? В анархисты разный народ подавался. Одно время у Махно даже красных было полным-полно. Вот из этих-то голубчиков он многих на встречу с мертвецами отправил, и за дело – антисемитизм и разбой. Батька, какой бы он ни был, мечтал построить свое государство в Гуляйполе, первую в мире анархическую страну.

Впрочем, страной или государством этот тип народного единства можно назвать с огромной натяжкой. Батька как анархист видел в государстве только зло. Скажем, он хотел основать свободные от насилия и репрессий народные поселения. Он ведь даже с красными договор подписал на создание такого поселения.

Но, сам понимаешь: если рядом диктатура пролетариата, долго ли анархические земли могут просуществовать? Вот-вот – недолго. Как только надобность в махновцах отпала, так и накрылись вольные земли медным тазом. Такая вот, брат, история была у нас.

Но вернемся к Ленину, с которого начали. Многие считают, что был такой прискорбный факт: выделил Ильич махновцам часть золотого запаса. Надо же было хоть что-то людям платить, чтобы с голоду не умерли; оружие нужно было, тачанки опять же и так далее. А при Советах даже упоминать об этом нельзя было – сразу врагом станешь. Вот сказал этот подследственный Пищухин своему следаку про ленинское золотишко и тут же получил по голове мраморной пепельницей. Если, как ты говоришь, это уже год так 1925-й, то есть после смерти вождя мирового пролетариата, то вождь уже стал иконой, – за такое можно было и схлопотать пепельницу. Но поглядим, что там у нас дальше записано.

«Смотрел опись изъятого. Немного денег. Серебряный портсигар. Карта. Крестами отмечены Гавриловка и Старобельск, Ейск, Екатеринодар, Мариуполь, Николаев. Для связи? Поиск? Теперь, пожалуй, добьешься правды…»

– Это адреса кладов, если крестами? – вцепился я глазами в эти строчки.

– Может, адреса схронов, – согласился Левка. – А может, адреса людей, с которыми этот Пищухин должен был встретиться. Махно ведь не терял надежды отвоевать у красных то, что ему принадлежит. С той стороны посылал своих верных людей, пока не понял, что они либо оказываются у чекистов, либо просто пытаются золотишко для себя раздобыть. В конце концов ему надоело заниматься чепухой, перестал посылать лазутчиков. А в первые годы после вынужденной эмиграции махновцы возвращались тайком. У всех была печальная судьба. Но ты на список посмотри. Странный какой-то список…

– Почему? – удивился я. – Все ведь на юге.

– На юге-то на юге, но часть населенных пунктов – Краснодарский край. Не, думаю, это были адреса, к кому с весточкой прийти, а не схроны. Разве что махновцам удалось отбить золото Рады и припрятать – не все, конечно, потому что в разных направлениях эти подводы уходили, а какую-то часть. Тем более вполне может быть, что некоторые золотые подводы двинулись из-под Екатеринодара в западном, крымском направлении. А тут мог и Махно… Поглядим-ка, что нам товарищ Васильев имеет сообщить.

«Пищухин умер. Тов. Грушин вне себя от ярости. Приказал доставить сестру Пищухина Татьяну Шерсткову. Женщина ничего не знает, только плачет и просит проститься с детьми. Допрашивал лично. Пустой номер. Клянется, что о приезде брата узнала от следствия. Провели обыск. Пусто. О действиях тов. Грушина сообщил тов. Семененко. Возвращаюсь домой».

Несколько следующих строк не смог расшифровать даже Лева. Там были какие-то расчеты.

Зато ниже обнаружился вполне читаемый текст:

«Срочное сообщение из Гавриловки. Взят Василий Рябых. Копал в пойме. Клянется, что не он первый. Будто бы крестьяне находили царские червонцы. Население упорно молчит. Велел привезти Рябых для дачи показаний.

Маленький мужик, заикается, инвалид. В противозаконной деятельности замечен не был. Вопросы понимает плохо. Говорит, что это после контузии. Бедняк. Пояснил, что на поиски пошел после сна. Видел, что у самой воды нашел таган с золотом. На мой вопрос, чьим золотом, говорит: „Сам, что ли, не знаешь? Тут только одно золото“. Впрочем, в деревне там все считают, что золото есть и спрятано оно батькой.

Провел разведку на местности. Опросил население. Шесть мест.

У излучины.

Под дубом.

Под валуном.

За последним домом.

Затоплено в реке.

Схоронено в поле.

Водили на каждое место. Объясняли, что золото заколдованное и батька якобы договорился с чертями, которым продал душу, они золото и берегут.

Редкостная чушь и невежество».

– Да, – рассмеялся Левка, – эту Гавриловку хорошо тогда трясли. Не один Васильев считал, что если Махно что-то и спрятал, так именно там. Знаешь, – добавил он, – видимо, наш Васильев так и будет нас водить в поисках клада, так что сначала нужно восстановить дороги Нестора Махно, то есть где он был, что делал, когда это имело место быть, а уж потом читать тетрадки дальше. Иначе точно запутаемся.

Батька Махно

Нестор Иванович Махно родился в Гуляйполе в октябре 1888 года (потом эта дата была переписана на 1889 год). По одной легенде, сложившейся вокруг этого человека, когда младенца понесли крестить, ряса на попе, совершавшем обряд, вдруг загорелась. Таким образом будто бы был дан знак, что ребенок – от сатаны и будет разбойником. На самом деле если такое событие и имело место, то батюшка наверняка случайно подпалил одежду от свечки, поскольку был не слишком трезв. Но, скорее всего, это просто легенда.

Семья Махно была очень и очень бедной. Кроме самого Нестора в ней было четверо детей – все мальчики. Отец Махно умер в очень молодом возрасте, так что мать осталась одна с малолетними детьми на руках. Ясно, что нищета была чудовищная. Нестору приходилось с самых ранних лет зарабатывать на жизнь. Он и стада пас, и в мастерской подрабатывал; учился урывками, хотя оказался способным учеником. В это время он сильно увлекся катанием на коньках и едва от своего увлечения не погиб.

«Когда наступила зима и замерзла река, – вспоминал он потом, будучи в эмиграции, – под влиянием нескольких друзей, вместо того чтобы идти в школу, я стал убегать с уроков кататься на коньках. Это новое занятие настолько меня захватило, что целыми неделями я пропускал школу. Мать, конечно, ничего об этом не знала. Она по-прежнему думала, что утром, взяв книжки, я ухожу в школу, а вечером она считала, что я возвращаюсь из школы. На самом деле я ходил только на реку. Наигравшись и накатавшись до самого вечера с сотней таких же шалопаев, я возвращался домой с отменным аппетитом. Эти уроки катанья отменно продолжались до середины поста, когда все это вдруг кончилось. Мельчайшие подробности этого дня остались навсегда в моей памяти.