Запах ночи - Евгений Перепечаев

Сергей вскочил и стал искать глазами брезентовый плащ, но тот словно испарился. Легкая досада не испортила ему настроение, и он стал собираться в отель. «Die Liebe ist ein wildes Tier, Sie atmet dich, sie sucht nach dir»[8], -  откуда-то взялось в его голове. Тилль тебя сегодня, похоже, не оставит. Ну и хорошо – не самая плохая компания. Вальтеру он тебе помог вставить, поможет и еще.

   Сергей вошел в отель и остановился у стойки, за ней стояла незнакомая девушка, чем-то похожая на Настасью Кински в молодости: темно-русые волосы, густые брови, неуловимая грация дикого животного.

- Hallo! Wie geht’s?[9]

Еще не научили прыгать в кольцо.

- Привет. Вы новенькая?

- Да, я тут полдня работаю.

- Учитесь?

- В Гумбольдте.

- А что изучаете?

- Современное искусство.

- Скажите еще, что Вам нравится Энди Уорхол.

- Нравится.

- Мы с ним земляки.

- Вы американец?

- We're all living in Amerika.[10] Его звали Андрей Варгола. Я живу в Киеве. Знаете, где это?

- Конечно, сейчас это все знают. Но я не знала, что Уорхол – украинец. А Вам он нравится?

- Да, особенно его бананы.

- Вам нравятся бананы?

- Совсем не нравятся. Но что-то в них есть… символическое.

- Так Вы – фрейдист? – спросила девушка с улыбкой.

- Да, и юнгианец, кантианец и ницшеанец. А еще я люблю Патрика Зюскинда и Тилля Линдеманна.

- Хороший коктейль. А зонтик сверху?

- Небо над Берлином.

- Мой любимый фильм! Представляете, он вышел на экраны 17 мая 87 года, как раз когда я родилась. И с тех пор я все думаю вместе с Вимом Вендерсом: «Может наша жизнь под солнцем - это всего лишь сон?» Так Вы тоже… немножко поэт?

- Да… Но работаю в банке.

- Вы здесь в командировке?

- Да, сегодня я хорошо поработал и сейчас страшно хочу в душ. Вы мне не поможете?

- В дуууше?!

- Чтобы до него добраться, мне нужен ключ. От номера. 416. Дадите?

- Вы меня поймали!

- Уже? А я еще даже не доставал сеть.

   Сергей поставил локти на стойку. Почему с некоторыми людьми так легко говорить… Почему у тебя так легко на душе.

   Девушка нашла ключи и положила перед Сергеем.

- Какой-то у Вас парфюм знакомый. Не могу вспомнить название.

   Сергей наклонил нос к воротнику куртки.

- Может это пахнет моя куртка? Запах Аризонской пустыни ночью, моторного масла и...

- Нееет! А куртка у Вас классная! Знаете, сколько такая стоит!

- Понятия не имею.

   Они одновременно рассмеялись.

- Послушайте…, - Сергей наклонился вперед, чтобы прочитать имя девушки на бейдже, приколотом над ее левой грудью, -  …Николь. Так Вас зовут Николь?

- Да. А Вас?

- Извините, я не представился. Дик. Дайвер.

- Да нууу!!! Я читала «Ночь нежна»!

- Вот, не поймал. Меня зовут Сергей. Я хотел Вас попросить мне помочь…

- Опять? – спросила девушка с лукавой улыбкой.

- Да нет, я серьезно. Вы не могли бы узнать, можно ли где-нибудь взять на прокат мотоцикл, но чтобы его доставили сюда, а потом здесь же забрали.

- Вам нужен мотоцикл? Вы куда-то едете?

- Собственно, мне нужен не просто любой мотоцикл. Мне нужен  «Harley-Davidson» на пару часов, покататься по вечернему Берлину.

- Хорошо, я узнаю. Если это возможно – на который час заказывать?

   Сергей посмотрел на часы.

- Часов на шесть. Так я пошел в душ?

- Я Вам позвоню.

   «Я бы многое отдал, чтобы мне так говорили каждый день», - думал Сергей, поднимаясь в лифте. В номере он сел на кровать, стянул сапоги, разделся и пошел, наконец, в душ - смыть с себя запах денег.  Под упругими струями воды  в голове у него звучали дикие ритмы гитары Пауля Ландерса и всплывали фразы из разных песен, адреналин бурлил в крови – он был готов.

   «Du riechst so gut»[11], - пел он вместе с Тиллем прицепившийся припевчик, пшикая на себя eau de Cologne из нового флакона, когда зазвенел телефон.

- Алло.

- Я нашла Вам мотоцикл, его могут доставить и забрать, только…

- Только что, Николь?

- У них нет почасовой аренды – нужно заплатить за целый день.

- Я-то думал… Да бог с ним. Один день – одна ночь – что это может изменить. Мерси боку, мадмуазель.

- Вы опять шутите?

- Вовсе нет. У Вас французское имя. И фройляйн Николь мне как-то… не звучит.

- Если Вы спуститесь после шести – бумаги и ключи будут у моего сменщика. Я включу арендную плату в Ваш общий счет.

- Ок, спасибо, я Ваш должник.

- Рада была Вам помочь.

- Это Вы по инструкции так должны говорить?

- Нет… я действительно хотела Вам помочь. Ведь… в душе Вам пришлось управляться самому.

   Сергей набрал воздуха для ответа, еще не придумал его, а в трубке уже был отбой. Он прямо видел, как она хихикает у себя на рецепции – мяч в сетке, счет изменился, – но не чувствовал себя проигравшим: сама игра, этот словесный теннис, доставляла ему удовольствие, легкое, как лопающиеся пузырьки шампанского, щекочущие нос, когда поднимаешь бокал к лицу.

   Сергей походил по номеру, помял в руках сапоги, оделся и без десяти шесть спустился на рецепцию. Николь подала  бумаги на мотоцикл, ему показалось, что в уголках ее глаз затаилось озорное любопытство: ну что, продолжим, или дыхалка села.

- Так Вы заканчиваете работу. И что потом?

- Поеду домой.

- А где Вы живете, если не секрет.

- В Панкове.

- Так Вы Ossi [12].

- Ну да.

- А Оззи Осборн – не Ваш родственник?

- Нееет, это для глупых девчонок с проколотыми бровями.

- А давайте я Вас подброшу домой, - выдал он вдруг.

- На «Харлее»?!

- Ковра-самолета у меня нет. Покажете мне, как проехать к Рейхстагу – никогда не видел его вечером.

   У Николь сделалось лицо маленькой девочки, которой на улице незнакомец предложил конфету: так хочется, хоть умри, но мама не велела.

- Ich weiß, tief in dir drin, bist Du eigentlich auch'n Rocker[13].

- Вы знаете Удо Линденберга!!! – с восторженным удивлением воскликнула Николь.

- Все мы вышли из… одного лагеря. И Вы тоже. «Девушка из Восточного Берлина». Поедем?

- Хорошо, - быстро сказала девушка, - я выйду через пять минут.

- Я покурю на улице.

   Сергей забрал бумаги и ключ от мотоцикла, вышел и закурил. Неизвестно когда успел пройти легкий дождик, и воздух был наполнен запахами мокрой пыли, свежей зелени, огней, безграничных возможностей; был вечер пятницы в центре Европы. Послать, что ли, Вальтеру смску, что я его люблю.

   Открылась дверь отеля и выпустила Николь – она была уже в джинсах и черной лайковой куртке, на ногах было что-то на высоченных каблуках.

- Это Вы так на работу ездите? Ноги не устают?

- Нет, - она замялась, - они у меня стоят в отеле, знаете… вдруг пригодятся.

   Ее лицо было обращено к нему, совершенно открыто, на нем читалось почти детское доверие с легкой примесью смущения и ожидаемого удовольствия.

   Они дошли до стоянки, Сергей показал документы и прошел за шлагбаум. Он увидел «Харлей» сразу – Буцефал ждал его, нетерпеливо роя землю копытом. Он был прекрасен: бока лоснились, мощь угадывалась в нем с первого взгляда, он обещал своему хозяину служить ему верой и правдой и довезти его хоть до Индии. Сергей легко оседлал его, вставил ключ, рыкнул газом и выехал со стоянки. Возле девушки он затормозил:

- Sonderzug nach Pankow[14] подан. Только сегодня. Только для Вас.

   Николь тихонько взвизгнула, села сзади и обхватила Сергея за талию, они поехали. Мотоцикл свернул на Bismarckstraße и по улице 17 Июля въехал в зеленый массив Tiergarten. Они доехали до площади Большой Звезды, посреди которой высилась Siegessäule - Колонна Победы.

- Помните ангелов Вима Вендерса? Они живут здесь! – прокричала  Николь в ухо Сергея.

 Дыхание девушки запуталось в изгибах его ушной раковины, и ему захотелось повернуть голову и так же прокричать ей в ухо «да», но он вовремя передумал: «Харлей», конечно, умное животное, но смотреть лучше вперед. Он повернул руль влево, на Ebertstraße, и перед ним летающей тарелкой стал подниматься светящийся стеклянный купол Рейхстага. По этой дороге ездил Гитлер, твой дед пропал без вести в сорок пятом, а ты на блестящем американском звере везешь немецкую девчонку с французским именем, она похожа на Настасью Кински, но это не кино; и вот уже Бранденбургские ворота, Восточный Берлин, Парижская площадь, Unter den Linden… как изменился мир. А люди. Люди не меняются. Они все так же хотят есть, любить и не хотят умирать. Хотят солнца, весны и немного тепла… просто немного тепла… которое чувствуешь сквозь грубую кожу куртки, ощущаешь шеей и ухом, от которого по тебе разливается огонь, а ты не ангел Вима Вендерса, ты просто живой, но не железный, как твой конь, и ты… слышишь запах… цветущих лип… или какой-то другой. И этот Das Parfum волнует тебя больше, чем запах ладана – старого грешника, стоящего на коленях перед алтарем, вымаливающего прощение за свои грехи. Прости меня, Господи, я грешен. Покаявшийся будет прощен, сын мой. И сможет начать опять? Gott weiß ich will kein Engel sein.[15]