ЗАКОН СНАЙПЕРА - Дмитрий Силлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важнее было понять, о чем это Странник так беспокоился.
Полость, грубо вырезанную в его каблуке, заполнял прямоугольник из тусклого серого металла. Я подцепил его ножом и вытащил наружу.
Прямоугольник был очень тяжелым для своего размера. Теперь понятно, почему хозяин ботинка при жизни слегка прихрамывал. Поди потаскай такую штуку изо дня в день.
Я посмотрел на свои напрочь убитые ботинки, сравнил их с ботинками Странника, после чего недолго думая приколотил подошву на старое место и переобулся. Страннику ботинки все равно больше не понадобятся.
Размер подошел идеально, словно те ботинки на меня шили. Вот и ладно. Куртка Странника тоже пришлась кстати — у меня кроме футболки с короткими рукавами вообще ничего не было. Еще я вытащил из кобуры пистолет и переложил его в карман куртки. Теперь можно. Особенно после того, как сам хозяин озвучил завещание.
Так. Теперь надо найти Директора. Хотя нет. Странник просил сначала отрезать ему голову. С чего бы это?
Через мгновение я понял с чего.
Глаза Странника открылись. Но это были уже не его глаза. Расширенные зрачки словно две черные опухоли расползлись по глазным яблокам, разрывая ткани белка и превращая их в кровавое месиво.
Странник медленно поднял голову. По его небритой щеке цепляясь за волоски скатилась кровавая слеза. А искалеченная рука уже неуверенно, но настойчиво рылась в кобуре, отыскивая оружие, которое теперь лежало в кармане моей драной куртки.
У Странника был очень хороший нож. Я взял ожившего мертвеца за волосы и, казалось, только успел приставить лезвие к его горлу. Дальше все произошло само. Клинок словно живой шевельнулся в руке и я от неожиданности чуть не выронил голову, отделенную от туловища практически без каких-либо усилий с моей стороны.
Обезглавленное туловище дернулось раз-другой и затихло, как и положено покойнику. Я точно знал, что мертвому человеку не положено двигаться, а уж стрелять — тем более. Однако сейчас меня одолевали сильные сомнения.
Сомневался я, катясь в траве словно веретено. А надо мной свистели пули.
Трое Охотников с аккуратными дырками во лбах бестолково ворочали головами и стреляли во все стороны, порой попадая в стоящих рядом товарищей. Разрывная пуля разнесла в щепки цевье автомата одного из них и тот глухо заворчал, в недоумении разглядывая свои пустые руки и тряся хвостиком на затылке, слепленным из волос, крови и свежих мозгов.
Ожившие Охотники были менее опасны, чем живые, но все-же автоматы в их руках оставалось оружием, предназначенным для убийства. И попадать под разрывную пулю в мои планы не входило. Как бы тогда я выполнил последнюю просьбу Странника?
Я шлепнулся в какую-то канаву и пополз вперед. Беспорядочная стрельба одиночными осталась сначала справа, потом сзади. Тогда я не таясь поднялся в полный рост и побежал, сжимая в руке нож Странника.
Охотники продолжали палить по тому месту, куда упал Странник одновременно приближаясь к нему рваной походкой паралитиков. Я знал, что они не услышат меня за грохотом выстрелов, поэтому спокойно подошел к крайнему слева и одним движением отсек ему голову.
Некоторое время Охотник продолжал идти вперед, потом мешком повалился в траву. С остальными я управился точно так же. У Странника был отличный нож. Не зря Сидорович предлагал за него хорошую цену.
У Охотников ножи были не в пример хуже, поэтому они меня не заинтересовали. Из двух целых автоматов я выбрал тот, что поновее. Также я собрал все магазины из подсумков. Я точно знал — для того, чтобы автомат плевался смертью, его надо кормить цилиндрами с острой головой.
В карманах мертвецов было много всякой непонятной дряни — пачки с бумажными палочками, набитыми трухой, конверты с резиновыми кольцами, раскатывающимися в непрочные мешочки, разноцветные бумажки с нарисованной на ней отрезанной головой…
Бумажки мне понравились. Они были разноцветными и приятно шуршали в руках. Я сунул их в карман. Потом подумал — и полностью переоделся в камуфляж, оставив себе только ботинки и куртку Странника. Верхняя одежда обезглавленных трупов была поновее ношеной куртки, но уж больно сильно залита кровью. Еще я забрал у Охотников консервы, колбасу, хлеб и фляги с водой. Мне показалось странным, что я точно знаю, что делать с оружием, колбасой и флягами и в то же время совершенно не представляю для чего нужны остальные предметы. Которые, судя по всему, тоже были необходимы мертвецам когда они были живыми.
Обо всем этом я думал пока ел. Когда еды осталось примерно половина а я почувствовал, что она меня больше не интересует, я сложил оставшиеся консервы и объедки в мешок и направился к деревне. После еды мне очень захотелось спать, но спать в открытом поле опасно. В нескольких шагах от меня на отрезанную голову Охотника приземлилась большая черная птица и деловито выклевала глаз из глазницы. Мне показалось, что голова дернулась от боли. Но наверно я ошибся. Скорее всего, её просто толкнула птица.
Я подумал, что птица может принять меня по ошибке за труп и, решив не рисковать, направился к деревне.
Селение было сильно разрушено временем и взрывами. Некоторые дома обветшали сами собой и вросли в землю до слепых окон с разбитыми осколками стекол в рамах. Другие разметали то ли гранаты, то ли снаряды, оставив на месте человеческих жилищ лишь посеченные осколками кирпичные печи.
Подойдя ближе я увидел, что уцелевшие бревенчатые стены словно ходами жуков-древоточцев сплошь изъедены пулевыми отверстиями. В этом месте воевали часто и увлеченно.
Однако сейчас вокруг было тихо. Спать хотелось нестерпимо. Я уже спотыкался на ходу и готов был, бросив прямо на землю рюкзак и автомат, упасть рядом с ними и заснуть прямо на месте. Но я все-таки заставил себя найти более-менее сохранившийся одноэтажный дом и войти внутрь.
Внутри дома было очень много мусора, но я расчистил себе свободное местечко, вышвырнув в окно дочиста обглоданные кем-то остатки человеческого скелета, лежащие на ржавом пулемете. Пулемет отправился вслед за хозяином.
Распинав ногами по углам пустые консервные банки, гильзы и кучки засохшего дерьма, я свернулся калачиком прямо на полу и мгновенно уснул.
* * *— Вот он, тот козел, который завалил Странника и троих Охотников, упокой их Зона.
— Точно, он самый. Дрыхнет, сука, и никуда себе не дует. Стреляй, чего ждешь?
— Да пули на него жалко.
Слова прозвучали прямо над моей головой. А потом в ней взорвался сноп кровавых искр.
Меня крутануло по полу, словно тряпку. Глаза не успели открыться, но одна моя рука словно существо, живущее отдельно от меня уже шарила по полу в поисках автомата, а другая выдернула из-за пазухи пистолет Странника.
— Хоронись, Моздырь, у него ствол!
Жаль, что я не успел открыть глаза. Да и трудно это было сделать спросонья, особенно после удара в лицо чем-то тяжелым, скорее всего, армейским ботинком. Я выстрелил на звук, но в следующее мгновение меня сильно долбанули по руке. Как раз в эту секунду я наконец разлепил глаза. И в них плотно запечатлелась картинка — крупный мужик в спортивном костюме и зеленой армейской бандане с кровавой бороздой на щеке от моей пули, целящийся в меня из двустволки и занесенная надо мной подошва кирзового сапога.
Потом картинка схлопнулась одновременно со вторым ударом ногой в лицо.
— Мочи козла!
На меня обрушилось еще несколько ощутимых ударов. Один из них опять пришелся в лицо и перед глазами у меня заплясали красные круги. Наверно, меня били бы дольше, но со стороны дверного проема, давно лишенного двери, прозвучал решительный голос:
— А-атставить мочить козла!
— С какого хрена, Майор, он же…
— Я сказал а-атставить! По закону «Долга». Точка.
Больше меня не били. Две пары ног отошли в сторону и ко мне приблизилась третья.
Послышался звук отвинчиваемой крышки армейской фляги и мне на лицо пролилась струйка жидкости.
Я фыркнул и закашлялся — вода попала в гортань. Кашель отозвался болью в ребрах, но я точно знал, что ничего не сломано. Только синяки останутся. Те двое не умели бить лежачего по настоящему — с напряженной стопой и зафиксированным коленом.
И снова я удивился глубине своих познаний, о которых до этого не подозревал. Определенно у меня была прошлая жизнь о которой я ничего не помнил! Теперь помимо выполнения воли умирающего Странника у меня появилась вторая задача — выяснить кто я и кем был до того, как все забыл.
— Кто ты?
Это я бы и сам хотел узнать. Но говорить было пока трудно. Я знал, как произносятся слова, но, думаю, я давно их не говорил. Поэтому я просто разлепил склеенные кровью глаза и помотал головой.
— Не помнишь?
— Нет, — выдавил я из себя. Надо было учиться говорить заново.