Сомнительная полночь - Эдмунд Купер

* * *

Эппинг... белый и неподвижный. Не было больше летящих листьев, только снег лежал на деревьях... И тот же бесконечный караван продовольственных грузовиков, ползущих в камеры глубокого замораживания, как тяжелые, толстые щуки.

- Камера "Ж" заполнена и закрыта, мистер Маркхэм.

- Отлично. Сколько грузов осталось?

- Девять, сэр.

- Отправьте в камеру "К".

- Камера "Н" закрыта, мистер Маркхэм.

- Сколько осталось?

- Три.

- Отправьте в камеру "К".

- Камера "И" заполнена и закрыта, сэр.

- Отправьте остаток в "К".

Эппинг - по-прежнему как рождественская открытка, прекрасный как страна мечты, если бы еще не было этих рычащих грузовиков. Осталось заполнить только одну камеру и работа закончена. Грузовики уедут, и останется только призрак и группа обслуживания. Лес забудет о том, что в него вторглись, вгрызлись, забудет и простит. Его изгнанники вернутся и вновь обретут потерянный дом. Сперва прилетят птицы, потом появятся кролики, белки, лисы, крысы, горностаи, кроты, барсуки. Безмолвные дети природы.

Эппинг и Рождество. Вечерний пир. На крошечном дереве в гостиной сверкают стеклянные шары и цветные огоньки. Отблески света пляшут по стенам и мебели. Отдаленный шум Лондона, которому нет места в мире семьи.

Малыш Джонни возится с игрушечным электрическим поездом, Сара - с игрушечным медвежонком, который в два раза больше, чем она сама. Кэйти открывает пакет с первым в ее жизни меховым пальто.

- Я хочу, чтобы он тащил десять грузовиков с грузом, - говорит малыш Джонни. - А ты будешь охранять.

Сара выкрикивала: "Тедди - медведь, папа - медведь; Тедди - медведь, папа - медведь".

Кэйти, рисуясь: "Простите меня, герцогиня, но это меховое пальто принадлежит мне".

И хором:

О, привезите всю еду

Скорее в Эшшнг-Форест,

Чтоб заморозить ее тут

И сохранить подольше

Сюда сухое молоко,

И мясо, и изюм,

В коробки упакуем все.

(Коробок - миллион.)

В глубоких камерах из льда

Все сохранится навсегда!

Счастливого Рождества, Кэйти, малыш Джонни, Сара! Счастливого Рождества, Лондон, Москва, Вашингтон! Мир Земле, мир всем людям. Придите же к мировому согласию...

Человек на каталке начал петь: "О, принесите всю еду..." Вдруг он замолк, открыл глаза, уставился на белые фигуры, стоящие вокруг него, и закричал. Потом он опять плотно закрыл глаза, повернулся на бок и медленно, преодолевая боль, подтянул колени к подбородку. Последний сон был самым плохим. Последний сон был последней реальностью. Все остальное было иллюзией, порожденной мозгом, который искал спасение и никак не мог найти.

Январь, Эппинг. Дождь, морось, снег. И опять дождь. Небо надвигается на верхушки деревьев, как сползающий саван.

- Камера "К", мистер Маркхэм. Неполадки с автоматикой. Что-то с сервообменом.

- Черт, - сказал призрак. - Пошлите кого-нибудь вниз. Пошлите Мартина.

- Мистер Мартин ушел домой, сэр. У него ангина.

- Тогда я иду сам...

Вниз, в туннель. Шаги отдавались эхом, шаги призрака. Вниз, вниз, под землю, призрак, закутанный, как эскимос. Через первый люк. Вниз по металлической лестнице, пятнадцать ступеней. Открыл второй люк. Снова вниз. Мимо приборной панели и в камеру "К".

Мороз. Везде мороз. Ганс Андерсен - Дворец Снежной Королевы. Контейнеры с пищей стояли аккуратными, замороженными рядами, поднимаясь под потолок. Ничего, кроме ледяного безмолвия. Пол покрылся плотным слоем голубого льда. Какого черта! Кто сказал, что сервообмен не в порядке? Все работает прекрасно. Камера "К" останется замороженной на тысячи лет. Замороженная собственным теплом. Великий мороз, который поддерживают двигатели, приводимые в движение экстракцией тепла. Вечное движение. Если только температура биллионов кубических ярдов почвы не уравняется - чего не произойдет никогда. Наука - волшебная вещь!

Призрак прошел по проходам камеры "К", вслушиваясь в морозное безмолвие, разглядывая тщательно сложенные горы еды.

Неожиданно по полу пробежала дрожь. Лед застонал, хрустнул и раскололся. Контейнеры прыгали, как сумасшедшие, падали и скользили по вздыбленному полу. Призрака тоже опрокинуло, и он покатился куда-то, как сбитая кегля. Зловещий рокот заполнил камеру "К", отражаясь от стен, потолка, кусков льда; все крутом тряслось и вибрировало.

Шум нарастал и нарастал, потом земля будто раскололась надвое от колоссального количества освобожденной энергии. И вдруг стало тихо. Безумная пляска контейнеров прекратилась. Однако тишина и неподвижность были невыносимы еще больше, чем вся предшествующая вакханалия.

Землетрясение! Призрак скользил по полу, натыкался на контейнеры и пытался убедить себя, что это землетрясение. Старое, доброе землетрясение как бы это было хорошо. Господи! Только бы не другое.

Панель управления была погребена под грудой контейнеров, вероятно, весом не меньше чем в сотню тонн. Он остолбенело смотрел на беспорядочную гору, потом вспомнил о телефоне экстренной связи и начал карабкаться к нему по грудам замороженной пищи. На то, чтобы добраться до маленькой ниши, ушло много времени. Слишком много. Ужасный холод пробрался сквозь одежду и начал охватывать его тело. Он снял перчатки, подул на онемевшие пальцы и тупо уставился на крошечные кристаллики льда. Потом он все же открыл дверцу изолированного шкафа, снял трубку и вскрикнул - в трубке была тишина.

Он тряс телефон, пинал его, колотил по нему. Тишина. Он кричал что-то в отчаянном желании заставить телефон работать. Наконец швырнул его и разрыдался.

Только не паниковать! Надо думать о Кэйти и детях. Он пробрался к горе контейнеров, которые завалили приборную панель, и начал разбирать их, сознавая, что времени все равно не хватит. Руки уже онемели, пальцы отказывались двигаться, ноги подгибались. Думать о Кэйти, малыше Джонни и Саре! Он заставил себя встать, шатаясь подошел к следующему разбитому контейнеру, упал да так и остался лежать.

Слишком холодно, чтобы думать. Слишком холодно, чтобы сожалеть или надеяться. Слишком холодно для чего бы то ни было - его охватило чувство покоя и умиротворения. Дворец Снежной Королевы. Конец путешествия...

"Джон, война будет?" - милая, далекая Кэйти!

"Наверное, время года подходящее, - сказал призрак. - Всему свое время, вроде как для футбола или крикета".

Он начал молиться. А холод неумолимо пробирался внутрь, все быстрее и быстрее, и, не закончив молитвы, он закрыл глаза и спокойно уснул. Никаких снов, ничего. Только Кэйти в полосатой блузке, с документами в руках.

"Вы видели "Комиссара и...""

Пустота. Совсем ничего.

Человек, лежащий на каталке, проснулся и оглядел комнату; он осознал, что находится уже не в камере "К". Все-таки они вытащили его. Очень хотелось домой.