Брак под короной - Светлана Бестужева-Лада

Если мы и владели какими-то государственными тайнами, то все они уже давно проданы нашим начальством за валюту кому следует. Что же касается коммерции или там финансовой деятельности, которая могла бы привлечь к нам интересы конкурентов или криминала, то мы ею отродясь не занимались, жили на зарплату и какие-то мизерные приработки. И вообще самая дорогая вещь в нашем доме – это Элси, не считая меня, конечно. За все остальное и ста долларов не дадут.

Другое дело – моя подруга. Муж – банкир, может представлять какой-то интерес для конкурентов или рэкетиров. Во всяком случае, криминальными сюжетами о людях его профессии переполнены все средства массовой информации. Оно и понятно – большие деньги, большой профессиональный риск. Я, правда, почти точно знала, что с криминальными элементами этот банк не связан, но стартовый капитал для его открытия был собран некоторыми действиями на самой грани закона. То есть тогда, когда законы еще не догнали реальную действительность.

Да и сама Ася, переводчик высочайшего класса, зарабатывает за месяц больше, чем мы с мужем – за год. Но и в этом случае вопрос о прослушивании квартиры был достаточно дурацким. У нас банкиров просто отстреливают, не тратясь на всякие технические прибамбасы, вроде «жучков» в торшере.

Хотя, возможно, Ася именно потому и примчалась сюда, что в собственной квартире не чувствовала себя в безопасности. Тогда – милости прошу, чем могу – обязательно помогу. Но шпионские страсти меня не касаются ни с какой стороны, равно как и организованная преступность или контрабанда.

Примерно так я все и изложила, но Ася пропустила это мимо ушей. В том числе и мою вопиющую бестактность относительно возможного конца ее супруга.

– Ладно, это к делу отношения не имеет, – отмахнулась она. – Скажи, ты можешь освободиться на работе на неделю? Совсем туда не ходить?

Вопрос, конечно, интересный. При нынешней ситуации я могла не появляться в институте месяцами – никто бы и ухом не повел. Все, кто мог, уже сбежали на более хлебные места, оставшиеся занимались чем угодно, только не научной работой, и где угодно, только не на рабочем месте.

Впрочем, у нас и в застойные-то времена надо было присутствовать два дня в неделю: попасть на работу в Академию Наук было заветной мечтой каждого бездельника. Удивительно, что при таком их количестве советская наука все-таки развивалась, причем неплохо. А если подумать, какой скачок мог произойти, если бы количество сотрудников этого почтенного заведения переросло в качество… Даже представить себе невозможно!

Как невозможно представить человеку со стороны, что представляет из себя защита так называемой «кандидатской диссертации». А тут, право, есть над чем призадуматься или… посмеяться. Но об этом – как-нибудь в другой раз, поскольку описание этой процедуры тянет, как минимум, на два тома мелким шрифтом.

Скажу только, что испытания, через которые проходит жаждущий «остепениться» человек – изощренно-бессмысленны. Это такой ритуал, в котором главное – скрупулезно соблюдать все правила игры. Главное – найти тему диссертации, влиятельного руководителя и учреждение, где есть Ученый совет. И написать ровно столько страниц текста на академическом жаргоне, сколько положено – ни больше и не меньше, хотя читать ваш опус скорее всего никто и не будет. Потому, что содержание вашей диссертации никого (кроме вас) не интересует.

Если диссертацию, особенно кандидатскую, допустили к защите, считайте, что на 99,9% все в порядке. Единственное, что требуется – вести себя уверенно и спокойно (но не нагло!). Главное, чтобы ученый совет не проснулся. Для этого нужно говорить глухо, монотонно и неразборчиво.

Понимаю, что тут же возникает естественный вопрос: если диссертацию никто не читает, а на защите – никто не слушает, то на кой черт все эти регламентированные мучения? И что они дают для науки? Отвечу: наука тут обычно не при чем, дело в привилегиях.

Когда-то это было, во-первых, ощутимой прибавке к жалованию, причем практически пожизненной. Во-вторых, отпуск продлевался до 36 рабочих дней у кандидата и до 48 у доктора наук. В-третьих, появлялся один шанс из 100 тысяч стать впоследствии, академиком. В денежно-вещевую лотерею люди играют с куда меньшими шансами. Как говорится в научном фольклоре: «Ученым можешь ты не быть, но кандидатом стать обязан».

Мы с мужем оба были кандидатами наук, что давало нам право довольно свободно манипулировать своим временем. Особенно мне – океанология все-таки наука прикладная, а не гуманитарная, и уйти в кино с экспедиции в Тихом Океане довольно проблематично. Для меня таких трудностей просто не существовало. Но что, интересно, задумала Аська? Зачем ей понадобилось знать о моем рабочем графике?

– Наверное, смогу, – осторожно ответила я. – А зачем?

– Съездишь в Париж, – деловито сказала Ася, как будто предлагала мне в ближайший выходной смотаться в Малаховку на толкучку.

– Почему не в Рио-де-Жанейро? – съязвила я. – При моих заработках мне все равно хватит только на такси до Шереметьева.

– Потому что путевка у меня в Париж.

Вывести подругу из равновесия мне никогда не удавалось. Так что все мои язвительные комментарии я делала исключительно для собственного удовольствия. Тем более, я все еще не понимала смысла Асиного предложения и вообще, как сказала бы нынешняя молодежь, «не срубила фишку».

– Ну и поезжай, если купила, – пожала я плечами. – Или я тебе там понадобилась в качестве переводчика? Так во Франции, по-моему, английский понимают не хуже, чем у нас.

– Сама я ехать не могу. Мне за эту неделю нужно исчезнуть со всех глаз долой и кое-что сделать. В том числе, и за границей. Раздвоится же я, как ты понимаешь, не могу.

– Дорогая моя, но я же ничего в твоих делах не смыслю, – пожала я плечами. – Неужели у тебя нет нормального помощника?

– Такого, которому я полностью доверяю – нет, – отрезала Ася. – Да в данном случае он и не нужен. В Париже с делом справится кто угодно, лишь бы долетел благополучно туда и обратно. Между прочим, я тебе не из дома звонила, а из одного кафе по дороге. Наш телефон прослушивают однозначно, мобильным пользоваться тем более опасно. Да у тебя его и нет, кстати.

Приехали! Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок… Кажется, мания преследования характерна именно для этого душевного заболевания. Где-то у меня был записан телефон знакомого психиатра. Надо бы найти, все-таки ближайшая подруга…

– Ты бы объяснила все толком, – почти жалобно попросила я. – Если сумеешь, конечно.

– Попробую, только, это вообще очень сложное и запутанное дело, в подробности которого тебе вдаваться нет никакого смысла. А в Париже мне нужно кое-что передать одному человеку и кое-что получить у него в обмен. Здесь на эти… документы тоже есть охотники, но они не знают, где я их храню. Но догадываются, что вот-вот останутся с носом. Поэтому если они хоть что-то заподозрят, меня в лучшем случае просто похитят. Или, может быть, убьют. Поэтому поедешь ты и передашь документы.

– А ты?

– А займусь своими собственными делами, только в твоем обличии, и когда ты вернешься, все уже будет нормально. Пусть эти бандиты друг друга перережут от досады!

– Прямо Чейз! – восхитилась я. – Хоть собственный детектив пиши. Не знаю, как бандиты, а я уже, считай, в шоке. Есть только одно маленькое «но»: у меня, понимаешь ли, заграничный паспорт просроченный. Делала его шесть лет назад в надежде на какие-то чудеса, но… так и не сложилось.

– Неважно. Полетишь по моим документам. А свой паспорт дай мне, я его обновлю без особой волокиты.

Я онемела от изумления. В нашей паре буйство фантазии всегда было моим коньком. Ася специализировалась на трезвой рассудительности и хладнокровии.

– Я все продумала, – невозмутимо продолжила она. – Некоторое сходство у нас с тобой есть, только ты шатенка, а я – блондинка, но обе носим дымчатые очки и примерно одного роста и телосложения…

– Честно говоря, не вижу между нами особого сходства. Хотя бы цвет волос…

– Не проблема, есть парики, ты станешь блондинкой, а я – шатенкой. Немножко грима, конечно, но я помогу, ты же от меня в аэропорт поедешь. А они пусть думают, что я улетела. И руки у меня будут развязаны.

– А если меня тормознут на контроле из-за некоторого несходства фотографии и личности?

– Да туристические группы вообще пропускают почти автоматически, даже без особого досмотра.

– А если досмотрят?

– Не глупи, я же не предлагаю тебе везти контрабанду. Передашь письмо одному человеку в Париже. И все остальное время будешь наслаждаться жизнью. На халяву. Ты можешь сама купить такой тур?

Разумеется, не могу. А великое слово «халява» вообще действует на наших граждан (а следовательно – и на меня) совершенно волшебным образом. На халяву можно взять абсолютно ненужную вещь и совершить самый бессмысленный поступок. А уж смотаться в Париж – город моих грез! – надо быть полной идиоткой, чтобы отказаться от такой возможности.