Месть памяти. Почему Путин победил «декабристов Болотной»? - Эрлих

Верит ли сам Путин в эту концепцию патриотизма? Нет оснований считать, что он неискренен в стремлении заставить западных лидеров считаться с ним в качестве бессменного руководителя могучей державы. Но согласитесь, что подобная любовь к родине, приводящая к почти полной остановке кадровых лифтов, не способствует модернизации российского общества.

Несмотря на двенадцатилетний прилив нефтедолларов, наша страна так и не создала предпосылок для технологического прорыва, оставаясь в унизительном положении сырьевого придатка. О том, что развитие российской экономики не соответствует статусу великой державы можно судить по размерам ВВП на душу населения. В 2011 году Россия занимала по этому показателю 69 место в мире, уступая многим бывшим собратьям по концлагерю социализма и прежним республикам-сестрам Эстонии и Литве[11].

Не слишком амбициозная, по сравнению с хрущевским призывом: «Перегоним Америку!», — задача «за 15 лет догнать по уровню ВВП на душу населения Португалию», которую Путин поставил накануне первого срока своего правления, скорее всего не будет решена к 2014 году[12]. ВВП России на душу населения по итогам 2011 года составил $16 700, а Португалии — $23 200[13].

Мы видим, что имидж Путина-патриота опирается не столько на унизительное для великой державы реальное экономическое положение России в современном мире, сколько на заржавленную ядерную кнопку и обоснованный «историческими» примерами образ противостояния чужеродному Западу.

В этой связи мастера кремлевского пиара неслучайно приурочили финальную предвыборную речь своего кандидата в президенты к исторической дате Дня защитника отечества 23 февраля 2012 года. Неслучайно включили в ее текст упоминание двухсотлетнего юбилея Отечественной войны 1812 года. Неслучайно цитировались строки из шедевра Лермонтова «Бородино». Неслучайно заключительными, т.е. несущими главную смысловую нагрузку, были слова, позаимствованные из выступления Сталина 7 ноября 1941 года на Красной площади перед войсками, отправлявшимися на фронт: «Победа будет за нами»[14].

Благодаря нагнетанию исторических ассоциаций предвыборная кампания была приравнена к войне. Оппоненты Путина отождествлены с чужеземными захватчиками, подобравшимися под предводительством Наполеона и Гитлера к священному сердцу России. Царские и советские ветераны Отечественных войн становились, таким образом, святыми предшественниками специалиста по изобличению пятой колонны инфернального Запада.

Немаловажно, что у Лермонтова умереть под Москвой своих подчиненных призывал «слуга царю», сраженный булатом в борьбе с иноплеменным нашествием. Повторяя предсмертные слова, которые завещал солдатам «полковник наш», наш полковник КГБ, не только отождествлялся с его жертвенным подвигом. Путин также предлагал дорогим россиянам отдавать ему голоса с той же самоотверженностью, с какой герои Бородина отдавали свои жизни за царя-батюшку. Этот метафорический сдвиг в синтагме «отдавать голос» придавал рутинной процедуре голосования священный смысл героического самопожертвования и, несомненно, способствовал мобилизации электората власти. На этом виртуозном примере следует учиться методам эффективной работы с исторической памятью.

Бои за историю

Мы видим, что через «примеры» истории в общественное сознание успешно внедряется тезис о том, что благодетельные изменения могут исходить только от правительства. Любые движения «снизу» — дело рук либо разведки конкретного геополитического противника, либо всемогущего масонского интернационала.

Почему конспирологическая идея овладела российскими массами?

Разумеется, что кремлевские технологи пишут свои сценарии не с чистого листа. Они опираются на традицию исторической памяти нации, успешно эксплуатируя архаический страх перед потусторонним монголо-татарским, польским, шведским, французским, германским чужаком, закрепленный «импринтингом» сталинской шпиономании.

Не следует забывать и провал «западнических» настроений советских людей конца 80-х — начала 90-х годов. За несколько лет ельцинских «реформ» они преобразовались в стойкое недоверие к США и их союзникам. И дело не только в том, что переход на западные модели экономической и политической жизни не мог быть безболезненным. Следует согласиться с либеральным историком Н.Е. Копосовым в том, что Запад не оказал реальной помощи российским реформам, в том числе и под «влиянием сил, не заинтересованных в сильной демократической России»[15].

Но ограничиваясь констатацией данных фактов, мы тем самым отказываем русскому народу в праве на перемену своей судьбы. Стоит напомнить, что одна из главных ценностей христианства — это свобода выбора между добром и злом. Разве Россия не христианская страна? Или следует согласиться со старым-новым президентом РФ, как-то заявившим, что восточному православию восточный же ислам (в переводе с арабского — покорность) ближе, чем западное католичество?[16]

Необходимо признать, что отказ от демократических процедур, сопровождающихся ротацией политических кадров путем открытой конкуренции, делает нашу страну неконкурентоспособной в геополитическом соревновании. Бессменность выборных руководителей государственных структур всех уровней — от президента страны до заведующего кафедрой — одна из основных причин общественного застоя. Отказываться от эффективных западных политических технологий «назло» Западу фактически означает содействовать планам американских «ястребов» по ослаблению одного из главных конкурентов США. Поддавшись на эту стратагему, Россия потеряла драгоценное время. Если наша страна хочет стать действительно великой, она не может позволить себе и дальше столь бездарно тратить этот невосполнимый ресурс.

Поэтому не стоит объяснять мировоззренческую победу режима исключительно объективными факторами: историческим наследием и неизбежными происками геополитических соперников. С точки зрения подзабытой с перестроечных времен активной жизненной позиции следует выделить вторую причину формирования у наших граждан неконкурентоспособной модели мира: правительственная концепция победила, потому что у нее не было реальных соперников. Надо признать, что историческое сообщество, в рядах которого много оппонентов нынешнего режима, своим «борисгодуновским» молчанием фактически выразило согласие со спецоперацией по переформатированию исторической памяти.

Сразу скажу, что дело не только в трусости мыслящего тростника, кормящегося из госбюджета. Среди моих друзей и знакомых есть и мужественные люди, которые, в частности, не боялись публично выступать против экономических интересов высокопоставленного функционера режима, что, согласитесь, гораздо опасней, чем идейная критика Путина. Они и другие неробкие историки либеральных взглядов молчат в силу интеллигентских предрассудков. Эрудированные профессора мнят себя аристократами духа, которым не пристало вступать в полемику с невежественными историками в штатском. Ученые коллеги страдают манией величия, согласно которой все обязаны читать их труднодоступные монографии или статьи в ведомственных журналах, где все описано, так «как оно в сущности было» (Л. фон Ранке). А кто не прочел, тот — дурак. Обитателям башни из слоновьей кости почему-то не приходит в голову, что все их познания о новых открытиях естественных наук почерпнуты не из монографий, а из популярных статей, опубликованных в изданиях «общего пользования».

Физики шутят? А вот историки не намерены шутить. Вспоминаются слова про «все глупости на свете», которые делаются с серьезным выражением лица.

Безграмотность докторов конспирологических наук вовсе не означает, что настоящие ученые должны высокомерно игнорировать их паранаучные открытия: «Это хуже, чем преступление, это — ошибка». Высоколобые должны отдавать отчет, что брезгливое молчание — является не просто пассивным соучастием во лжи, но нанесением прямого ущерба дальнейшему развитию «чистой» науки. Напрасно надеяться, что при нынешних манипуляциях с исторической памятью удастся сохранить стандарты научных исследований хотя бы в научных малотиражках. Репрессивное давление исторического мифа на историческую науку возможно даже без прямого администрирования. Но с учетом российских традиций можно быть уверенным, что после того, как идея всемирного заговора зарубежных разведок окончательно овладеет чиновными массами, административный ресурс также будет задействован в «противодействии попыткамфальсификации истории в ущерб интересам России». Башня из слоновой кости не устоит перед взрывчаткой конспирологического мифа.

Для современного русского историка «бои за историю» теряют антикварный смысл, вкладываемый одним из основоположников школы «Анналов». Битва за историческую память одновременно означает и борьбу за свое право на свободное научное творчество и сражение за гражданские свободы сограждан. Лозунг: «За вашу и нашу свободу!» — для историка актуален, как никогда. Исследователь прошлого принесет больше пользы свободолюбивым соотечественникам, если посмеет выйти на площадь, оставаясь за письменным столом. И это отнюдь не трусливая отговорка для неучастия в разрешенных митингах. Для того чтобы публично выступить под своим именем против циничных «криэйтеров» правительственного мифа русской истории необходимо набраться мужества. Профессионализм и гражданская доблесть в отечественной исторической науке опять представляют нерасторжимое единство. И нам следует исполнять свой профессиональный долг.