Тенистый лес - Мэтт Хейг

Их не было и тогда, когда их норвежский дядя Хенрик… Впрочем, случай с дядей Хенриком оставался весьма загадочным.

В отличие от всех остальных смертей, Сэмюэлю и Марте никогда не рассказывали о том, как умер дядя Хенрик. Если честно, о том, как он жил, им тоже почти ничего не было известно.

Итак, дядя Хенрик был из Норвегии. Из той страны, откуда была родом и Лив, мама Сэмюэля и Марты. Из той страны, где они никогда не бывали. У их мамы была сестра-близняшка по имени Ида. Лив и Ида выросли в городке под названием Фредрикстад недалеко от столицы Норвегии, Осло. Когда им было двадцать, умерла их давно овдовевшая мать. На следующий год Лив переехала в Англию, чтобы учиться в университете, и там встретила своего будущего мужа Питера. В том же году в Норвегии Ида влюбилась в прыгуна на лыжах с трамплина по имени Хенрик.

Сэмюэль и Марта знали о тете Иде и дяде Хенрике очень немногое. Но одно им было известно точно: тетя Ида была очень хорошей метательницей копья, лучшей во всей Норвегии, и участвовала в Олимпийских играх в Москве. Сэмюэлю это всегда казалось поразительным фактом — то, что его кровная родственница участвовала в Олимпийских играх, — и это вдохновляло его на усиленные старания в дни спортивных состязаний. Но после того как он едва не насадил на копье своего тренера, он понял, что, возможно, не будет следовать по стопам своей тети.

Когда бы Сэмюэль с Мартой ни спрашивали про тетю Иду, они всегда получали от мамы один и тот же ответ: «Она добрая и замечательная женщина».

Так почему же они никогда не видели эту очень добрую и замечательную женщину?

Хороший вопрос. И Сэмюэль с Мартой задавали его неоднократно — около сотни раз каждый — но так ни разу и не поучили удовлетворительного ответа.

Вот три из тех не-очень-удовлетворительных ответов, которые они получали:

1) «Ваша тетя Ида боится кораблей и самолетов, поэтому она никогда не выезжает из Норвегии. И никаких больше вопросов, у меня болит голова».

2) «Мы не можем себе позволить путешествие в Норвегию, потому что это очень дорогая страна, а мы не печатаем деньги. И никаких больше вопросов, у меня болит голова».

3) «В Норвегии очень холодно. Я уверена, что вы предпочтете поехать в какую-нибудь теплую страну с хорошими пляжами. И никаких больше вопросов, у меня правда раскалывается голова».

Вот как обстояли дела.

По крайней мере, так обстояли дела до тех пор, пока не прошло шесть дней после смерти их мамы и папы. В этот день пришло письмо, которое Сэмюэлю вручила миссис Финч, добрая пожилая соседка, присматривавшая за ними.

Сэмюэль взглянул на почерк, но не узнал его. Петельки в буквах «д», «у» и «з» напомнили ему о том, как писала его мама, но у мамы почерк был более неразборчивым.

Он вскрыл конверт и нашел там два билета на самолет и письмо, которое он начал читать.

Ида Кронг

1846

Флом

Норвегия

Дорогие Сэмюэль и Марта, я сестра вашей мамы и, насколько мне известно, единственная ваша живая родственница. Мне невероятно жаль, что впервые я вам пишу при таких ужасных обстоятельствах. Но вы должны знать: вы не одни. Вам не придется жить в детском доме или скитаться по свету, как посылка, которую никто не хочет открывать.

Будучи вашей ближайшей родственницей, я приглашаю вас обоих приехать и жить у меня в Норвегии. Для этого я вкладываю в письмо два билета на самолет.

Я не знаю, что ваша мама рассказывала вам обо мне. Возможно, вы осведомлены о том, что мы никогда не виделись и разве что обменивались открытками на Рождество с тех самых пор, как родились вы. Мне жаль, что мы не общались друг с другом чаще, потому что ваша мама была доброй и замечательной женщиной.

Я живу неподалеку от чудесной деревушки под названием Флом. По сравнению с Ноттингемом она, конечно, покажется вам маленькой и не слишком интересной, но у нас есть фьорд и горы со снеговыми шапками. Кроме того, у меня есть собака по имени Ибсен. Ибсен — элкхаунд (это норвежская порода). Он будет очень рад возможности обнюхать новых знакомых!

В ближайшей деревне есть школа. Она небольшая, там учится всего двенадцать детей, и я уверена, что она вам прекрасно подойдет. Я уже поговорила с директором, и вы сможете туда поступить (это правильное слово?) в течение двух недель.

Что касается меня… Ну, у меня есть определенные правила, которым вы должны будете следовать. Эти правила нельзя нарушать, потому что придуманы они недаром.

В Норвегии есть старая поговорка: «Жизнь без правил — все равно что напиток без чашки!»

Что хорошего в напитке без чашки?

В любом случае, я уверена, что мы прекрасно поладим, и с нетерпением ожидаю нашей с вами встречи.

Ах, мы так счастливо с вами заживем — вот увидите!

Любящая вас тетя,

ДЕВОЧКА-ДАНЕТКА

Тетя Ида ждала их в аэропорту, держа в руках кусок картона с надписью:

Сэмюэль + Марта

Привет, я тетя Ида

Сэмюэль заметил надпись.

— Вон она.

Марта повернула голову и увидела высокую худую женщину с седеющими волосами, затянутыми в пучок. Женщина, одетая в длиннейшее оранжевое пальто и длинный полосатый шарф, улыбалась, глядя прямо на нее.

Марта вслед за братом пробралась сквозь толпу и попыталась улыбнуться в ответ, но у нее ничего не получилось. Она утратила способность улыбаться семь дней назад. В тот же день, когда она перестала говорить.

Что касается Сэмюэля, то он не улыбнулся потому, что ему не понравилось, как выглядит тетя Ида. Она определенно не была похожа на человека, когда-то участвовавшего в Олимпийских играх. Она выглядела худой и строгой, и у нее была странная одежда. Ему не понравился ни ее дурацкий длинный шарф, ни ее дурацкие ботильоны с закругленными носами, ни ее огромное оранжевое пальто. Также ему не понравились ее красные щеки, ее длинная шея и ее странные покатые плечи, из-за которых она была похожа на бутылку из-под вина.

Когда они подошли к ней, она распахнула объятия.

— Сэмюэль, — сказала она, все еще широко улыбаясь. — Марта.

Она обняла их обоих вместе, прижав их лица одно к другому. Сэмюэль не мог не заметить, что ее руки, хотя и были худыми, оказались очень сильными. Жесткие волоски на ее подбородке и верхней губе кололи его щеку.

— Ах, бедные дети, — сказала она, до последнего не разжимая объятий. А потом прошептала что-то на норвежском — что-то, чего ни Сэмюэль, ни Марта не поняли. Но похоже, что это что-то значило очень многое, потому что, когда она выпрямилась, в ее глазах блестели слезы.

Она всмотрелась в их лица в поисках того, чего там не было.

— Боже мой, боже мой, — сказала она. — Нам стоит пойти в отдел потерянного багажа и спросить, не фидели ли там улыбок двоих детей.

— Мне двенадцать, — раздраженно сказал Сэмюэль. — А Марте десять. Необязательно разговаривать с нами как с детьми.

У тети Иды был такой вид, словно она собиралась отчитать Сэмюэля, но потом передумала.

— Хорошо, — произнесла она, кивнув на тележку с багажом, которую толкал Сэмюэль. — Я фозьму твою сумку, хорошо, мистер Мне Двенадцать?

— Я сам справлюсь, — ответил Сэмюэль, покрепче сжав металлическую ручку тележки. Честно говоря, справлялся он не очень-то хорошо, потому что ему досталась тележка с расшатанным колесиком, но он изо всех сил старался не показать, как ему тяжело.

— Очень хорошо. Тогда дафайте пойдем к машине, ладно?

Тетя Ида говорила с легким акцентом, словно она позабыла давно знакомые слова. Вместо «в» она говорила «ф», что показалось бы Сэмюэлю довольно забавным, если бы он не был так раздражен тем, что они в Норвегии.

— Она выглядит по-дурацки, — прошептал Сэмюэль Марте, следуя за тетей через зал аэропорта.

Марта бросила взгляд на брата. «Нет, не по-дурацки, — подумала она (но она была слишком грустна, чтобы произнести это вслух). — Она выглядит мило. У нее мамины глаза и мамина улыбка, и она такая дружелюбная».

— Посмотри на ее одежду, — продолжал Сэмюэль. — Посмотри на ее дурацкий шарф. И эти ботинки. И зачем она надела это странное огромное пальто? Она, наверное, потратила целый час, чтобы застегнуть его доверху.

Тетя Ида обернулась:

— Прости? Ты что-то сказал?

— Э-э, я просто говорил, что мне нравится ваша одежда, — ответил он.

— Ох, — сказала тетя Ида. — Спасибо большое.

Дети проследовали за тетей через дверь, на которой висела табличка со словами: «Утанг — выход», и вышли наружу, в холодный воздух. Сэмюэль внезапно осознал, что шарф и пальто тети Иды были не такой уж глупостью.

— Я ненавижу эту страну, — сказал Сэмюэль своей сестре. — Я провел здесь пять секунд и уже знаю, что ненавижу ее.

Его слова затерялись в порывах ветра, пока они шагали по дорожке к потрепанной белой машине, одиноко стоявшей в дальнем углу парковки.