Власть книжного червя. Том 4 (ЛП) - Kazuki Miya

— Фуу…

После того, как к нему пристали на конференции эрцгерцогов, Сильвестр сумел отбиться от Ауба Аренсбаха с помощью всевозможных отговорок. Ведь кроме Лампрехта, были и другие дворяне, которые хотели жениться на девушках из Аренсбаха, но с таким небольшим количеством дворян в настоящее время, ни один эрцгерцог не мог позволить своим дворянкам перебираться в другие герцогства вместо того, чтобы рожать обильных маной детей для своего родного герцогства. Эренфест был также слабее Аренсбаха, поэтому, как бы Сильвестр ни хотел, чтобы эти двое были вместе, он не мог позволить себе потерять сильного высшего дворянина, позволив ему жениться и войти в род жены в другом герцогстве, как он после этого сможет продолжать отказывать другим дворянам в подобной ситуации?

— Ожидается, что в этом году на конференции эрцгерцогов его снова будут донимать по этому поводу, — продолжал Фердинанд, — так что после поступления в Королевскую академию тебе нужно будет узнать как можно больше о нынешнем состоянии герцогства Аренсбах и проводимой им политике.

— Ха… Что ж, я сделаю все, что смогу.

Явное отсутствие интереса у Розмайн побудило Фердинанда недовольно потереть лоб.

— Ты слышала хоть слово из того, что я только что тебе сказал?

— Да, слышала, но поскольку брак Лампрехта по политическим причинам гарантированно не состоится, меня гораздо больше интересует, что произошло между Бригиттой и Дамуэлем.

— Ты больше заинтересована в браке между твоими рыцарями-стражи, чем в браке твоего собственного брата…?

— Совершенно верно. Я провела с ними гораздо больше времени, чем с Лампрехтом.

Фердинанд резко выдохнул, услышав её неожиданный ответ. Она проявила такую преданность Вилфриду и Шарлотте, что он предположил, будто она дорожит всеми, кто по закону ныне был её семьей, но, как оказалось, её привязанность к кому-то определялась не кровными узами или формальностями законов, а количеством времени, которое она проводила с ними. Он впервые осознал, что она четко различает тех, кто был её семьей, и тех, кто не был, чего он никак не ожидал от девочки, которая относилась ко всем с таким вниманием и заботой, что её семья, казалось, разрасталась с каждым днем.

— Фердинанд, что случилось с Дамуэлем и Бригиттой?

— Мне жаль тебя разочаровывать, но они не поженились.

— Почему?! — воскликнула Розмайн, её глаза расширились от потрясения. — Разве они не любили друг друга?! Здесь же не вовлечена политика и отношения между герцогствами…

Фердинанд тоже был удивлен — не потому, что брак не удался, а потому, что она искренне верила, что есть шанс, что это действительно произойдет.

— Их надежды и мечты просто не совпали. Здесь ничего нельзя было сделать.

— Взаимной любви недостаточно, чтобы все закончилось хорошо, да…?

— Есть бесчисленное множество вещей, которые зависят от внешних обстоятельств, не так ли? Ты, конечно, понимаешь это, поскольку уже однажды в прошлой жизни достигла совершеннолетия.

— Я много читала об этом в книгах, но… на самом деле я никогда не встречала пару, у которой не сложилось бы все хорошо после того, как выяснилось, что они питают чувства друг к другу.

Этого было достаточно, чтобы Фердинанд понял, что мир, из которого пришла Розмайн, был лишь не более, чем поверхностно похож на его собственный. Похоже, между мирами было много существенных различий, и он мог догадаться, что среди них было и то, как люди воспринимали брак.

— Было два возможных пути, которые они могли бы пройти, чтобы сделать их брак реальностью: Бригитта, младшая сестра землевладельца из средней знати, могла ступить на ступень ниже в ранжировании дворян и жить в квартале знати; другой — Дамуэль, второй сын из рода низших дворян, через брак мог стать средним дворянином.

— А в чем проблема с тем, что Дэмуэль стал бы средним дворянином? Ведь это явно лучше, чем то положение, в котором он находится, — небрежно сказала Розмайн, что показало, как мало она знает о дворянах.

— Это потребовало бы, чтобы Дамуэль оставил службу в качестве рыцаря-стража и переехал в Илльгнер. Хотя это было бы приемлемо для обычного низшего дворянина, его нынешнее положение довольно необычно: он не только обязан своим положением и своей жизнью твоей доброте, но и слишком много знает о тебе, чтобы его можно было спокойно отпустить, — объяснил Фердинанд. По очевидным причинам ни публика, ни Бригитта не знали, что Дамуэль обладал информацией о том времени, когда Розмайн была простолюдинкой.

— Разве я не могу просто дать ему разрешение уйти? Например, прямо сейчас? Смогут ли они тогда пожениться?

— Для этого уже слишком поздно. Эльвира познакомила Бригитту с новым мужчиной, за которого та вышла замуж этим летом. Теперь она вернулась в Илльгнер.

— Это произошло слишком быстро… Я не могу в это поверить.

Она была более чем готова отпустить Дамуэля и отправить его в Илльгнер, несмотря на все, что он знал о ней, и все для того, чтобы сложились отношения между Бригиттой и Дамуэлем.

Фердинанду ничего не оставалось, как мысленно поаплодировать Эльвире, которая почувствовала возможную опасность и быстро предотвратила её, прежде чем успела проснуться Розмайн.

Фердинанд не собирался говорить об этом Розмайн, поскольку она очень поддавалась чувствам, когда дело касалось смерти и счастья других людей, но если бы Дамуэль решил переехать в Илльгнер, то он внезапно скончался бы к концу месяца. Сохранение в тайне столь важной информации об эрцгерцогской семье было для Эренфеста важнее, чем жизнь одного единственного низшего дворянина.

— Кстати, твои повара просили разрешения жениться, — добавил Фердинанд. — Это разрешение также не могло быть дано, пока ты спала. Они все еще ждут ответа, поэтому я предпочел бы, чтобы ты уладила этот вопрос, а не пребывала мыслями в прошлом.

— Полагаю, для Хьюго наконец-то наступила весна… — сказала Розмайн, пытаясь улыбнуться. — Я рада за него, — несмотря на её слова, выражение её лица было таким же, как и тогда, когда она высказывала свои опасения по поводу того, как сильно все изменились.

— Полагаю, твои слуги знают о происходящем в приюте и мастерской больше, чем я. Будет лучше, если вопросы касающиеся этого ты задашь им.

— …Верно.

Заметив тревогу на застывшем лице Розмайн, Фердинанд снова задумался, не зная, как лучше её успокоить. Он знал многих людей, которые пользовались юрэ́вэ раньше, но они спали от десяти дней, до самое большее — сезона; но сон продолжительностью два полных года это было просто неслыханно. Пристально наблюдая за ней все эти годы, он так отчаянно молился о хоть каких-то переменах к лучшему, что не мог полностью сопереживать её волнению по поводу произошедших за это время перемен. Скорее, он испытывал больше сочувствия к её слугам и родственникам, которые провели последние два года, постоянно переживая о том, когда она проснется и проснется ли вообще.

— Розмайн, я не знаю, чего ты боишься, но все твои слуги очень ждали, когда ты проснешься. Они следовали оставленным тобой указаниям, управляя твоими покоями, приютом и мастерской в твое отсутствие. Они посвятили себя созданию новых книг и делали все возможное, чтобы обеспечить твое счастье по пробуждению. Ты не должна бояться того, насколько они выросли, а скорее радоваться этому.

— Вы правы! — вспыхнула радостной улыбкой Розмайн. Это была её обычная искренняя улыбка, и Фердинанд испустил долгий вздох облегчения.

Том 4 Глава 294 Зовите меня Урашимо Таро

Я выбралась из юрэ́вэ, чувствуя себя совсем, как Урашимо Таро, мужчина из японского фольклора, который отправился в подводный Дворец Драконов на несколько дней, только чтобы по возвращению обнаружить, что прошло сто лет.

Фердинанд нисколько не изменился, так что поначалу я даже не почувствовала течения времени. На самом деле, я просто расстроилась из-за того, что мне не довелось пережить — насладиться периодом жизни в роли девятилетки. Но как только он вынес меня из комнаты, я увидела, что Никола и Моника уже совершеннолетние — их волосы были уложены в высокую прическу, они носили длинные юбки, а грудь стала больше. Гил, должно быть, тоже прошел через период полового созревания, потому что, несмотря на то, что в моих воспоминаниях он доставал Франу только до груди, теперь его голова высилась намного выше плеч Франа. Его голос был теперь таким глубоким, что казалось это говорит кто-то другой, а не Гил.