Беда преследует меня - Росс Макдональд

Она опустила глаза, посмотрела на бокал и сделала из него большой глоток.

— Это похоже на старые времена на Юге, правда? — Эрик слегка подался вперед, лицо его было серьезно. — Я часто спрашиваю себя, действительно ли это хорошо.

— Что действительно хорошо? — пропищала Сью своим детским голоском. — Что хорошо?

— Я сомневаюсь в правильности политики поручать неграм исключительно физическую работу. В этом квартале мне выпало быть комендантом в нашей бестолковой офицерской кают-компании, и в мои обязанности входит наблюдение за стюардами. Я часто думаю, что в моральном отношении они стояли бы выше и больше бы приносили пользы общему делу, если бы не чувствовали себя чертовски зажатыми.

— Я согласна с вами! — прокричала миссис Мерривелл. — Я целиком с вами согласна! Каждый должен получить равные возможности, даже черномазые. Понятно, что они не достигнут такого же положения в жизни, как белые. Но я скажу вам: предоставьте всем равные возможности, если, конечно, они этого заслуживают.

— Разве черный человек не заслуживает того же, что имеет англосаксонец? — тихо спросила Сью. В ее глазах сверкнули враждебные презрительные искорки, но миссис Мерривелл их не заметила.

— Вы знаете, иногда я склонна с вами согласиться. Есть что-то ужасно неприятное в их черной коже. И как этот верзила-самец посмотрел на меня, когда накладывал салат! Меня всю просто передернуло.

— Гектор Лэнд? — догадался Эрик. — Громила с перебитым носом?

— Да, он самый. Эти радикалы в Вашингтоне распинаются о социальной справедливости, и все это правильно и хорошо, но я не выношу сидеть за одним столом с черномазым. Чувствую себя замаранной.

— Но вы не отказываетесь есть пищу, которую они приготовили, — вставила Сью. — Наоборот, вам нравится такое положение вещей.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Я — еврейка, — сказала Сью. Ее глаза напоминали черные угольки. Голос звучал напряженно. Она была совершенно пьяна. — Поэтому у меня есть некоторое представление о том, что значит чувствовать себя негром. Если в других отношениях они равны, то я предпочитаю белым негров. Особенно если это не перевоспитанные белые с Юга.

— Прекрасно! — отрезала миссис Мерривелл. Слово с шипением вырвалось из ее рта. Она встала, держа в одной руке недоеденное блюдо, а в другой — бокал. — Вы сказали, что хотите поговорить со мной наедине, Джин. Пойдемте?

Хэлфорд неохотно поднялся, невнятно извинился и вошел во внутреннее помещение дома вслед за рассерженно постукивающей каблучками дамой.

— Этого оскорбления она никогда не простит, — сказал я Мэри. — Кто она такая?

— Секретарша у одного из начальников в Хикеме. Возможно, она один из источников Хэлфорда.

Худое лицо Эрика застыло, готовое выразить возмущение или отчаяние.

— Тебе не стоило так говорить, — обратился он к Сью. — Она растрезвонит всем в городе, что ты — поклонница негров.

— Мне наплевать, — отозвалась она высоким звонким голосом. — Может быть, так оно и есть.

Его лицо покраснело и пошло пятнами.

— Прости. Очень любопытно.

— Не пытайся унизить меня, воздействовать на мои чувства. Разве ты всегда держался только за белых госпожей? Пожалуйста, расскажите нам о своих любовных похождениях, джентльмены.

Она настолько опьянела, что Эрик решил не принимать ее всерьез.

— Ты взвинчена, моя девочка. Тебе не следует больше пить. Нельзя ли, ради Христа, поговорить о чем-нибудь отвлеченном и не переходить на личности?

— Мы разговаривали о любви, — подсказал я. — Нет ничего более отвлеченного, чем любовь. У всех она бывает, проявляется теми же симптомами, и все одинаково реагируют на эти симптомы.

— Ерунда, — отпарировала Мэри. — Любовь — это исключительно индивидуальное искусство. Очень многие вообще не способны ее испытать. По тому, что вы сказали, я могу заподозрить, будто вы — один из них.

— Из того, что вы сказали, следует, будто вас нет среди них.

В танцевальном зале заиграл оркестр. Сью заявила Эрику, что она хочет потанцевать. Они направились вместе неуверенной походкой, как будто знали друг друга очень хорошо. Она прижималась к его руке. Когда они вошли в дверь и оказались в пятне яркого света, он посмотрел на нее с озабоченной нежностью, которая отразилась даже в развороте плеч.

— Сью и Эрик — давние друзья, правда? — спросил я.

— Думаю, они дружат уже с год. Он отыскивает ее всегда, когда оказывается в порту. Она полюбила его.

— Странно, что он даже не упомянул о ней до приезда сюда.

— Нет, это не странно. Их отношения развиваются не очень складно. Эрик ведь женат?

— Да, я знаком с его женой. Она по нему сходит с ума. Думаю, он загнал себя в угол.

— Жалеть надо Сью. — Ее взгляд скользнул по моему лицу. — Вы женаты?

— Нет. Поэтому потанцевать со мной будет совершенно безопасно.

Оркестр был наспех собран из шести случайных музыкантов, но она танцевала так хорошо, что я почувствовал себя легко и свободно. Ее высокие каблуки почти уравняли нас, и я получил возможность изучить ее лицо. Это было лицо точно с картины Леонардо да Винчи, с крупными алыми губами и чувственным носом, высокими скулами и непостоянным цветом глаз, который менялся в зависимости от настроения, придавая их выражению удивительную глубину. У нее было шикарное тело, упругое, как китовый ус, а ноги — само совершенство. После двух танцев она сказала:

— Мне скоро надо уходить.

— Почему?

— В четверть десятого выхожу в эфир.

— Скажите, вы не та девушка, которая объявляет музыкальные номера на радио?

— Мы чередуемся с Сью. Вы нас слышали?

— Слышал последние несколько вечеров, когда мы входили в порт. Неудивительно, что у меня появилось чувство, будто знал вас раньше.

— Не пускайтесь в отвлеченные рассуждения. Я хотела бы знать, что вы думаете о наших программах.

— Мне они нравятся. Нравится также ваш голос. Странно, что я его не узнал.

— По радио голоса всегда звучат несколько иначе.

Опять заиграла музыка, и мы начали очередной танец. Я не видел Сью и Эрика в толпе танцующих.

— Никакой критики? — спросила Мэри.

— Да нет. Ну, маловато Эллингтона. Его не хватает на всех станциях. Слишком часто даете "Не держите меня в ограде". Я восхищаюсь как Кросби, так и Колем Портером, но я мог бы придумать и лучшее сочетание их талантов.

— Знаю, но масса людей любит именно такое сочетание. А лучшие вещи Эллингтона не так-то легко достать. Я разбила пластинку "Портрет Берта Уильямса" на прошлой неделе, села и заплакала.

— Ущипните меня поскорее. Девушкам моей мечты всегда нравился "Портрет Берта Уильямса".

— Вам не понравится, если я ущипну вас. Я щиплюсь очень больно. Так какой мечты?

— Моей мечты. Я люблю помечтать. И вот свершилось: мечта сбывается.

Она немного отстранилась и посмотрела мне в глаза:

— У вас это прозвучало красиво. Вы долго были в отъезде?

— Целый год. Мне показалось, что очень долго. Вот почему я размечтался.

— Не заставляйте меня чувствовать себя какой-то необходимой вещью. С тех пор как я приехала сюда, успела понять, что значит находиться в дефиците.

— Последняя пачка сигарет из-под прилавка?

— Последний кусок мяса, брошенный волкам. Я предпочитаю оставаться человеком.

— В моей породе нет абсолютно ничего волчьего.

Она отвела от меня взгляд. Желая вернуть его назад, я переменил тему.

— Давно ли вы находитесь здесь?

— Всего несколько месяцев. Пять с половиной.

— Вы из Огайо, Мичигана или Иллинойса?

— У вас хороший слух. Я жила в Кливленде. Сколько сейчас времени?

— Половина девятого.

— Я должна уйти, когда закончится этот танец.

— Разрешите мне подвезти вас? Я возьму у Эрика джип.

— Это было бы мило с вашей стороны. Впрочем, ни Эрика, ни Сью не видно. Может быть, они вышли в сад.

Пока Мэри ходила наверх, чтобы взять жакет, я стал разыскивать Эрика и Сью на первом этаже. В танцевальном зале их не было, как и в затемненной столовой, хотя там сидели парочки. Я обошел весь дом по веранде, но не смог отыскать их. Ночь выдалась очень темной. Стояло полнолуние, но через плотные тучи проглядывало лишь бледное пятно. На далеких холмах мигали цепочки огней, но черные тучи, которые тяжело и, похоже, надолго повисли над горными вершинами острова Оаху, вырисовывались на небесах, как гнетущая судьба.

Я решил не искать их в саду, потому что мог бы попасть в неловкое положение. Из цветников доносились приглушенные голоса и виднелись неясные двойные силуэты как в вертикальном, так и в горизонтальном положении.

Когда я все же нашел Эрика, он был один и сидел на перевернутой урне в углу прихожей мужского туалета, обнимая полупустую бутылку виски. Влажный блеск его глаз превратился в остекленелость. Тонкие губы вытянулись и побагровели. Расслабленное тело вздрагивало. Капли пота скатывались с кончиков волос на открытый лоб. Изредка я видел мужчин и в более пьяном состоянии, но они не могли оставаться в сидячем положении.