Третья ночь полнолуния - Олег Бондарь

Автомобиль тряхнуло, он резко наклонился на левый бок, некоторое время в таком положении скользил вниз и, наконец, наткнувшись на преграду, остановился. От последнего толчка Светлана влетела в мои объятия, а я больно соприкоснулся головой со стеклом на дверце. К счастью, ни стекло, ни голова не пострадали.

— Кажись все… Приехали… — смущенно пробормотал я, продолжая сжимать в руках что-то мягкое и приятное на ощупь.

— Может, отпустишь меня?

Я открыл глаза и понял, что держу не что иное, как ту симпатичную попку, которая, в общем-то, и стала причиной аварии.

— Прости… — виновато выдавил из себя и отпустил девушку.

Мотор продолжал работать, нога моя по-прежнему давила на газ, но колеса, не находя соприкосновения с почвой, крутились вхолостую.

Снаружи что-то разглядеть было невозможно. Стекла оказались плотно залепленными то ли листьями кустарника, то ли высокой травой.

Я выключил зажигание и, чтобы не садить аккумулятор, потушил бесполезные в данной ситуации фары.

— И что теперь делать? — спросил, скорей у самого себя, не надеясь услышать обнадеживающий совет.

— А ты разве не знаешь? — в голосе девушки сквозили не то истерические, не то насмешливые нотки. — Я должна была догадаться, что ты — настоящий маньяк! — таки истерика. — Завез меня в глушь, сейчас изнасилуешь, потом расчленишь мое несчастное, лишенное сил тело и по частям закопаешь в разных уголках леса… Кстати, лопата у тебя есть?

Я успокоился. Истеричные женщины так себя не ведут, а насмешки я уж как-нибудь стерплю.

— Перспектива — заманчива, — сказал. — Беда лишь в том, что я представления не имею, как потом отсюда выбраться. Засели мы, похоже, капитально…

Я закурил, достал из бардачка миниатюрный фонарик на пальчиковых батарейках и открыл дверцу. В салоне вспыхнула лампочка, но снаружи царил мрак.

Ступив на землю, я споткнулся о корягу и кубарем скатился в овраг, заросший чем-то колючим и неприятным. Фонарик погас, вывалился из руки, и пропал.

Исцарапанный и злой, как черт, я с трудом вскарабкался обратно к автомобилю, который не сполз на дно оврага лишь потому, что застрял между деревьями.

Светлана с безразличным видом уставилась в приборную панель и курила сигарету.

— Что новенького? — с уже привычной ехидцей в голосе спросила она, едва я уселся на свое место.

— Ничего хорошего. Ты, как хочешь, а мне, до утра в этой дыре сидеть.

— Может, вместе к дедушке пойдем?

— Ну, уж нет… Я машину не брошу. Она — государственная собственность, а я — лицо материально ответственное. Случись что, ввек не рассчитаюсь…

— Кому она нужна? Тут и людей почти нету…

— Мало ли чего…

— Как хочешь…

Она достала сумку и выскользнула из автомобиля.

По оставленному «Таврией» следу мы выбрались на дорогу и распрощались.

— Может, передумаешь? — спросила Светлана.

Я решительно отказался.

Скоро девушка растворилась в ночной темноте. Перед этим она пообещала сходить утром в тракторную бригаду и прислать кого-нибудь на помощь. Мне оставалось только надеяться, что она не забудет о своем обещании.

Хорошенькое получилось романтическое приключение, ничего не скажешь…

Грустно, обидно…

Я сплюнул себе под ноги и стал пробираться через успевшие распрямиться кусты к автомобилю. Сквозь плотные кроны за мною внимательно наблюдала пока еще белая, но уже начинающая наливаться золотом громадная и совершенно круглая луна.

Глава пятая

Зажглись первые звезды, но небо еще не было черным. Летом ночь наступает поздно. На открытом пространстве еще в карты резаться можно. А здесь, в глуши, и среди белого дня без фонарика не обойтись.

Со стороны дороги автомобиль надежно укрывали успевшие выпрямиться кусты. И хотя маскировка была мне не нужна, более того, я был заинтересован, чтобы меня как можно скорее увидели и помогли выбраться, я обрадовался. Забрался в машину, как можно тише, захлопнул дверцу и, зачем-то, вдавил штырьки внутренних запоров.

Мелькнула мысль — перекусить. Слабая и неубедительная. Потому я ограничился лишь холодным чаем из пластиковой бутылки и закурил очередную сигарету.

Чтобы выпустить дым пришлось опустить стекло. Щелочка была крохотной, но она, откупорила раковину, в которой я прятался от ночных страхов, и соприкосновение с внешним миром с его разноликими непонятными звуками выдало новую порцию труднообъяснимого, почти мистического, страха. Подчиняясь ему, я быстренько докурил сигарету, затушил окурок в пепельнице и снова плотно закупорил окно.

Сквозь стекла ничего нельзя было разглядеть. От этого становилось еще тоскливее. Не на шутку разыгралась фантазия. Мерещились страшные физиономии, смотрящие на меня огненными глазами, а непонятные шорохи и трение веток о корпус автомобиля трансформировались в крадущиеся шаги и еще, черт знает, во что…

Раньше я никогда не считал себя трусом, разве что иногда был в меру осторожным. Но, чтобы так откровенно бояться темноты… Обычно ведь люди страшатся чего-то определенного, реального, что угрожает непосредственной опасностью…

Я родился и вырос в городе и никогда настоящей темноты не видел. С детства был приучен к иным звукам, нежели те, которые окружали сейчас. Ночью я слышал шум автомобилей, шаги и слова запоздалых прохожих… Огоньки окон и фонари на улицах сформировали иной стереотип ночи. И то, естественное, что окружало меня сейчас, отвергалось сознанием, воспринималось им, как нечто неестественное, таящее угрозу.

Я ощущал себя единственным человеком во всей Вселенной. Позабытым, покинутым и совершенно беззащитным. Меня полностью сковал первобытный страх, тот страх, который когда-то, очень давно, вынудил наших предков выдумать кучу разных богов и поклоняться им, вымаливая защиту от их самих же…

Выдумать?..

Слово какое-то неубедительное. Да я нутром чувствовал всех этих духов: русалок, леших и прочую, не знаю даже, как ее назвать, лесную живность. Вся она сгрудилась вокруг машины, таращится на меня пустыми безумными глазами и только ждет удобного момента, чтобы навалиться всем скопищем…

Чем их ублажить, как убедить, что я — хороший, что ничего против них не имею, просто случайно оказался в их владениях?

Как вымолить прощение?

Не знаю…

Оставалось лишь втиснуться в спинку сидения и молить Бога, дабы смилостивился надо мною, защитил от нечисти или, хотя бы, отодвинул по возможности мой последний час…

«Так недолго и с ума сдвинуться…» — проблескивала иногда искорка разума, только она была слишком слабой и неспособной разогнать глубокую тьму, укутывающую мой начавший мутиться разум.

В какой-то момент я включил приемник, отыскал на средних волнах станцию, передающую джазовую музыку, и сразу же выключил его. Мне показалось, что звук еще сильнее привлекает ко мне внимание лесной нечисти…

Глава шестая

Наверное, я уснул. Не помню, видел ли что-то во сне, но проснулся резко, словно бы от толчка. Понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, где я нахожусь, и что со мною произошло. Однако, причины столь резкого пробуждения отыскать не смог.

Но она была.

В этом я не сомневался.

Не зря же сердце колотится, как ненормальное и кровь так громко и ощутимо пульсирует в висках…

Был некий знак…

Только, что он обозначал?

Опасность?

Я больше не ощущал страха, который недавно буквально парализовал меня….

Стоп!

Когда это было?

Часы на приборной панели показывали половину одиннадцатого.

Может, остановились?

Нет, фосфорная стрелка на моих «Командирских» беспристрастно дублировала время.

Снаружи не было темно. Невидимая луна обильно заливала ярким светом окрестности, листья кустов переливались сверкающими бликами.

Что же, все-таки, вынудило меня проснуться?

Я закурил сигарету и уже смело, почти до половины, опустил стекло.

Свежий ночной воздух мощной струей ворвался в салон. Пугающие раньше звуки исчезли. Природа словно замерла. Ни шороха, ни ветерка…

Я опустил голову на руль и попробовал снова отключиться. Проще было откинуть спинку сидения и уснуть по-человечески, но мне казалось, что так я буду более защищенным.

От чего?

Кто его знает…

Казалось, и все…

Закрыл глаза, но задремать не успел. Далекий, едва различимый звук снова заставил насторожиться.

Несомненно, то, что я услышал (или мне показалось, что услышал?) не вписывалось в гармонию ночных звуков. Тех, естественных звуков, которые через некоторое время вообще перестают восприниматься. Он диссонировал им, был чуждым и потому, даже, несмотря на свою слабость, резко выделялся и приковывал к себе внимание.

Что он обозначал?

Мне показалось, что где-то, очень далеко, кричит человек.