Наследник великой Франции - Эдмон Лепеллетье

Таким образом дело было решено, и Люси с Анни поехали.

Прибыв в Саблонвилль, они направились в пансион сестер Куро, «учениц госпожи Кампань», как гласили объявления. В этот известный пансион принимались дочери чиновников, богатых буржуа. Воспитание там давалось тщательное, и директрисы, сестры Куро, гордились тем, что «стилизировали» своих воспитанниц, делая их изящными дамами, умеющими держать себя в обществе, а также прекрасными хозяйками, в совершенстве знакомыми с кулинарным искусством.

Анни горько плакала из-за того, что ей нужно было остаться в этом мрачном доме, среди незнакомых людей. Старшая из сестер была высокая особа с тонкими губами и худощавым лицом, в чепце из рюшей, отделанном лентами; младшая была невысока и горбата, с остроконечным носом, в очках, из-за которого блестели маленькие, серые, бегающие по сторонам глаза, точно постоянно– высматривавшие какой-нибудь проступок или провинность… Обе эти фигуры не были в состоянии успокоить девочку или внушить ей расположение к пансиону, основанному по методе знаменитой воспитательницы эпохи первой империи.

Люси старалась успокоить Анни, и та, в угоду ей, глотала свои слезы и пыталась казаться довольной честью быть принятой в число учениц известного пансиона. Люси обещала ей возможно скорее вернуться обратно с острова Святой Елены, и только это обещание и надежда на то, что Люси вернется не одна, а привезет с собою Андрэ, так что тогда опять все будут вместе, несколько утешали Анни и успокаивали ее наболевшее сердечко.

Час окончательной разлуки приближался. Люси, глядя на часы, осведомлялась, не приехала ли почтовая карета. Наконец, получив в третий раз отрицательный ответ, она подумала:

«Верно, Шарль заснул крепче, чем ожидал, а его не разбудили. Впрочем, и хорошо сделали! Пусть он отдохнет получше. Мы приедем в Мант попозже, вот и все. Подожду еще. Шарль, конечно, скоро приедет сюда»…

К ней подошла младшая из сестер Куро и сказала, что ее племянница Анни Элфинстон, будучи принята в число воспитанниц заведения, должна подчиняться его правилам и немедленно разделить занятия своих подруг. Сейчас начинался урок грации и манер; ей надо было сейчас же распрощаться и принять в нем участие.

Анни, рыдая, бросилась в объятия Люси и с тяжелым сердцем и полными слез глазами, под сенью горба Куро-младшей последовала с нею на урок, который давал важный старичок-эмигрант, заслуженный профессор манер и хорошего тона. Люси осталась одна в приемной и стала рассеянно глядеть на римские профили, нарисованные карандашом, и акварельные пейзажи, украшавшие стены комнаты и свидетельствовавшие, что изящные искусства процветали в пансионе.

Люси считала минуты, спрашивая себя, хорошо ли Шарль знал адрес пансиона, не сбился ли он с дороги, разыскивая его в Нельи.

Настал полдень, раздался звонок, возвещавший завтрак. Вошла прислуга и доложила, что почтовая карета приехала.

Обрадованная Люси поспешила к выходу. Она думала увидеть Шарля в окно кареты, улыбающегося и просящего прощения за то, что он запоздал, но… карета была пуста!

Пораженная Люси стала расспрашивать почтальона. Тот заявил, что получил приказание отвезти ее назад, в гостиницу на улице Миромениль. Больше он ничего не знал: с ним говорил хозяин гостиницы, приказавший оставить здесь багаж, привязанный позади кареты, чемодан и саквояж с вещами Анни. К удивлению Люси, их собственный багаж оказался снятым.

Она не знала, что думать. Самое лучшее было, оставив багаж Анни, ехать поскорее в свою гостиницу, и она так и сделала. Дорогой озабоченная Люси ломала голову над тем, что могло задержать их путешествие, прибыв же в гостиницу, быстро вошла в комнату и нашла там Шарля в постели изнеможденного, с изменившимся лицом, слабого еще более, чем утром. Она бросилась к нему, спрашивая, что с ним.

– У меня все горит в груди, – сказал больной, – и голова очень тяжела, тяжела… Меня мучит жажда и страшно хочется спать.

Его голова тяжело опустилась на подушку.

– Надо скорее послать за доктором! – сказала испуганная Люси и тотчас приказала слуге: – Бегите, приведите врача!

Она дала больному выпить чашку липового чая, на всякий случай поданного хозяином гостиницы.

– Теперь мне жжет меньше, – сказал Шарль все более слабеющим голосом, – но сильно хочется спать! – и он снова упал на подушки, так как слабость все увеличивалась.

Явился доктор. Он вообще небрежно относился к пациентам из гостиниц, не признавая их выгодной для себя практикой; ведь часто, получив некоторое облегчение, эти кочующие пациенты уезжали и пользовались потом услугами своего доктора, получавшего всю выгоду от их болезней, тогда как врач, лечивший их в гостинице, оставался лишь со скромным вознаграждением. Поэтому и теперь он очень поверхностно отнесся к Шарлю. Пощупав его пульс, посмотрев его язык и поставив диагноз желудочного расстройства, он прописал диету и слабительное и ушел, не заботясь больше о состоянии больного, хотя оно даже на вид представлялось серьезным. Однако так как Люси попросила его прийти еще раз, то он обещал побывать вечером.

Когда он пришел во второй раз, он увидел, что состояние Шарля ухудшилось. Дыхание стало сухим и прерывистым, ощущение жжения усилилось, началась рвота, все его тело стало холодным, лихорадка сменилась холодным потом.

Доктор покачал головой и серьезнее осмотрел больного.

– Странно! – сказал он. – Можно подумать… – Он подозрительно взглянул на Люси и резко спросил: – Что вы ели вчера?

Люси назвала все кушанья, которые ел Шарль.

– Больше ничего? – подозрительно спросил доктор.

– Ничего. К тому же, я и девочка, которая, надеюсь, теперь здорова, мы обе ели то же самое.

– Странно! – сказал доктор. – Я ничего не понимаю. Однако, – прибавил он, внимательно исследуя рвоту больного, – видны как будто следы… следы…

Он колебался докончить фразу.

Тогда Шарль приподнялся и сказал:

– Следы яда, доктор, не правда ли?

– Ну да! Рвота подозрительна: этот пот, это жжение, сонливость. Все это признаки отравления каким-нибудь растительным ядом или наркотическим средством – табаком, беленой, дурманом…

– Но эта женщина не могла отравить меня! – пробормотал Шарль.

– Какая женщина? – быстро спросила Люси, наклоняясь над ним.

– Я ничего не ел и не пил с нею, – продолжал Шарль, отирая капли пота, – нельзя же отравить одним взглядом, ненавистью. Ядовитый, злобный взгляд не может передать свой яд; тут нужно что-нибудь большее. Отравить меня эта женщина не могла, хотя она и способна на это…

– Кто она? – крикнула Люси. – Назови женщину, которую ты подозреваешь, хотя бы только для того, чтобы отвести подозрение от тех, кто готовы отдать свою жизнь взамен твоей.

От нее не укрылись недоверчивые взгляды доктора, который и теперь тоже, сидя за столом за писанием рецепта, поминутно поднимал свой взгляд на Люси, не теряя ее из вида.

Шарль с трудом приподнялся на локте и сказал:

– Эта женщина, милая Люси, эта ужасная женщина – Лидия…

– Маркиза Люперкати?!

– Да. Это она написала мне вчера в ресторан на Елисейских полях. Она попросила у меня последнего свидания перед своим отъездом в Италию. Узнав о моем путешествии, она попросила меня увидеться с нею в последний раз, намекая, что, оставшись без всяких средств, она рассчитывает на мое великодушие. Я не мог отказать ей и уверен, что ты сама посоветовала бы мне дать ей ту сравнительно скромную сумму, которую она просила у меня, чтобы поехать на родину мужа, потребовать свои конфискованные имения и заинтересовать своей судьбой короля Фердинанда…

– Конечно, милый Шарль, я не виню тебя. Следовало только предупредить меня. Ты слышал, что сказал доктор? Кто тебе дал яд? Откуда он? От нее?

– Я не знаю! Клянусь тебе, что я ничего не пил и не ел с этой женщиной. Может быть, она отравила меня, заставив меня вдыхать что-либо ядовитое?

– Нет, это яд желудочный, – сказал доктор. – Это похоже на какой-нибудь из растительных ядов, употреблявшихся при итальянском дворе, вроде знаменитой «аква тофаны», избавлявшей Священную Коллегию от неугодных кардиналов. Во всяком случае надо принять как можно скорее вот это лекарство. Завтра я зайду опять. – Он положил на комод написанный рецепт противоядия и, заметив лежавшую там апельсиновую корку, спросил: – Что это?

– Апельсин, который я ел вчера вечером, вернувшись домой, – сказал Шарль.

Доктор вертел в руках засохшую корку апельсина, разглядывал и нюхал ее, а затем спросил больного:

– Где вы его купили?

– Я не покупал его, а нашел здесь, придя домой. Я с удовольствием съел его, он был очень сочен и приятен на вкус.

– Он был взят здесь, в гостинице?

– Я не знаю.

– Но ведь этот апельсин куплен тобой, мой друг, – подойдя к доктору, сказала Шарлю Люси. – Разве ты не помнишь? Ты послал его мне с маленьким итальянцем, а я принесла его сюда, не думая, что он может быть опасным и отравленным. Ведь только ты ел его…