Мозаика сердца (СИ) - Палей Натали

Дальше они вдвоем продолжили разговор, я же уставилась в окно, потерянная от того, что жизнь снова меняется, и впереди меня ждет неизвестность.

Всю дорогу Кир не сводил с меня задумчивых глаз, редко отводя их на дорогу или на ученого. Я же практически не отводила глаз от окна, пряча от Кира изуродованную часть лица.

Ученый давно дремал, за окном проносились прекрасные мирные пейзажи Марилии, а разговор между мной и другом все не клеился. В итоге, мы ехали практически в тишине и лишь иногда перебрасывались ничего не значащими фразами. Иногда я бросала косые взгляды на Кира, отмечая, что он так и продолжает пристально смотреть на меня.

— Я никогда больше не дам тебя в обиду, Лорианна, — через много часов езды неожиданно незнакомым жестким голосом произнес Кир, назвав меня старым именем. — Никогда и никому. А если кто-то осмелится причинить тебе вред, или хотя бы подумать об этом, я растерзаю его собственными руками, — в конце голос его сорвался.

Услышав те слова и тот чужой сорванный от внутренней боли голос, я нерешительно обернулась, полностью открыв лицо. Сердце дрогнуло, а затем бешено забилось испуганной птицей, когда я увидела вновь протянутую руку с длинными сильными пальцами, которые мелко дрожали. Какое-то время я растерянно смотрела на эту предложенную руку с дрожащими сильными пальцами, а затем неуверенно протянула свою тонкую с почти прозрачной кистью и осторожно вложила тонкие болезненно-белые пальцы в большую ладонь.

Кир осторожно и очень бережно сжал мои пальчики и больше их не отпускал. И если я думала, что при тряске экипажа мои пальчики могут выскользнуть из его руки, то я глубоко заблуждалась, потому что Кир крепко держал их всю дорогу, не обращая внимания на косые многозначительные взгляды ученого Стонича.

Тепло от руки друга постепенно передавалось и мне, немного согревая и мое замерзшее сердце. Тогда я поняла, что прикосновения Кира мне вовсе не неприятны, я смогу их выносить, и, более того, мне от них немножко тепло. Совсем чуть- чуть, но все же…

***

Воспоминания прервал обеспокоенный и такой знакомый голос Кира, который искал меня. Я встрепенулась, оглядываясь, потому что его давно не было в поместье, и я соскучилась по другу. Обернулась, когда Кир со встревоженным лицом уже подходил широкими быстрыми шагами.

— Анна, ты опять одна, — с упреком произнёс Кир, подсаживаясь ко мне и тут же завладевая моими пальчиками.

С того момента в экипаже он теперь все время так делал, превратив это в привычку и нашу традицию. Он нежно поцеловал костяшки пальчиков и поднял строгий взгляд синих глаз.

— Ты снова ушла в самую дальнюю часть сада. Одна. Без сопровождения. Я неоднократно просил тебя так не делать. Мне было достаточно одного раза увидеть тебя лежащей здесь у пруда в абсолютно беспомощном полуобморочном состоянии, чтобы теперь просыпаться от кошмаров. Ты смерти моей хочешь? Или чтобы я плохо спал?

— Кир, мне захотелось побыть немного одной, — спокойно ответила я, разглядывая с улыбкой обеспокоенное и нахмуренное лицо друга. — С приездом. Я скучала.

— Тебе захотелось побыть одной, как и всегда за последние три года, а если судорога опять схватит ногу? А если паника снова придёт? Не думаешь о себе, подумай хотя бы обо мне, — тяжело вздохнул он.

Я осторожно вытянула пальчики из его больших тёплых ладоней. Кир не стал возмущаться, зная, что я все ещё не выношу чужих прикосновений, позволяя только ему ненадолго ко мне прикасаться. И то, это была вынужденная мера.

Когда все воспоминания вернулись ко мне, кошмары ещё долго мучили. Успокаивающие настойки учёный Стонич до сих пор не разрешал употреблять, заявляя, что они пока категорически мне противопоказаны, и сначала я ужасно мучилась со своими кошмарными снами.

В храме рядом со мной ночами была сестра Таисия, а потом — Кир, который ночью успокаивал меня. А если его не было, то я с трудом справлялась самостоятельно, потому что учёный слишком крепко спал, сильно уставая за день.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты что-нибудь нашёл о нем? — нетерпеливо спросила я, с надеждой заглядывая в уставшее и расстроенное лицо друга, отмечая и запавшие глаза и бледное лицо. Как и всегда за последние месяцы, я задавала ему этот вопрос, невольно затаив дыхание.

— Нет, ничего, — ответил Кирстан, устало облокотившись о спинку скамейки. — Меня это уже порядком бесит, но ничего не могу поделать.

Мои плечи опустились.

— Так не бывает, Кир! — хмуро произнесла я, плотнее закутываясь в шаль. — Не бывает, чтобы от человека не осталось совсем никаких следов, никакой информации! Он же не фантом был! Из плоти и крови!

— Видимо, бывает, — поморщился Кир. — Но сегодня… — Кир торжественно посмотрел на меня, — я принёс тебе из архива министерства копии протоколов допросов всех охранников и других сотрудников тюрьмы, которые могли быть причастны к исчезновению пленника — графа Тубертона или просто обладать хоть какой-то информацией. И ты сама сможешь изучить все документы. Может быть, я и мои люди что-то упускаем из вида.

— Принес?! — изумилась я, недоверчиво вглядываясь в улыбающиеся глаза Кира. — Но тебя за это могут посадить в тюрьму! — нахмурилась тут же, осознав, что он сделал для меня.

— Я не принес их в материальной плане, я скопировал их на… хм… — он вымученно и устало улыбнулся, — на кристалл памяти. Очень долгий и нудный процесс, скажу тебе.

Я впилась в него подозрительным взглядом:

— Что это за кристалл такой?

— Новая разработка наших магов в Межземельном комитете, пока, конечно, секретная, но мне предоставили один кристалл для лучшего выполнения обязанностей. Ты же знаешь, где я сейчас состою, такой кристалл сильно облегчит работу.

Кир ушёл из Военного министерства Марилии как только с Тангрией окончательно разрешились все спорные вопросы, то есть как только ее разделили на десять провинций, присвоили новые названия всем провинциям, назначили в них наместников императора Марилии, а всех военнопленных распределили по рудникам, колониям, тюрьмам и госпиталям Марилии.

Тогда, больше двух лет назад, Кир признался, что сделал все возможное и невозможное, чтобы нормы Межземельной конвенции о правах военнопленных соблюдались Марилией, чтобы пленные, независимо от того, куда их распределили, находились в человеческих, приемлемых для жизни условиях, то есть в чистоте, с крышей над головой и накормленные съедобной едой. Выполнить задуманное оказалось очень сложным и нервозатратным, но у него получилось.

После разрешения всех этих сложнейших вопросов, которые заняли у него почти полгода, и стоили окончательным разрывом отношений с дядей, бывшим военным министром Марилии, Кирстан уволился из военного министерства Марилии и устроился в Межземельный комитет магического мира Вериус на должность Главного контролера по вопросам военнопленных, то есть в его обязанности входило контролировать деятельность военных министерств всех Земель магического мира Вериус в сфере любых вопросов, связанных с военнопленными.

Межземельный комитет базировался в городе Даре, втором городе Марилии по своему экономическому и политическому значению для империи и количеству проживающих жителей, и занимал территорию, неприкосновенную для власти любых Земель, в том числе и Марилии.

В нем работали представители всех Земель Мира Вериус.

— Я подумал, может быть, у тебя получится … ты что-то увидишь, что-то заметишь… какую-то зацепку или деталь, не знаю… потому что у меня опускаются руки, — пробормотал Кир с паузами уставшим голосом и прикрыл глаза.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кир уже больше двух лет искал какие-нибудь зацепки, которые смогут нам помочь понять, куда и каким образом пропал из тюрьмы для военнопленных мой муж, лер Кристоф Тубертон, но до сих пор он не смог найти ни малейшего следа.

Последнее, что было известно о Крисе, это то, что в последний день, когда его видели, его допросили одновременно генерал Мирадович и капитан Бейкалич. В допросной присутствовали также менталисты, которые умели взламывать ментальные блоки любой сложности. В протоколах допросов было отмечено, что граф Кристоф Тубертон, высший аристократ Тангрии не шёл на диалог с допрашивающими его лицами, много бранился, отказывался отвечать на вопросы о "зелёных лучах", которых возглавлял, и артефакте подчинения, украденном лучами, не позволял "читать" себя, сопротивлялся охранникам и менталистам и всячески мешал взламывать свой ментальный блок. Более того, специально отметили, что он сломал руку одному охраннику и сильно разбил нос и губу второму. Но последним все же удалось связать и обездвижить пленного, и менталисты насильно смогли взломать ментальный блок графа. Граф Тубертон при этом очень долго кричал от невыносимой боли, бился в сильных конвульсиях, а потом потерял сознание.