Оседлать своего тигра. Cтратагемы в боевых искусствах, или Как справляться со сложными проблемами с помощью простых решений - Джорджио Нардонэ

Иными словами, умение сражаться делает человека настолько уверенным в себе и способным управлять взаимоотношениями с противником, что в большинстве случаев он добивается цели, не прибегая к физической или вооруженной борьбе. Для мудреца сражение никогда не является хорошим решением, к нему прибегают, лишь когда не остается других возможностей. Сунь Бинь – другая важная фигура в китайской философии – утверждает: «Тот, кому нравится война, будет неизбежно уничтожен, а тот, кто увлечен победой, будет унижен. Война не должна доставлять удовольствие, а победа в войне не приносит пользы».

Западным мыслителям сложно постичь плодотворность древней восточной мудрости, поскольку в ней отсутствуют теоретические основы, это логика действия в чистом виде.

Искусство стратагем на протяжении веков являлось основой китайской культуры, однако с установлением маоистской идеологии его стали преследовать. Лично Мао назвал «пагубным для общества» распространение такого рода знаний и ввел цензуру на все книги, которые их касались. Даже судьбой Императорской библиотеки стал костер. Все заменила знаменитая «красная книжечка».

Стратегические знания и мастерство пугают авторитарных и репрессивных властителей, которые стремятся к абсолютной монополии. К счастью, стратегическое знание заключает в себе умение избегать какого-либо контроля, так как оно в силу своей природы не позволяет ни идеологиям, ни религиям, ни политическим силам заточить себя в клетку. Сама его сущность делает его неподвластным этим влияниям. Преданность стратегическому знанию приводит к отказу от ортодоксальности любого рода.

Искусство убеждения: побудить к изменению

Одним из самых известных парадоксов западной философии является тот, который привел к радикальному сдвигу в способе мышления. Сократ, создатель метода диалога, должен был использовать риторическую уловку, чтобы его идеи были приняты его афинскими согражданами. Он заявил, используя народную веру в оракула, что его идеи были подсказаны демоном, который по ночам являлся ему во сне и таким образом воплощал свои замыслы, которые были бы априори отвергнуты, если бы исходили от простого человека.

Спустя несколько десятилетий Аристотель, изложив на множестве страниц критику софистской риторики, утверждал абсолютно софистским образом, что для переубеждения своего собеседника необходимо использовать его же доводы.

Это не должно нас удивлять, поскольку искусство убеждения всегда подвергалось критике, но в то же время применялось самими же обвинителями. Впрочем, умение убеждать означает не что иное, как способность изменять мнения и поведение: это сила, к которой всегда стремились не только политики и полководцы, но и любой желающий добиваться успехов на торговых переговорах, в деловых и любовных отношениях.

Как утверждает софист Горгий: «Слово – это великий властелин, способный совершать божественные вещи, несмотря на незначительные размеры и невидимость; и действительно, ему по силе успокаивать страх и устранять боль, вызывать радость и усиливать сострадание». И далее: «Вдохновенные словесные заклинания являются носителями радости, освободителями от страданий. Действительно, присоединяясь к расположению духа, сила волшебства успокаивает и убеждает, увлекает своим обаянием».

Искусство убеждения затрагивает также отношения каждого из нас с самим собой, то есть те методы, которыми мы убеждаем себя поверить во что-либо или увидеть определенные вещи с иных точек зрения, отличных от предыдущих. Следовательно, существует убеждение, обращенное к другому человеку, то есть «манипуляция», и обращенное к самому себе, то есть «самообман».

Подобная динамика представляет собой неизбежный результат коммуникации. Также верно и то, что «невозможно не общаться» (Вацлавик, 1971) и невозможно избежать влияния коммуникации. Это значит, что, сознательно или неосознанно, но в момент взаимодействия с кем-либо мы безостановочно влияем на него, как и он, в свою очередь, влияет на нас. То же самое происходит и в отношениях с самим собой, в моменты размышления или интенсивных эмоций. Вопрос в том, насколько сильное оказывается влияние, подвергаетесь ли вы влиянию или оказываете его, осознанно ли это действие или нет.

Иными словами, в силу того, что процессы влияния составляют непременный атрибут человеческих взаимоотношений, особую важность приобретает вопрос умения эффективно управлять ими. Нет деятельности, в которой отсутствовали бы коммуникативные процессы, и язык в различных своих проявлениях проникает во все сферы нашего бытия. Это позволяет понять, почему в древности мастера убеждения были настолько ценны и востребованы. Как утверждал Горгий в одном из своих знаменитых изречений: «Речь, которая убеждает чей-то разум, заставляет этот разум поверить сказанному и согласиться с ним в действиях». Он прожил больше ста лет, продолжая изучать, преподавать и демонстрировать свое ораторское искусство. Ему даже была посвящена золотая статуя, возведенная около дельфийского оракула в знак признания его славы и значимости его учений.

Тем не менее, и искусству Метиды, и военному искусству, а также и искусству убеждения судьба уготовила обвинительный приговор и цензуру. На протяжении многих веков искусство стратагем было заклеймено как инструмент мошенников и обманщиков. Западная философия, а также нравственные идеи крайне идеалистического толка продвигали этику Истины, то есть предписывали верность принципам «истинного» и лояльность в отношении веры. Такая теоретическая позиция морально осуждает использование риторики убеждения, как если бы она непременно являлась разрушительной: рука Дьявола против руки Божьей. Любопытно, что и Аристотель, и многие великие инквизиторы использовали искусство убеждения как утонченное оружие для убеждения людей в том, чтобы они осудили его.

Самым показательным является пример Паскаля, который после периода «продажи индульгенций», чтобы привлечь христиан к Истине Божьей, виртуозно использует в своих «Мыслях о религии и других предметах» риторические уловки. Например, в знаменитом «пари» он утверждает, что, выбирая между верой и неверием в существование Бога и в католическую идею жизни после смерти, намного выгоднее верить, так как, если загробной жизни не существует, ты просто проиграешь; если же она существует, а ты в нее не верил, тогда ты проиграешь без всякой пользы.

Таким риторическим трюком Паскаль подталкивает к рациональному выбору «верить» во что-то иррациональное. Впрочем, намного раньше него все пророки основных религий черпали голыми руками из искусства риторики: притчи Иисуса являются шедеврами этого искусства, как и истории Магомеда, уж не говоря о загадках и метафорах Будды. Все они в обращении к людям использовали известные уловки искусства убеждения. Любая «истина» для того, чтобы в нее поверили, должна быть представлена убедительным образом.

Искусство убеждения всегда воспринималось как нечто опасное, поскольку это настолько тонкое, настолько поразительное средство власти, что лучше не пускать его в массы, а оставлять в распоряжении элиты, которая правит обществом. Достаточно вспомнить, что каждый великий диктатор был искусным мастером убеждения масс, нередко обращавшимся за советом к экспертам по психологии масс и по массовым коммуникациям. Муссолини, к примеру, в качестве консультанта для своей фашистской пропаганды использовал ведущего эксперта эпохи Микеле Орано. Этот социальный психолог, ученик Тарда и Ле Бона – великих исследователей психологии масс, давал указания по построению коммуникативной стратегии. И нравится это кому-либо или нет, но на протяжении фашистского двадцатилетия девяносто процентов итальянцев, как сообщает Уильям Доис в одной из своих важнейших работ, соглашались с идеями фашизма.

Тот, кто убеждает, – это изобретатель истины, он действует стратегически, используя язык для создания «выдуманных реальностей, которые производят конкретные эффекты». Как и в двух предыдущих главах, здесь мы вновь имеем дело с искусством и школой мысли, которые не позволяют заменить себя никакой идеологией, поскольку суть убеждения состоит в особой характеристике языка, благодаря которой он, если использовать его особым образом, может изменить представления о реальности. Иным словами, действительность меняется в зависимости от того, как ее преподносят. Поэтому тот, кто является последователем искусства изменения вещей при помощи коммуникативных приемов, не может придерживаться какого-либо догматичного кредо. Он исходит из того, что идеи, убеждения, мнения и верования, которые управляют человеческими действиями, – это всего лишь ригидные точки зрения, созданные столь же ригидной формой языка. Горгий демонстрировал эту теорию, сначала убеждая публику с помощью одного тезиса, а затем – прямо противоположного, посредством утонченного использования слов, метафор, противоречий и аргументаций, которыми он владел в высшей степени. Говорят, что он был в состоянии ответить на любой вопрос, не только благодаря своим способностям в риторике, но и обширным познаниям. Протагор же являлся специалистом в технике приведения собеседников к тому, что они начинали противоречить сами себе, задавая им вопросы и комментируя их ответы. При этом собеседники не осознавали, что их переубедили, поскольку они действительно спонтанно изменяли свою позицию, когда замечали, что впали в противоречие. Горгий был мастером убеждения с помощью «манипуляции», в то время как Протагор искусно убеждал собеседников, приводя их к «самообману». В первом случае люди подвергались прямому влиянию оратора; во втором у них складывалось впечатление, будто они сами пришли к изменению собственного мнения. Третий, самый знаменитый софист – Антиофонт; он был своего рода предшественником современных стратегических психотерапевтов. Антиофонт достиг большого успеха в лечении физических болезней при помощи слова. Когда он устал от этой вызывающей стресс деятельности, то посвятил себя выступлениям в суде и, таким образом, стал своего рода Перри Мейсоном[2] античных времен, но именно из-за этой своей способности влиять на судебный приговор в трибунале он и подвергся преследованиям и был приговорен к смерти. Протагор на вершине своего успеха тоже подвергся преследованиям и вынужден был бежать, а все его записи были уничтожены. Риторика убеждения попала под запрет, однако следы ее влияния постоянно обнаруживаются. Ее реабилитация в качестве дисциплины, достойной научного признания, произошла лишь в XIX веке. В этот исторический период даже процветала публикация небольших пособий по риторике и стилю речи, ставших очень популярными, например, «Эристика, или Искусство побеждать в спорах» А. Шопенгауэра. По сей день многие относятся к риторике убеждения с подозрением и опасением. Конечно, признание того, что эта дисциплина обладает мощной способностью к манипуляции мнениями и действиями людей, не вызывает особого доверия, но и тенденция отвергать очевидное означает уподобление страусу, который, боясь увидеть своего противника, прячет голову в песок и в результате становится его жертвой. Знакомство с искусством убеждения понижает вероятность стать его жертвой. Инструмент плох или хорош не сам по себе, а в зависимости от того, как мы его используем. Более того, умение использовать риторические хитрости и языковые стратагемы тренирует способность нашего ума избегать идеологических оков и ловушек утешительного самообмана.