Русалка - Кэролайн Черри

Нет, он не мог позволить себе ничего подобного. Ведь они наверняка обыскали все окрестности, поговорили почти с каждым встречным и непременно будут следить за его комнатой на постоялом дворе…

Наконец мальчик вернулся и, шурша соломой, опустился рядом с ним на колени.

— Я принес воду и немного бальзама для раны…

Петр, закусив губу и находясь все в той же неудобной позе, пытался развязать узел на своем поясе. Наконец узел был развязан.

— Сделай все, что ты можешь, малый. Я буду в долгу перед тобой.

Мальчик очень осторожно ослабил пояс, поднял рубашку и застыл, сдерживая дыхание.

— Ну, что ты таращишь глаза! — проговорил Петр. — Перевязывай!

Лошади завозились и зафыркали, когда с тяжелым стуком, разбрызгивая грязь, во двор трактира въехали верховые. Послышался звон колокольчика.

— Эй, есть здесь кто-нибудь? — раздался грубый голос. — Сторож!

— Подожди! — быстро сказал Петр. Но мальчик уже вскочил на ноги и бросился к дверям, а Петр так и остался стоять на коленях, упираясь локтями в покрытый соломой пол. Он даже не мог дышать от боли, и теперь отдыхал, опустив голову на руки, чтобы как-то справиться со слабостью и сделать два-три глубоких вдоха.

Он слышал, как всадники обменялись приветствиями с мальчиком и как один из них спросил:

— Ты не видел Петра Кочевикова?

Петр тут же впал в отчаяние, пока не услышал ответ мальчика, который прозвучал очень слабо, будто говоривший находился от него на значительном расстоянии.

— Нет, господин.

— А ты знаешь его?

— Да, господин, знаю. Он был здесь сегодня, еще засветло.

— Кто-нибудь появлялся около трактира?

— Нет, господин. Только лишь те, кто сейчас сидит внутри…

— Их следует проверить.

Петр сделал глубокий вдох, убеждая себя, что должен пересилить боль и спрятаться в тени, потому что если Саша даже и будет стоять на своем, преследующие должны будут обыскать конюшню. Он с трудом поднялся с пола, помогая себе руками, качнулся в сторону и упал, повторяя про себя: «Дурак!» Он сумел сдержать рвущийся наружу крик и попробовал дышать, чтобы поскорее рассеялся туман, все еще стоявший в его голове после падения и мешавший ему видеть окружающее. До него доносились приглушенные голоса, среди которых он различал один, принадлежавший Федору Мисарову.

— А что он сделал?

— Убил, — последовал ответ.

— Кого?

— Самого боярина Юришева. Господин Юришев застал его в верхнем зале, прямо у дверей комнаты своей жены, и преследовал негодяя до самой улицы, пока сам не свалился — замертво…

«Да нет же, нет!» — подумал про себя Петр. «Они все врут!"

— Если вы увидите его, — продолжал все тот же голос, — то не испытывайте судьбу. Потому что на жертве не было ни малейшей раны.

«Человек просто умер», продолжал рассуждать Петр, прислушиваясь к разговору. «Какие же дураки! Ведь он был просто никудышный слабый старик!"

Теперь Петр ждал, со злобным предвкушением, когда Саша Мисаров вступит в разговор и заявит, что ему известно, где следует искать злодея, потому что Петр не видел никакой причины, которая хоть как-то могла бы удержать мальчика от доноса. Ставки были очень высоки, чтобы незнакомый человек мог, ни с того, ни с сего, принять на себя подобный риск. Но прошло некоторое время, и всадники, развернувшись, ускакали.

«Боже мой», подумал Петр, «неужели мальчика все еще нет здесь?"

Ему казалось, что Саша мог быть или в помещении трактира, или, услышав все подробности о происшедшем, рассказать все Федору, который должен был тут же вернуть погоню…

Но вместо этого он услышал, как старший Мисаров давал тому наставления:

— Не забудь запереть на ночь ворота.

Потом до Петра донесся и голос мальчика, который казалось, был совсем рядом, где-то около стены конюшни.

— Хорошо, дядя. Я так и сделаю.

Петр почувствовал, что теряет последние силы, и даже пучки соломы, которые он сжимал все это время, вывалились из его ослабевших рук, а из глаз непрерывно текли слезы. Каждый вздох заканчивался резкой болью в боку и спине.

Он увидел, как мальчик вошел в конюшню и бегом бросился в его сторону. Он рассказал, что теперь уже и городская стража ищет Петра. Он еще говорил что-то, просил, чтобы Петр держался, обещал, что еще раз перевяжет его и позаботится о нем…

А Петр терялся в догадках, почему он так поступает.

2

Петр проснулся от резко ударившего в нос запаха лошадей и сена, и только потом уже ощутил боль. Но все же ночь благополучно прошла, и солнечные лучи, играя плавающей в воздухе пылью, уже пробивались сквозь щели между бревнами. Пробуждение обрадовало его, и даже боль в боку показалась ему вполне сносной. Он боялся двигаться, но, тем не менее, не оставлял мысли об этом. Лежа и раздумывая над тем, с чего бы ему начать свое движение, он прислушивался к окружающему: лошади занимались своими обычными делами, лениво переступая в стойлах, трактир пробудился и постепенно наполнялся звуками и голосами, среди которых он различал голос Иленки, покрикивающей на мальчика:

— Сашка, а ну бери ведра, ленивая деревенщина! — А где-то в соседях, совсем рядом, заливался петух.

Затем он попытался припомнить, почему он лежал на этом полу, уткнувшись лицом в солому, и воспоминания постепенно вернули его к произошедшему: слуги, исполняющие княжеский закон, до сих пор ищут его по всему городу, смерть старого боярина Юришева неотвратимо свершилась, и потому он, Петр Кочевиков, проживший в Воджводе всю свою жизнь, должен покинуть этот город, а придурковатые боярские стражники, к тому же, объявили его замешанным еще и в колдовстве…

Эти заявления были нелепы хотя бы потому, что он хорошо запомнил, как выглядело лицо Юришева, когда они стояли, столкнувшись нос к носу, и оба были смертельно напуганы. Скорее всего, испуг и свел старого боярина в могилу, и произошло это тут же, на месте. А что касается колдовства, то в Воджводе не найдется ни одной местной ведьмы, способной совершить такое дьявольское чудо.

По крайней мере те из них, кто жил в городе или ближайших окрестностях, промышляли тем, что собирали различные слухи, а потом недорого сбывали их своим посетителям. Если где и были подлинные колдуны, подумал Петр, то уж никак не в Воджводе.

Все случившееся объяснялось очень просто: старик умер от испуга, а его стража всего-навсего лишь защищала теперь свою репутацию. Вероятно, кто-то из них тайно внушил отговорку о колдовстве местным властям, а остальные дружно ее подхватили. Вот такова была, на самом деле, правда о случившемся прошедшей ночью. Петр Кочевиков гораздо больше верил в человеческие слабости, чем в способности колдунов, потому что доказательства человеческой слабости встречались на каждом шагу, а колдовство всегда стояло под вопросом, как, например, в случае с «маленьким старичком», который, считаясь самым распространенным домовым, должен был бы оберегать конюшни, но которого никто никогда не видел. Колдовство на самом деле всегда было предметом ничем не ограниченной веры в возможности других людей.

Он наверное мог бы даже воспользоваться этим в другое время, но именно сейчас эта самая человеческая слабость предлагала ему выбор: или быть повешенным с соблюдением всех правил и законов, или же получить более быструю расправу. Стража будет гоняться за ним без всяких правил… возможно, подгоняемая страхом самим оказаться на месте Юришева.

Единственный путь получить хоть какую-то безопасность заключался в том, чтобы покинуть пределы города, а для этого он должен миновать городские ворота… где стража, по общему мнению, редко выполняла свою работу должным образом, следя за теми, кто входит или выходит за городские стены. Но теперь, после совершенного убийства, они будут очень тщательно следить за выходом из города, и нет никакой надежды выбраться за ворота днем. Поэтому для него не оставалось ничего лучшего, как прятаться в конюшне до наступления темноты, а потом испытать судьбу, разумеется при условии, что он сможет ходить, в чем, однако, у него еще не было полной уверенности.

Рана по-прежнему продолжала болеть, хотя прошедшая ночь должна была бы ее успокоить.

— Как ты себя чувствуешь?

Петр ухватился за ограждение стойла, чтобы попытаться встать. Но его испуг был напрасным: это всего-навсего вернулся Саша, силуэт которого вырисовывался в дверях. В руках у него были ведра. Он подошел ближе и опустился около деревянной подпорки.

— Я принес тебе яблоко, — сказал мальчик. При этом он поднял одно из ведер с водой и добавил: — А это очень чистая вода, мы заливаем ее только в кормушки.

— Спасибо, — сказал Петр, в голосе которого не слышалось приличествующего такому случаю одобрения. Он припомнил свои завтраки в «Цветке», постель в своей комнате, свои любимые вещи, лошадей, все еще так и остававшихся в конюшнях, и ему стало грустно. Он подумал о том, что никто из его друзей не протянул ему руку помощи, и вот теперь оставался этот мальчик, прислуживавший в «Петушке», над которым, как было известно всему городу, с самого рожденья тяготело проклятье неудач. Так говорили злые языки, но Петр Ильич Кочевиков воспринимал эти слухи почти так же, как относился к разговорам о колдунах, ворожеях или гаданьям на кофейной гуще. Родители этого ребенка погибли в огне, что явилось кульминацией всех несчастий, которые могут припомнить многие, и которые начались именно с момента его рождения…