Путь восставших - Ник Кайм

Вулкана обеспокоил не просто тон Магистра войны, а нечто более глубинное, скорее подразумеваемое, нежели открыто высказанное. Хотя за спиной Гора была различима всего лишь небольшая часть корабля, но этого было достаточно, чтобы заметить изменения. Частично были видны знаки, которых прежде не было, странные символы, значение и смысл которых Вулкану были не знакомы. Поначалу он решил, что это эмблемы ложи, так как именно Гор инициировал ее традиции в Легионах. Несмотря на старания брата, Вулкан отказался от них. При наличии собственной Прометеевой веры Змиев подобные обязывающие ритуалы были излишними.

Но то, что он увидел, не показалось целиком относящимся к культуре лож. Там было что-то еще, что-то непостижимое…

— У меня было ощущение, что облик моего брата приняло другое существо, — пояснил Вулкан. — Но даже со всеми обычными атрибутами этот облик был темнее того, что я знал.

— Вы решили, что он изменился? — спросил Т’келл.

— Больше, чем просто изменился. Я рассказал, что произошло на Хараатане: о помешательстве Кёрза, его суицидальных, нигилистических склонностях. Несмотря на странное поведение Гора, я ожидал, что он будет потрясен.

Вулкан прервался, стиснув зубы от воспоминаний.

— Но он засмеялся, — сказал нахмурившийся примарх, словно не веря собственным словам. — Я был зол и озадачен.

— Я не вижу в этом ничего смешного, брат, — сказал Вулкан, раздумывая, что же случилось с тем благородным воином, которым он когда-то восхищался. — Мы потерпели неудачу.

Веселье Гора сменилось серьезностью.

— Наоборот. Мы добились успеха.

— Я тебя не понимаю.

— Кёрза нельзя приручить. Он — необходимое зло, чудовище, которое поможет нам выиграть эту долгую войну и не замарать руки.

— Они так же замараны, как и его. Может быть не убийством, но преступной беспечностью, несмотря на полную осведомленность об одержимости Кёрза убийствами.

Гор наклонился вперед, его лицо заполнил зернистый гололит.

— Каждый генерал нуждается в оружии террора, инструменте, представляющем угрозу для самых стойких врагов. Ты отлично наточил наше, Вулкан. Из твоего рассказа выходит, что Кёрз превратил страх в клинок, которым я могу воспользоваться.

— Он не то оружие, которое мы должны использовать. Он невменяем, Гор. Ему нужна помощь.

— Он получил ее. От тебя. И я благодарен за нее, — Гор снова отклонился назад. — Есть еще что-нибудь?

— Я увидел что-то в Луперкале, — сказал Вулкан Т’келлу. — Что-то удержавшее меня от ответа. Из-за этого я не сказал о приготовленном для него подарке. Из-за этого я понял, что мои просьбы всегда будут оставаться неуслышанными. Есть оружие, которое не в тех руках слишком опасно.

Вопреки всему услышанному Т’келл по-прежнему умолял повелителя.

— Это не вы возглавили мятеж против Императора. Не вашу армию мы отправляемся покарать на Исстване. Вы не Гор.

Взгляд Вулкана блуждал по хранилищу.

— Почему для тебя так важно сохранить их?

— Потому, что это ваш труд и ваше наследие. Уничтожьте их, и галактика никогда больше не увидит ничего подобного.

— А будет ли это так ужасно, сын мой? В роли оружейника я создал арсенал, который может принести невообразимые страдания и смерть. Я не хочу подобного наследия.

— Тогда зачем их вообще было создавать?

Вулкан наклонился и положил руку на плечо Т’келла. Жест хоть и вызвал у магистра кузни ощущение незначительности, но в то же время был отеческим и подбадривающим.

— Потому что это было моим предназначением, ради которого меня и сотворил отец, и тогда я не считал, что кто-то из нас испорчен. Но из-за Кёрза и Гора я, к сожалению, изменил свое мнение. Среди нас оказался маньяк, трагическая ошибка воспитания над природой, которую я могу понять и принять. Луперкаль же рационален. Мало того, он намного лучше нас. Я открыто признаю: меня ужасает мысль, что он сознательно пошел на мятеж. Он — враг, с которым я не пожелал бы сражаться во всех смыслах, не только из-за нашего родства. И если мои труды, лежащие за дверьми этого хранилища, будут захвачены Гором… я не могу быть ответственным за это, Т’келл.

Вулкан поднялся, давая понять, что вопрос закрыт, и взял Несущий рассвет.

— Пойдем. Я покажу тебе, что необходимо сделать.

Вдвоем они пересекли задымленную кузницу и подошли к двери хранилища. Доспехи Саламандр отражали колышущийся свет печей.

Дверь была такой же огромной, как и склеп, и Вулкан воспользовался символом на своем доспехе, чтобы открыть ее. Маленький выступ скользнул в углубление на украшенной поверхности двери. Оно было незаметным, и Т’келл догадался, что не нашел бы его без помощи примарха.

Один поворот, и пещерное пространство наполнилось глухим звуком работы шестеренок, шкивов и цепных устройств — это ожил старый механизм. Через несколько секунд дверь начала медленно, но неумолимо открываться. Она разошлась посередине, обе створки открывались наружу.

Когда щель стала достаточно широкой, Вулкан шагнул внутрь и повел Т’келла в хранилище.

Пройдя через узкое отверстие, Т’келл изумился толщине дверей и поразительному мастерству их конструкции. Несмотря на очевидное предназначение, двери были так же прекрасны, как и любое творение Вулкана. Феррус Манус на его месте сделал бы двери холодными и уродливыми. Непроницаемыми, надежными, но абсолютно безвкусными.

Если Повелитель Железа был кузнецом, то Вулкан мастером. По крайней мере, Т’келл в это верил.

— Ты первый и единственный из моих сыновей, кто видит это хранилище, — сказал Вулкан. — Его стены хранят каждый артефакт, когда-либо созданный мной.

Пробормотав команду, Вулкан зажег жаровни в помещении. Мерцающий свет факелов окрасил содержимое хранилища в темно-коричневый и багровый оттенки, наполнив каждую нишу тенью. Осветилась только небольшая часть тех чудес, что создал примарх.

Т’келл узнал некоторые, вспомнив их имена.

Обсидиановая колесница.

Вермилионовая сфера.

Свет уничтожения.

Некоторые были созданы в виде обычных клинков; другие были более крупными и сложными механизмами. И у всех были имена.

Как часто говорил Вулкан: имена обладают властью. Назвать предмет означало придать ему индивидуальность, значение. Враг не боится человека с мечом, но тот, кто владеет Клыком Игнарака, заставит его призадуматься. Подобные моменты были важны для Владыки Змиев и входили в его учение.

— Такие чудеса… — прошептал Т’келл, едва способный осмыслить поразительные труды примарха.

Вулкан поставил Несущий рассвет среди других сокровищ и потянулся было за копьем, но остановился, так и не обхватив древко. Излюбленным оружием примарха были меч и копье, Громогласный был уничтожен раньше, в ходе Великого крестового похода.

— Надеюсь, ваша нерешительность вызвана тем, что вы поменяли решение, примарх, — осмелился сказать пришедший в себя Т’келл.

— Нет. Артефакты необходимо уничтожить. Я отправляюсь на Исстван, поэтому не могу сделать это лично, следовательно, это сделаешь ты, Т’келл.

— Тогда, в чем дело, примарх?

Вернув копье на свое место, Вулкан взял Несущий рассвет.

— Я решил, что выбрал не то оружие, но вот это кажется верным, — сказал он. — Подходящим. Возможно, оно станет орудием просвещения моего брата.

Т’келл в отчаянии взглянул на артефакты, готовый на все, чтобы сохранить наследие своего повелителя.

— Примарх, молю вас, — обратился он, опустившись на одно колено. — Пожалуйста, не просите меня сделать это. По крайней мере, сохраните хоть что-то.

Вулкан посмотрел сначала на магистра кузни, а затем на содержимое хранилища.

— Здесь находится оружие, которое может уничтожать миры, мой сын…

— Или же спасать их от уничтожения, — ответил Т’келл, глядя снизу вверх на повелителя, — в правильных руках.

— Моих? — спросил Вулкан, встретившись с умоляющим взглядом легионера.

— Да! Или же лорда Дорна, Жиллимана. Даже Русса!

Вулкан на миг задержал взгляд на Т’келле, затем отвернулся.

— Поднимись, магистр кузни. Мои сыновья не будут молить меня на коленях.

Т’келл услышал в голосе Вулкана рык и на мгновение подумал, что перешел за рамки дозволенного.

— Я вынужден, примарх.

— Ну хорошо.

— Милорд?

Вулкан повернулся к нему.

— Я сказал «ну хорошо». Кое-что должно остаться. Если уничтожу все, значит, я расстался с надеждой и не считаю, что в моих братьях осталась верность и честь. Я не пойду на это.

Т’келл заметно расслабился от слов примарха.