Евпатий Коловрат - Василий Ряховский

Один раз — это было на шестнадцатом году жизни молодого княжича — Ополоница вместе с Федором и двумя табунщиками углубились далеко в степь. Кони их шли целиной без дороги, и из-под самых конских ног то и дело вспархивали молодые тетерева. В раскаленном небе парили ястреба. Соколки часто падали в травы и вновь возносились вверх, держа в когтях свои жертвы.

Федор заметил, что даже невозмутимый Ополоница вдруг начал озираться вокруг.

— До этих мест добегают дикие половцы, — тихо сказал Ополоница, отвечая на вопросительный взгляд Федора. — А у них с христианами речь короткая: аркан на шею — и в полон4.

Седые зарычи тяжело проносились над травами, вспугивая стайки мелких птичек. В чистых озерках кругами ходила рыба, а меж тростников перебегали длинноногие тоскующие куличики.

Но вот на одном из круглых холмов вдали явился всадник с высоким колчаном за плечами. Следом взметнулся и второй. Заметив русских, дикие всадники, гореча коней, исчезли в высокой траве.

За легкими холмами проплыло густое серое облако.

— То пыль, — сказал Ополоница княжичу. — Половцы гонят стада в нашу сторону. Теперь надо ждать набегов…

Суровые табунщики переглянулись и поправили кривые половецкие сабли, висевшие у них на перевязи через плечо.

Ополоница уловил тревогу в глазах Федора и сделал равнодушное лицо. Он даже позевал, прикрывая ладонью рот:

— Бивались мы с половцами. Неверные они люди, а в бою лихи… Чуть прозеваешь — тогда держись шапка!

И старший табунщик подтвердил:

— Что лиса хитер этот половец.

В ту же ночь табунщики подняли конские косяки, к утру пересекли Пару и приблизились к передовым рязанским заставам.

Из степей Ополоница перекочевал с княжичем в леса.

Воин строил где-нибудь над лесной речкой шалаш, уча княжича складывать из камней очаг и добывать огонь. Из шалаша они совершали дальние походы, выслеживая косуль и стада лосей. Федор делил с Пестуном своим все тяжести лесной жизни, ночевал, случалось, на голой земле и был счастлив, когда ловил на лице воина еле заметную тень одобрения.

Наученный Ополоницей Федор умел плести сети, ставить силки на птицу и мелкого зверя, бил стрелой белку, распознавал на траве следы медведей и волков, ловко взбирался на высокие сосны, озирал с высоты зеленое лесное море, на котором редко редко возникал синий дымок смолокура или огонек костра забредшего в глухомань бортника5.

Однажды — было тогда Федору по шестнадцатому году — вышла из Рязани в заокские леса большая княжеская охота. Сам князь Юрий вспомнил молодость и выехал со своим любимым кречетом на лебедей, что во множестве водились на голубых мещерских озерах. Охоту повел Ополоница, передовым же был отрок Кудаш, однолеток княжича.

Стояли теплые августовские дни. На ночевках охотники выбирались из шатров, спали под открытым небом, на котором горели и искрились звезды.

Чую близость коней, в буреломе одичало подвывал старый волк. Сторожевые псы, лежавшие у костров, вскакивали на ноги, вытягивались и, как окаменелые, стояли долго, всматриваясь в тьму мерцающими глазами.

Глухо покрякивая, вставал со своего ложа Ополоница и звал конюших отроков. Он приказывал им подбросить сушняка в костер. Веселые струйки огня освещали тяжелые лапы елей, стоявших вокруг поляны; зеленой искрой вспыхивал глаз обернувшегося на свет огня. Звезды тускнели, и одинокий волк прекращал зловещий вой.

На третий день Ополоница повел молодых охотников к самому озеру Великому, где во множестве гуляли стада косуль.

Князь Юрий прекратил свою потеху и тронулся в стойбище мещерского царька, куда его давно звал верный данник.

Федор пошел с молодыми охотниками. Обок с ним ехал на своем соловом коне Кудаш — круглолиций, с широко расставленными серыми глазами молодец, послушный и необидчивый. Кудаш льнул к Федору и часто забывал о разнице между ними — звал княжича по имени и даже любовно похлопывал по плечу.

Федор понимал, что молодой княжеский ловчий опытнее его в выслеживании зверя, знал лес, как свой дом, а по силе и ловкости не уступал взрослым охотникам. Состязаться с Кудашом в догадливости, в умении отыскать «простывший» след зверя, в быстроте добычи огня стало для Федора делом чести.

Вот и теперь Федор старался не отставать от ловчего и гнал своего коня, далеко уходя от главной группы охотников. Когда топот коней сзади и голоса становились глуше, даже едва слышными, Кудаш снимал с плеча турий рог и, сдерживая своего нетерпеливого солового коня, долго трубил. От натуги у него кровью наливались глаза и малиновые губы синели от синевы.

БУЛАТ ПЫТАЮТ ОГНЕМ

Ранней зарей следующего дня, когда над черными и неподвижными водами озера Великого еще лежал плотной пеленой туман, разрываемый множеством утиных выводков, вылетавших на подкормку, охотники снялись со становища и, оставив коней на попечение отроков, пошли на прибрежные высоты.

Охота длилась весь день.

Только к вечеру один за другим стали притекать к становищу охотники.

Лов был удачным. Охотники сбрасывали с плеч туши убитых ими косуль в одну кучу. Скоро отроки повесили над костром большой кованый котел, в который положили большие куски свежего мяса. Густо пахло кровью, и сторожевые псы, пожиравшие за кустами отбросы, то и дело поднимали яростную грызню.

К ужину собрались все. Недоставало лишь княжича Федора и Кудаша.

Перед тем, как улечься на епанчу6, Ополоница приказал до утра поддерживать в костре огонь, чтобы отставшие охотники могли по зареву найти стан.

Но и на утро не пришли молодые охотники.

Зная, что в это утро князь Юрий будет ждать ловчих у переправы на реке Пре, Ополоница с неохотой оставил это место и повел отряд через леса.

Не увидев среди прибывших с Ополоницой ловчих своего сына, князь вопросительно посмотрел на воина.

— Горяч княжич в охоте, — ответил тот. — Надо ждать, придет следом.

Пока двигались по течению Пры к Оке, Юрий то и дело останавливал отряд и приказывал трубить, и тайное беспокойство клало печать на его лицо.

Княжеская охота вступила в Рязань под вечер, а ночью в город прибежал Кудаш. Призванный в княжеский терем, Кудаш сказал, что княжича не видел, а см отстал потому, что, упав с кручи в овраг, вывихнул ногу.

В княжеском тереме поднялась тревога.

— Заблудится и сгинет сын мой, Ополоница! — сдерживая волнение, говорил царь пестуну.

— Должен прийти, — отвечал тот невозмутимо. — У княжича при себе нож, трут и огниво. С этим припасом хороший ловчий нигде не пропадет.

— Но зверь лихой или недобрый человек…

— Ах, князь! — качал головой пестун. — Ужели за четыре лета я ничему не научил молодого княжича?

— То верно, — соглашался князь.

Однако после слезной мольбы княгини своей Агриппины Ростиславовны, души не чаевшей в сыне-первенце и не любившей Ополоницу, князь послал старшего воина из своей охраны и сказал:

Снарядить поиски! Передать мещерским данникам, чтобы выслали в леса людей. Палить костры на холмах и звонить в било церковное ночь и день.

По уходе воина Ополоница встал перед Юрием и глухо проговорил:

— Отпусти меня князь. Уйду служить другому владыке.

На быстрый взгляд Юрия Ополоница ответил:

— Упреждал я тебя, когда брал под свой начал твоего сына: не перечь мне! А вижу, ты не доверяешь мне, мыслишь втайне, что с лихим намерением я не пошел вслед за Федором… Стало, не гож я быть пестуном и не угодил тебе. Отпусти, князь!

— Опомнись, друг! — попытался успокоить его князь.

Но, обуреваемый гневом, Ополоница стоял на своем:

— Коли Федор не выбьется из лесов — стало, хил он духом! Булат пытают огнем, Юрий свет Игоревич!

Князь быстро прошел в сени, остановил воина и отменил свой приказ.

Тем временем Федор, затерянный в диком лесу, пытался найти из него выход.

Он и сам не мог сказать, как отбился от ловчих. Сначала он крепко держал на слуху Ополоницу и Кудаша, шедших от него по сторонам. Потом лесные голоса отвлекли его, заставили насторожиться. Вот, шумно сопя, грузно проковылял меж кустов барсук. Там, задевая ногами ветви, скакнул в чащу олень. Огненно-рыжая лиса вывернулась на полянку и, встретив настороженный взгляд юного ловчего, скрылась в густых травах…

Вскоре Федор вошел в сплошной сосняк. Здесь сразу стало просторнее, и под ногами мягко зашуршала сухая хвоя.

Первого козла Федор увидел на вершине каменистого ската, уступами спадавшего в воды озера. Козел стоял, вскинув вверх витые рога.

Федор наложил стрелу на тугую тетиву. Острый наконечник стрелы был на правлен прямо в грудь животного, чуть повыше точеных ножек.

«Только бы не промахнуться!» — взмолился Федор.

Но в самое последнее мгновенье, когда стрела затрепетала на тетиве, козел подогнул колени, взмахнул могучими рогами и прыгнул. Через минуту он был уже на соседнем холме.