Женщины у домашнего очага - Фредерик Фаррар

В английской истории существует ещё одни яркий пример того, что учёность вовсе не служит помехой к проявлению любви к домашнему очагу; этот пример являет собой лэди Джен Грей. Она была до такой степени предана изучению науки, что, по свидетельству её учителя Роберта Ашама, будучи шестнадцатилетней девушкой, предпочитала играм и развлечениям окружавшей её молодёжи изучение Платонова «Федры». В то же время она могла служить примером дочерней покорности и безграничной преданности жены к мужу, не смотря на то, что её родители, придерживаясь системы воспитания того времени, обращались с ней с поразительной суровостью. Историк Фуллер справедливо замечает, что герцог и герцогиня Суффолкские «обращались с ней строже, нежели того требовал кроткий нрав их очаровательной и талантливой дочери, которая, будучи тринадцатилетней девушкой, писала сочинения на греческом языке»; когда же ей минуло пятнадцать лет, то она изучила древне-еврейский язык, знала также итальянский и французский языки; вела переписку с учёным Бюллингером и в то же время в совершенстве исполняла всевозможные рукодельные работы и обладала талантом к изящным искусствам. Роберт Ашам в своей книге: «Школьный учитель» приводит её собственный рассказ об обращении с ней её родителей: «Когда я нахожусь в обществе отца или матери, говорю ли я, молчу ли, сижу, стою, ем ли или пью, бываю весела или грустна, занимаюсь ли рукоделием, музыкой или танцами, одним словом, чем бы я ни занималась, то от меня требуется, чтобы я всё делала в совершенстве и с точностью, соблюдая как бы меру, вес и число каждой вещи, с которой я обращаюсь; если же мне это не удаётся, то на меня сыпятся упрёки за невежество или же угрожают наказаниями; даже подвергают телесным наказаниям, о которых я здесь умолчу из уважения к моим родителям. Всё это столь тягостно для меня, что я иногда чувствую себя как бы в аду».

Возвращаясь к упомянутой выше Маргарите Ропер, приведём некоторые трогательные исторические данные, которыми обрисовываются её отношения к отцу: «После того, как сэр Томас Морус пробыл около месяца в тюрьме Лондонского Тауэра, где он жил спокойно и не теряя обычной бодрости духа, дочь его Маргарита, сильно стосковавшись по нем, добилась, после усердных и долгих ходатайств, разрешения видеться с ним; при этом свидании они сперва помолились, а потом отец сказал ей: «Мне сдаётся, Магги, что люди, которые засадили меня сюда, воображали, что они жестоко наказывают меня, но уверяю тебя, милая моя дочь, что если бы не стоя мать и не забота о вас, моих дорогих детях, забота, которую я считаю за первейшую мою обязанность в этой жизни, то я давно самовольно удалился бы в подобную темницу или в ещё более тесную, нежели эта».»

Далее приводим описание последнего прощания отца с дочерью словами правнука канцлера: «Когда сэр Томас Морус был приведён к пристани близ Лондонского Тауэра, то горячо любимая им дочь его, тётка моя Маргарита Ропер, увлечённая страстным желанием увидеть его и получить его последнее благословение, бросилась к нему навстречу; опустившись на колени, она сначала испросила благословение у отца, а потом бросилась в его объятия, не помышляя о себе, расталкивая громадную толпу и военную стражу, которая оберегала его пиками и алебардами; обняв отца на глазах всей громадной толпы, она целовала его, сжимая его голову в своих объятиях; обессилив от горя и волнения, она могла только проговорить: «Отец мой! Дорогой отец!» Он был невыразимо тронут таким дорогим его сердцу проявлением любви дочери к нему, и, благословляя её, успокаивал тем, что какие бы страдания ни предстояло ему претерпеть, без всякой с его стороны вины, то на то воля Господня, и что поэтому он советует ей покориться велению Святого Провидения и терпеливо переносить предстоящую разлуку с ним. Затем она была вынуждена расстаться с отцом; но едва она, убитая горем, удалилась шагов на десять, как неудовлетворённая своим прощанием с ним, как бы в полном отчаянии от потери страстно любимого отца, она, не взирая на напор толпы, с полным самозабвением, вернулась к нему и упала в его объятия; обвив его шею руками она осыпала его своими поцелуями. Отец не произнёс ни одного слова; лицо его сохранило прежнее спокойное выражение, но слёзы струились по его щекам; все присутствовавшие были так потрясены этим трогательным зрелищем, что немногие из толпы могли воздержаться от слёз. Наконец, её силой исторгли из объятий отца и ей пришлось удалиться от места казни».

За день перед казнью сэр Томас Морус написал дочери несколько слов углём, так как ему запрещено было давать чернила и бумагу; в этом прощальном послании он выражал свою безграничную любовь к детям и благодарил дочь за её преданность и любовь к нему; он завещал ей свою власяницу.

Всем тем, кто испытал то безграничное счастье и высокое наслаждение, какие доставляет счастливая семейная жизнь, основанная на началах религии, и тому кто знает, что эта жизнь уподобляется земному раю, должен казаться в высшей степени печальным неоднократно цитируемый факт, что современная эмансипация женщин, прошедших через множество самых разнообразных фазисов, обнаруживается в последнее время новым фазисом, названным в прессе «возмущением дочерей против родительской власти». Я могу допустить всевозможные роковые ошибки со стороны родителей в деле воспитания своих детей; могу понять, что дочери матерей, предающихся светским развлечениям в ущерб своим родительским обязанностям, пришли к убеждению, что стремления их к умственному развитию и требования их от жизни несравненно возвышеннее и честнее, нежели цели тех матерей, которые зачастую ведут недостойный торг счастьем дочерей, устраивая их браки со стариками или титулованными развратниками, лишь бы это были богатые или влиятельные женихи; я допускаю также, что можно обвинить многих матерей в том, что они ошибочно требуют от своих дочерей, чтобы они во всём разделяли их вкусы, склонности, их взгляды на вещи и имели одинаковые с ними требования от жизни — ошибку, в которую точно также впадают и отцы относительно своих сыновей. Родители, действительно, забывают, что каждую человеческую душу можно сравнить с островом, окружённым неприступным океаном, и что нет ни малейшего основания предполагать, что в ребёнке должны непременно отразиться характер или идеал родителей. По закону атавизма в ребёнке может обнаружиться какой-либо отдалённый тип его предков, совершенно чуждый его родителям или ближайшим родственникам; во всяком же случае наши дети, как и все остальные люди, представляют собою, по меткому выражению одного учёного, как бы крайние пункты бесчисленных мужских и женских линий, исходящих от их предков со времён наших общих прародителей Адама и Евы; иначе нельзя было бы объяснить почему, например, у Марка Аврелия, этого «совершеннейшего из смертных, блестящего представителя языческой нравственности», родится такой чудовищный по своей безнравственности и зверству сын, каким был Коммод; или почему у высоконравственной жены Германики, показавшей на себе в развращённом и жестоком веке, в котором она жила, пример чистоты и целомудрия, родится дочь Агриппина — младшая, запятнавшая своё имя злодеяниями.

Если, однако, допустив всё вышесказанное, признать, что на самом деле в нашем современном обществе замечается общераспространённое «возмущение дочерей» — в чём я позволяю себе сомневаться, то это явление возможно объяснить единственно разве только тем, что в корне нашей современной цивилизации гнездится какой-либо болезненный, растлевающий зародыш. Разумным и основанном на любви к детям руководительством, родители, однако, могут противоборствовать развитию этого зародыша, и, разумеется, им удастся искоренить его, в особенности если, взамен тягостных стеснительных мер, они прибегнут к твёрдому, непоколебимому контролю над своими детьми, контролю, основанному по преимуществу на снисходительности и на самоотверженной любви к подрастающему поколению.

Глава 2. Жёны.

В наше время много говорят о правах женщин и о влиянии, которое они могут оказать в сфере общественной деятельности. Христианство уделило женщинам обширную сферу плодотворной деятельности в домашнем кругу, если только они обладают даром проявить своё влияние в этом кругу толково и с полным самоотвержением. Конфуций весьма верно определил эту деятельность женщин словами: «Если кто разумно выполняет свой долг относительно семьи, то нет надобности ходить далеко для жертвоприношений.» Возможно, что некоторые эмансипированные женщины прочтут эти строки с усмешкой; тем не менее, однако, я так далёк от мнения, что заботы в домашнем быту составляют слишком ограниченное поле деятельности, что считаю эти заботы по их обширности равными с полем деятельности всей человеческой расы. Женщина может стремиться к расширению горизонта своего миросозерцания и в то же время не пренебрегать своими домашними обязанностями. Без сомнения, обязанности каждой женщины начинаются у домашнего очага, и если она нерадиво относится к этим обязанностям, то все её попытки к расширению поля своей деятельности потерпят рано или поздно крушение.