Степан Рулев - Николай Бажин

– Отчего это – в воде холодно всегда, а в ней трава растет? – спросил он наконец, не поворачиваясь к Рулеву.

Рулев объяснил ему.

– Отчего же земля под водой тепла не теряет? – спросил опять Скрыпников.

Рулев объяснил и это.

– Выходит, что чем больше вы мне рассказываете, тем больше мне спрашивать нужно, – сказал, подумав, Скрыпников и вздохнул.

Минут с десять они сидели молча. Рулев покуривал и ждал, что будет дальше.

– Как вы думаете, – спросил купец, – можно ли сделать такую деревянную рыбу, чтобы и против теченья сама собой плыла и перьями водила?

– Можно, – отвечал Рулев.

– Со мной вот какая была история, – продолжал Скрыпников. – Жил здесь, видите, мужичок слепой; он машину одну выдумал. Иду я как-то, мальчишкой еще, с реки. Рыбу я любил удить. А он сидит без шапки на берегу, на лодке опрокинутой, и задумался, лицо руками закрыл. Я около него сел отдохнуть. «Откуда, говорит, молодец?» – «Рыбу, говорю, удил». – «Когда-то, говорит, и я любил. А теперь вот она, река-то, где бежит – синяя, светлая да глубокая, а я только и знаю, что шумит она да холодком с нее веет, а видеть ничего не вижу. А как ты, молодец, думаешь, – спрашивает он меня, – можно пустить такую деревянную рыбу, чтобы и против теченья шла, и перьями управляла, и жабрами водила?» Я молчу. А он поворотил прямо ко мне лицо, задумчивый такой. «Можно, говорит, можно», и опять призадумался, лицо руками закрыл… С тех вот пор думал я, думал о рыбе той, о пароходах и машинах разных: то одно начну чертить да строгать, то другое, а толку нет. Толку нет, да и от мысли нет отбоя, – и во сне машины снятся.

– Вам бы надо механике учиться, – заметил задумчиво Рулев.

– Где тут учиться, – горько возразил Скрыпников. – Драться тут, или водку пить, или учиться, – что-нибудь одно. Да где и учителей-то взять?

– Книги вам надо выписать и самим учиться…

– Что за книги? – спросил Скрыпников.

Рулев сказал ему.

– Пойдемте ко мне, – сказал потом Скрыпников, вставая. Рулев согласился, и они пошли по улице.

– Вы здесь чем занимаетесь? – спросил дорогой Скрыпников.

Рулев объяснил свое положение, и Скрыпников точно обрадовался.

– Хотите вы поселиться у меня и сына моего воспитывать? – спросил он вдруг, остановившись посреди улицы. – Со мной вы, наверное, сойдетесь, а сынишко у меня умный мальчуган.

– Для меня учителем лучше быть, чем приказчиком, – просто ответил Рулев.

Тут же и уговорились.

Скрыпников принадлежал к числу механиков-самородков и так много придумывал разных машин, до того путался в разных подробностях своих фантастических изобретений, что едва не сошел с ума. Одна и та же бесплодно повторяющаяся мысль, от которой нельзя было освободиться, привести в исполнение которую не хватало сил, должна была производить мучительное состояние. Это положение должно было или кончиться сумасшествием, или вызвать противодействие в других человеческих силах: вызвать Скрыпникова на всякие безалаберные действия, с целью забыться от этой мысли, избавиться от одностороннего, болезненного напряжения мозга. Пока случилось только последнее. Рулев рассчитал, что как только Скрыпников обратится к правильному занятию механикой, вся эта безалаберщина должна прекратиться. Так оно и случилось. Скрыпников не боролся больше с бурлаками и не раздумывал в кабачках о своей деревянной рыбе, а изучал математику и механику.

Рулев немедленно сдал все книжные дела хозяину, а сам переселился к купцу и занялся его сыном.

III

Следующей весной Рулев был уже уездным учителем в том крае, который находил нужным посмотреть поближе. Он по прежнему был здоров; в свободное время бродил, ездил верхом, читал, хотя уже только относящиеся до его дела книги, но он сделался больше решителен, даже резок, и еще больше угрюм. Он видел уже слишком много страданий человека, зла всякого, погибавших людей, и мысль о деле уже совершенно овладела им. Он пробыл на этом месте целый год, узнал все, что ему нужно было для его расчетов, и переехал в другую часть этого края. Прежняя часть была богата табунами лошадей, а эта разными племенами человеческими; но люди только пакостили землю, и ужиться с ними Рулев не мог. В это время я встретил его во второй раз; в первый же я видел его тогда, когда он только что вышел из школы. Он ходил в своей комнате взад и вперед; на столе лежали географические карты и груда набросанных на всяких лоскутках заметок о крае. Рулев сильно похудел после нашей первой встречи; глаза сделались больше, между бровями образовались складки; говорил он тише и резче. Я просидел у него часов до трех ночи, так завлекательны были его разговоры. Относительно его резкости и ума я приведу только один случай. С ним желал познакомиться один молодой господин, замечательный не только физической силой и здоровьем, но и не глупый. При первом же свиданье Рулев обратился к нему с следующим вопросом:

– До сих пор вы умели только собак гонять – что же намерены делать теперь?

Начатое таким образом знакомство кончилось тем, что при отъезде Рулева молодой господин непременно хотел ехать за ним всюду, хоть на край света, но Рулев урезонил его остаться. В другой части края Рулев пробыл еще дольше, потому что она прилегала к его родине, да и люди встречались здесь чаще. А хорошие люди были Рулеву нужны.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

…женский голос запел «Хуторочек» – песню на слова А. В. Кольцова, музыка А. Дюбюка.