Две истории, рассказанные так, как они случились - Д.Ч.

и всю последующую ночь. Очнувшись от хмельного забытья, златокудрый поэт-философ-певец-головорез не без труда вспомнил события предыдущей пьянки. В голове была звенящая, но приятная пустота, а в теле ощущалась необыкновенная легкость. Спустя некоторое время вспомнилось и предложение Диониса. На трезвую голову решение пришло быстро. Орфей спустился обратно в подвал, поставил малый жертвенник, развел огонь, пропел хвалу хмельному божеству, надрезал ладошку, брызнул в чашу с крепленым вином несколько крупных капель своей крови, а вино аккуратно спалил в полыхавшем в жертвеннике огне. После окончания ритуала, он проорал, что согласен и предложил Дионису взять «нового» вина столько, сколько возжелает само божество. Не успел он моргнуть, как три бочки винища исчезли. Дионис принял жертву, услышал Орфея, взял предложенное, но наглеть не стал. Ибо прекрасно помнил, чьим еще жрецом является сей субъект.

Вот теперь Орфей знал точно, что сейчас ему надлежит вызвать своих первых «работодателей» — Аполлона и Аида. Притащив еще один жертвенник, герой нашего повествования сходил за кифарой и тимпаном. Ведь каждому из божеств он играл призывание на специально предназначенном для этого музыкальном инструменте. Фебу — кифара, Гадесу — тимпан. Короче, шаманил. Но, всегда удачно. Спустя полчаса, в подвале дома Орфея началась очередная пьянка, в которой принимали участие: а) сам Орфей; б) Аполлон; в) заскучавший в своем доме в подземном царстве в отсутствие супруги Аид. Полагаю, ты понимаешь, к чему может привести пьянка «на-троих»? Да, к самым неожиданным последствиям.

Прежде чем преступить к последнему акту этой трагикомедии, позволю себе напомнить тебе, мой друг, как классические легенды описывают гибель Эвридики. Как утверждал Эсхил, как-то раз, Эвридика блуждала по лесу с нимфами, перемежая это нехитрое занятие с танцами. И то ли на нее соблазнился некий пастух Аристей, и начал её преследовать, недвусмысленно намекая на явно выпирающие намерения, то ли она так самозабвенно танцевала, что ничегошеньки вокруг не замечала. В любом случае, убегая или танцуя, она была укушена змеёй и мгновенно умерла. Так говорят легенды. Правда о гибели сей дамы, была много грязнее и непотребнее.

Загул продолжался третьи сутки. Никто из участников этой попойки не пытался улизнуть, потому что:

Во-первых, Аполлон, он же Феб, плевать хотел на все вокруг, если собралась хорошая компашка. Да еще и такое замечательное винишко. Зевс? Да, ну его к псам. Они с жрецом и дядей недурно сидят.

Во-вторых, Аиду осточертело сидеть в преисподней в окружении мертвяков. Тем более, жена сейчас гостит у тещи начиная с конца марта. То есть, как не крути, Аид холостой вот уже как три с половиной месяца. В конце концов, он тоже имеет право отдохнуть от рутины, не так ли?

В-третьих, и Орфей вроде как во временно холостом состоянии. Почему не развлечься?

В первый день «отдыха» Аполлон вызвал к себе в подвал муз. Не стану сообщать вам, мой юный друг, чем там занимались три взрослых мужика и девять пьяных в зюзю женщин. Но изрядно пьяные, и не менее изрядно помятые музы покинули на четвереньках подвал дома Орфея только к началу третьего дня. Пьяные, помятые… Но безумно довольные.

Начало третьего дня суровой мужской попойки ознаменовалось тем, что кому-то из выпивох пришла в голову идея пить вино на спор. Участие принимали боги, поскольку пьяненький Орфей к тому времени только и мог, что смотреть на мир сощурив глаза и глупо хихикать. На момент начала спора в распоряжении собутыльников оставалось двадцать бочек вина. Спорили на желание. Пили по очереди. В результате, Феб отказался продолжать спор, выпив последние капли из четвертой бочки. Аид же выхлестал шесть. Желанием Аида было, чтоб Аполлон принес ему в жертву любое существо, которое первым войдет в этот подвал. Однако, учитывая, что Феб был весьма нетрезв и почти приближался к состоянию Орфея, было допущено отступление в виде призвания Танатоса для исполнения желания Аида. Танатос не возражал, однако просил угостить и его. От широты душевной Орфей отдал целый бочонок и Танатосу. Тот на радостях опростал сей сосуд меньше, чем в пять минут. Результатом этого экспресс-пития стало явление в подвал четырехглавой змеюки. Икая и путая буквы в словах, бог смерти пояснил, что это орудие жертвоприношения.

Когда последние приготовления к процессу принесения неведомой жертвы в дар богу подземного царства были окончены, громом небесным на дворе имения Орфея раздался крик Эвридики: «Где ты, мерзавец, почему не встречаешь?»

Теперь уже три бога тупо смотрели друг на друга. Что-то совсем неприличное шевельнулось в их голове.

«Ша!»— Сказал Аид, — «я три месяца не знал ласки, потому предлагаю поступить так: ежели энта девица сюды вплывет, ик… угосссить, совратить, отыметь и только тогда, когда все желания уйдуть — принесть мне в жертву!»

Два других бога не возражали. А Орфей улыбался.

Дальнейшее описывать не стану. Правду говорят — пьяная женщина себе не хозяйка. Бухая троица богов от души порезвилась с будущей жертвой, и когда Эвридика на исходе шестого дня уже была в состоянии близкой к эндорфиновой коме (от удовольствия от соитий), Феб и Танатос сошли с дистанции на пятый день, Аид тоже выдохся. Орфей пил, принимал участие в групповом сексе на равных, глупо хихикал и периодически отключался.

Когда стало ясно что продолжение не последует, Аид скомандовал «Давай!» и змеюка впилась в руки и ноги Эвридики всего на одну секунду. И исчезла. А девушка рухнула на пол подвала уже мертвая.

К тому моменту как голова Эвридики коснулась пола, в подвале оставался только Орфей. Пьяный и спящий.

Пробуждение для него было тяжелым и страшным. Тело Эвридики он приказал забальзамировать, положив его в дистиллят из виноградного вина.

Он прекрасно понимал, что если на поверхность вылезет вся эта неприглядная история, то скандала не миновать. А следствием этого скандала может быть событие много хуже, чем просто изгнание из города. И именно в эти дни он начал задумываться о статусе «живущего-в-двух-мирах». Но, только начал задумываться.

Вернемся опять к классикам древнегреческих произведений, мифов, легенд. В данном случае — к Овидию и его «Метаморфозам». Согласно его версии тех событий Орфей весьма горевал о гибели своей «ненаглядной». Он пел о своём горе и разволновал всё живое и неживое в мире; и люди, и боги были глубоко тронуты его печалью.

Теперь представьте себе бухого каждый день Орфея, который, будучи пьян в стельку, дурным голосом орет, якобы, песни о своем, якобы, горе. Да, он решил вернуть свою сожительницу. В её же теле. Живой. И план его был, на удивление, прост и