Северный ветер - Наталья Колесова

Ветер усиливался. Скала, отдавшая накопленное дневное тепло, начала высасывать его из человеческих тел, и двое, кутаясь в плащи, невольно жались друг к другу.

— Можешь вздремнуть, — сказала Кидж-Кайя.

— Нет, — кратко отозвался Джер, и они умолкли, не столько опасаясь спугнуть оборотня, сколько не желая говорить друг с другом.

Светало. Стихал дождь. Кидж-Кайя длинно зевнула, потянулась и поменяла положение. Ее обтянутые штанами крепкие ягодицы прижались к его паху. Почувствовав мгновенный отклик его тела, она оглянулась, выгнулась, как кошка, и провокационно потерлась — уже намеренно, усмехаясь ему в лицо. Джер отвел взгляд, ненавидя в этот момент ее и себя.

Вдруг Кидж-Кайя замерла — и разом обмякла, растеклась, распласталась на камнях, точно камбала на морском дне — разве что окраску не сменила. Он перевернулся вслед за ней на живот, вглядываясь в оголившийся после отлива берег.

Даже он увидел не сразу. Камень — огромный, черный, глянцевый, — шевельнулся, выдвигаясь из обегавшей его волны. Зверь — тюлень? — двигался неторопливо, грациозно и плавно, как и подобает морскому существу. Вот он замер, высоко подняв красивую гладкую голову (замерли и люди, боясь, что при малейшем признаке опасности он уйдет в море). Началось превращение. Джер зачарованно смотрел, как гибкое тело словно скручивается в спираль, являя миру вместо атласной черной шкуры нечто белое и гладкое… Он даже не заметил, как исчезла Кидж-Кайя, — очнулся, лишь когда увидел метнувшиеся по берегу тени.

— Сеть!

Сеть наброшена — остатки прекрасного морского существа еще могли порвать ее и вырваться на свободу — но со второй, заговоренной, не справилось ни оно, ни слабое после превращения человеческое тело. Отступившие солдаты наблюдали, как Кидж-Кайя, наклонившись, рассматривает пленника. Ловец выпрямилась. В голосе ее не было триумфа, когда она сказала:

— Какой сюрприз! Господин аптекарь!

Алькад глазел на гайтан, выбившийся из-за глухого воротника куртки Ловца: прочные серебряные звенья с впаянными через равные промежутки черными камнями. Спросил с почтением:

— Амулет от оборотней, да?

Рука Ловца взметнулась — прикрыть гайтан — и опустилась. Кидж-Кайя сказала равнодушно:

— От оборотня, это уж точно, — обвела взглядом стражников. — Камни Матвея Медвежьего, не слыхали?

Взгляд ее задержался на Джере — ему показалось, с каким-то даже вызовом. Он вслед за всеми мотнул головой. Неспешно заправляя гайтан в ворот, Ловец скомандовала:

— Упакуйте-ка господина аптекаря как следует!

Кидж-Кайя стояла, заложив руки за спину, слегка склонив стриженую голову. Новобранцы переминались за ее спиной, поглядывая на темные высокие своды, потрескавшиеся камни стен.

В старом монастыре шел суд над оборотнем.

Джер в который раз оттянул и без того широкий ворот рубахи. Алькаду тоже было не по себе — он то и дело утирал лицо рукавом. Перехватил взгляд друга, проворчал: «Ох, и жарища тут у них!» Бено пожирал взглядом мужчину в серебряной клетке. Был тот грузен, немолод и перепуган до того, что жалость брала. Босые волосатые ноги неуверенно переступали под подолом длинной грубой рубахи, бледно-голубые глаза перебегали от стражников до высоких судей и обратно.

Очередной допрошенный свидетель вышел вон, далеко обходя клетку с господином аптекарем — было ему и жутко и любопытно до той же самой жути. Старшина суда, состоявшего из трех человек (его самого, мрачного священника в сутане и богато одетого горожанина), кивнул стражникам.

— Слушаем уважаемого Ловца. Мастер-скрад, прошу.

Кидж-Кайя вышла вперед, положив руку на Биб-лию, без запинки оттарабанила слова присяги. Джер вновь повел шеей, словно было ему душно: видно, частенько произносит она эту присягу…

Священник, не вставая, подался вперед.

— Разумеете ли вы, мастер, что своими показаниями обрекаете этого… это существо на смерть?

— Разумею, — сказала Кидж-Кайя, и Алькад то ли с восторгом, то ли с тревогой ткнул Джера локтем в бок — так явственно прозвучала издевка в ее хрипловатом голосе. Услышал издевку и священник, потому что, хмурясь, откинулся на спинку высокого стула. — Еще как разумею, святой отец. Только я всегда считала, что казнь этого… человека — лишь очищение его бессмертной души от грешной телесной оболочки. Если есть у оборотня душа. Что об этом говорит святая церковь?

Священник открыл было рот, закрыл и жестом приказал что-то старшине.

— Итак, вы подтверждаете все ранее данные вами показания, мастер? — вступил тот.

— Подтверждаю и клянусь, — сказала женщина. По знаку старшины отступила назад.

— Что с ним будет? — спросил Алькад.

— Сожгут на рассвете, — пробормотал Бено. — Если он раскается в сговоре с врагом рода человеческого, палач подарит ему легкую смерть — даст яд, когда огонь разгорится.

— Легкую… — ворчал Алькад. — Они что, сами яд когда-нибудь пробовали?

После оглашения приговора речитативом стар-шины, (горожанин так и промолчал все время, втянув голову в плечи), священник пообещал бывшему господину аптекарю последнее причастие на рассвете. Оборотень, продолжавший рыскать взглядом по лицам — казалось, он не понимал до конца, что происходит — вдруг завопил, кидаясь на решетку, покрытую серебром.

— Сука! — кричал он. — Сука! Проклятая, подлая сука!

Кидж-Кайя окинула его косым взглядом, словно прикидывая, как будет с ним справляться, если он таки вырвется из клетки. Мотнула стражникам головой.

— На выход!

— Все дело в Северном ветре! — раскрасневшийся Бено размахивал кружкой с пивом. Он уже пару раз плеснул на Алькада, и теперь тот с недовольным видом оттирал рукав своей яркой бархатной куртки — уж очень Бен-Али любил принарядиться.

— В сезон Северного ветра оборотни просто с ума сходят, теряют осторожность, идут на побережье…

— А почему сюда-то? — спросил Алькад.

— Говорят, на севере, за Проливом Туманов, откуда еще никто не возвращался, лежит их земля — Земля Оборотней. Вот их на родину и тянет.

— Если никто не возвращался, откуда кто знает, что там лежит? — резонно возразил Алькад. — А интересно было бы на эту землю взглянуть. Только там, наверное, просто-людей тоже на костре сжигают?

— Ш-ш-ш, — зашипел Бено, оглядываясь. Никто их не слушал. Кабак вовсю обсуждал новость о господине аптекаре. Толковали о трех благородных дамах на сносях, которых он пользовал, и которые скинули от ужаса, узнав о сущности его скрытой. О том, что наверняка он подмешивал отраву лучшим людям города в пилюли от кашля или головной боли — а что от них еще ожидать, нелюдей этих?