Милюль - Вадим Шильцын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пора уже – забеспокоилась нянечка – видите, оркестр заиграл-с. Не ровён час, отдадут концы-с.
– Это точно – ухмыльнулся белый гигант – так стараются! Того и гляди, отдадут Богу душу.
Нянечка строго посмотрела не него, и, собравшись с духом, сделала замечание:
– Негоже-с, господин великан, дитя баловать. Да и поторапливаться надо-с.
Господин великан вдруг, смутился:
– Прошу простить меня покорно – сказал он – я не хотел вам мешать, или, упаси Бог, приставать к вам. Просто мне подумалось…
– Вот и спасибо, что не хотели-с – ответила нянечка, и оборотясь к Милюль, добавила так же строго – Слезайте, Милюль, мы торопимся.
Милюль спрыгнула на пол, взяла нянечку за руку, и они двинулись вдоль борта, к трапу высшего класса.
Оркестр надрывался на верхних ступенях портовой лестницы. Мимо шастали различные люди с чемоданами и без. Группа дам и господ, проходила на трап. Их встречал офицер в чёрной фуражке с золотым околышем. Он поклонился Милюль, кивнул нянечке и жестом пригласил их на подъём.
Из-за медлительности поднимающихся, на причале, у железного борта лайнера скопилась небольшая очередь и предстояло постоять немного, чтобы впередиидущие поднялись повыше и дали следующим простору. Милюль переминалась с ноги на ногу, когда нянечка, распушив юбки, присела рядом и значительным голосом сказала:
– Сегодня, Милюль, не простая суббота. Ровно в этот день Вы родились, и теперь Вам исполняется шесть лет. Перед тем, как мы взойдём на корабль, я хочу подарить Вам вот эту брошку. Носите её почаще, и берегите до тех пор, пока вас не найдёт Иван – Царевич.
– Как Царевну-Лягушку? – спросила Милюль.
– Да, как Царевну-Лягушку – ответила нянечка и прикрепила к Милюлиному платьицу прекрасную брошь.
В серебряном кругу, украшенном зелёными стёклышками изумрудов, растопырив лапки и выгнув блестящую спинку, висела малахитовая лягушка в золотой короне. Золотая же стрелка удерживалась во рту каменной Царевны, а её рубиновые глазки так и помаргивали многочисленными гранями на солнышке.
Поднимаясь по железной лестнице, Милюль то и дело подносила брошь ко глазам и рассматривала перепончатые лапки, блестящие стёклышки-изумруды, золотую стрелку и корону. Лягушка же всё моргала ей недобрыми красными глазёнками.
Подъём был долгим. Мимо толстой красной полосы, идущей вдоль борта, первого ряда круглых иллюминаторов, второго, третьего. Нянечка и Милюль запыхались. Дойдя, наконец, до промежуточной площадки, они остановились, чтобы перевести дух. Площадку в это время покидали незнакомая дама в сиреневой шляпе, и неприметный господин, который её, видимо, сопровождал. Тяжело дыша, нянечка выговорила: «Господи, что же они не сделают лифт?»
Незнакомка обернулась, посмотрела на нянечку насмешливо и, с высоты пройденных двух ступенек возразила: «Капитан не ждал столь высоких пассажиров, а то бы непременно применил корабельный лифт. Впрочем, Вы могли бы попросить, и Вас бы подняли на кране с багажом» – тут она хрипло рассмеялась собственному остроумию и продолжила подъём.
Нянечка ничего не ответила, а Милюль сделалось обидно. Она отвернулась от поднимающихся господ и посмотрела вниз. Голова закружилась от высоты. Далеко внизу по причалу перемещались крошечные люди. Похожие на солдатиков оркестранты играли на крошечных трубах. Колонны парадного входа, уменьшенные расстоянием и высотой, приобрели полное сходство с белыми шахматными турами. И даже тот огромный господин в белом, стал казаться этаким маленьким гномиком, который прячется под своей шапкой.
«Пойдёмте, пойдёмте, Милюль! – подталкивала её нянечка – нам уж немного осталось». Милюль кинула взгляд вверх по лестнице. Серый господин и ехидная дама стремительно приближались к верхним ступеням трапа.
– Нянечка, почему эта дама так обидно пошутила? – спросила девочка.
– Не обращай внимания, солнышко – ответила няня – мадам кривляется.
На палубе их встретил такой же офицер, как у входа на трап.
– Милости прошу на палубу лайнера «Святой Виталий» – сказал он – стюард проведёт вас в каюту.
– Господин офицер, почему вы не поставили лифт? – укоризненно спросила Милюль – Нянечка умаялась.
Офицер открыл, было, рот, чтобы что-то ответить, как рядом раздался голос всё той же дамы в сиреневой шляпе:
– Юная леди взялась за порядки на корабле. Думаю, вам следует доложить капитану, что на лайнере новый инженер.
Офицер осклабился, покраснел, ничего не ответил, а так и застыл.
– Что вы на меня пялитесь? – осведомилась дама – где мой стюард?
Офицер покраснел ещё гуще, и стал искать взглядом стюардов.
– Не обращайте внимания – успокоила его Милюль – мадам кривляется.
Жёсткие, холодные пальцы властно уцепили девочку за подбородок. Внимательный взор незнакомой дамы проник в самое сердце Милюль, и сердце её съёжилось. Это были не простые глаза! Никогда раньше Милюль не видала таких. Обрамлённые бахромой густых чёрных ресниц, тонкие пергаментные веки, с чуть раскосой поволокой возлежали на глазных яблоках, столь огромных, что казалось, если бы дама, приложив немалые усилия, приподняла бы веки повыше, глаза её вывалились бы на палубу, и ими можно было бы играть в пинг-понг. Радужка вокруг зрачка была неопределённого, то ли зелёного, то ли карего цвета, но столь тёмного, что перехода от неё ко зрачку не замечалось. Малые доли секунды, будто соскальзывая с краёв бездны, Милюль неосознанно фиксировала странное строение этих глаз. Чёрный вакуум зрачков, всасывающий в себя этот Мир, зацепил Милюлину душу и Милюль полетела туда, как летят в чёрную дыру захваченные ею материя и свет. Она летела и слушала голос той дамы, который звучал как бы со стороны, но вместе с тем голос и составлял само то пространство, по которому двигалась Милюль:
– Ты не дерзи мне, девочка. Мне никто не дерзит.
Тут Милюль догнал другой голос. Совсем не холодный, но напротив, живой и взволнованный. Голос нянечки:
– Отпустите ребёнка, барыня! Не стыдно вам? Милюль! Милюль! Да не стойте столбом! Очнись, Милюль!
И следом незнакомый мужской голос произнёс:
– Дорогие дамы, прошу следовать за мной для получения ключа от каюты.
Милюль нашла себя стоящей на палубе. Увидела стену стеклянных окон, разделённых тонкими деревянными рамами. Дама в сиреневой шляпе, сопровождаемая неприметным господином и стюардом в бело-малиновой матроске, с малиновым помпоном на белом берете, удалялась к дубовым дверям. Такой же бело-малиновый стюард, как тот, торчал возле них.
– Что она с тобою сделала, Милюль? – обеспокоено спрашивала нянечка и всё дёргала и дёргала девочку за рукав – Что сделала эта дама?
– Ничего – пожала плечами Милюль – я тоже иногда так делаю – и Милюль, сведя глаза к носу, высунула язык. Вся её мордашка при этом стала до такой степени глупой, что нянечка рассмеялась.
– Неужто эта дама вам язык показывала? – шёпотом спросила она.
– Да – ответила Милюль, осознавая, что она врёт и ей не стыдно от этого.
Сопровождаемые стюардом, они двинулись к открытым дубовым дверям кают высшего класса.
– Никогда, дитя моё, не делайте таких пакостей! Это низко и недостойно благородных дам. Если некоторые дамы одеты, как барыни, это ещё не значит, что они из приличного общества! Они хотят походить на русскую аристократию, потому что это теперь модно, но у них ничего не выходит и никогда не выйдет, сколько бы они не обезьянничали.
Последние предложения няня произнесла нарочито громко. Милюль даже удивилась неожиданной зычности нянечкиного голоса. Уже вступавшая в двери дама встала как вкопанная. Она медленно повернулась и взглянула на нянечку с таким страшным и болезненным гневом, будто у ней отняли все игрушки. Дама сделала к нянечке пару шагов и замерла, прямая и напряжённая. Было видно, что она борется с чувствами, мешающими ей подыскивать слова. Взгляд её метнулся к Милюль и опять устремился на нянечку. Та подобрала губки и приняла вид строгий и заранее готовый к оскорблениям. Дама спросила:
– Вы, милая, на меня науськиваете ребёнка?
– И не думала вовсе. С чего вы взяли? – ответила нянечка самым невинным тоном.
– Я найду средства сообщить родителям этой крошки, что вы её развращаете! – заявила дама – Надеюсь, они образованные люди и отреагируют на ваш классовый шовинизм.
– Что-с? – спросила нянечка.
– А то-с!.. – начала, было, дама, но Милюль перебила её:
– Не курите папирос! – продекламировала она и, вопреки нянечкиным наставлениям, показала даме язык. Дама вновь перевела взгляд на Милюль, но, глядя на неё своими страшными глазами, обратилась всё же к нянечке:
– Я также сообщу, что вы научили свою воспитанницу показывать язык. Вряд ли её родители одобрят такие манеры.
– Едва ли вам это удастся – смело заявила Милюль, глядя снизу вверх – вас дворник на порог не пустит.
Дама упёрла руки в колени, и её лицо снова оказалось на одном уровне с лицом Милюль. Опять её глаза впились в девочку, но на этот раз что-то изменилось. Милюль не чувствовала ни страха, ни того гипнотического морока, который случился с ней несколько минут назад. Очевидно, в её организме успел выработаться иммунитет к чужому космосу. С ней успели произойти какие-то незаметные, но очень ощутимые изменения. Милюль чувствовала защиту проснувшегося в ней и стремительно растущего гневного существа. Незримый демон, неаккуратно вызванный из неведомых глубин, расправлял крылья в пространстве её души, придавая сил и устойчивости. Казалось, дама поняла это. Заинтересованное удивление дёрнуло вверх её соболиные брови, приподняло ленивые веки на выпученных глазищах. Дама усмехнулась краешком рта и сказала Милюль: