Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны - Алина Знаменская

– Вот они, легки на помине! – сказал отец Федор, глянув в окно.

Где-то вдалеке, за селом, стояло зарево. Горело в соседней деревне. На мгновение огонь ослаб, темнота будто бы сжала его со всех сторон, но ненадолго – вырвался, метнулся в небо.

– Боже святый! – ахнула матушка Галина и схватилась рукой за горло. – Что ж это будет-то?

На фоне далекого зарева хорошо было видно, что творится вблизи – из домов выбегали в исподнем красноармейцы и, не успев сообразить ничего, падали убитые. Всадников было много, казалось, они все прибывают, заполняют собой тесную улицу. Несколько всадников, по-видимому главные, гарцевали вокруг памятника, отдавая распоряжения.

Кони погарцевали и направились в сторону церкви.

– Господи, пронеси! – Матушка перекрестилась на образа.

– Эй, батя, спишь долго! – заорали с улицы.

Отец Федор вздохнул, облачился в рясу и, приказав жене не выходить, поспешил на зов. Ася, сестры Ариша и Нюся и матушка с младенцем на руках приникли к окнам.

– Ну, батя, радуйся! Свергли мы самозванцев-советчиков, вернули свое! – хвастался всадник в военной форме с погонами поручика. – Служи молебен нашему оружию!

– Как так – молебен? – опешил отец Федор. – Побойтесь Бога…

– А что нам его бояться? Мы чужого не брали, мы свое вернули и собираемся защищать. Правду говорю, братки?

Братки ответили дружно и охотно. Боевое настроение не иссякло, требовало продолжения.

– Или ты, может, батя, за Советы? Тогда конечно, тогда мы с тобою по-другому поговорим…

– Я, сын мой, Богу служу, а не властям! – возразил отец Федор. – А Богу смертоубийство не угодно.

– Ты что же, поп, отказываешься правое дело поддержать? – с угрозой в голосе вступил другой всадник, чем-то неуловимо похожий на первого. Отец Федор уже догадался, что перед ним братья Зорины. Он оглянулся на дом и увидел в окнах перепуганные лица своего семейства.

Вздохнул и направился к церкви.

С тяжелым сердцем служил отец Федор этот молебен. Нес вокруг церкви образ Спасителя, шел и спотыкался. Знал, что спотыкается не от тьмы ночной, а от того, что так нехорошо, гадко на душе. Мелкие бледные звезды взирали на него из вечности с грустным немым упреком. Кладбищенские кресты уныло темнели вокруг белой красавицы церкви, четыре столетия простоявшей здесь и видевшей всякое. Но такого, когда свои убивают своих, эти стены, пожалуй, не видели прежде.

К окончанию молебна начало светать. Народ стекался к площади, на которой под полыхающим факелом были сложены тела убитых сельсоветчиков и красноармейцев. Женщина в синей сатиновой юбке причитала над кем-то из покойников. Кто-то плакал, кто-то ругался, кто-то потрясенно молчал. Иные приникли к окнам, боясь выходить. Всадники окружили площадь, Арсений Зорин выступил вперед:

– Земляки! Совета больше нет! Установим свою власть, по совести. Освободительные отряды спешат нам на помощь. Еще пару дней, и мы освободим от Советов всю территорию Ярославской, Костромской и Вологодской губерний. В селе объявляется военное положение.

– То есть как это? – встрял бородатый старик. – Недовольных стрелять, что ли, будете?

– Стрелять тебя, дед Силантий, никто не собирается, а вот от большевиков оборону держать придется. Объявляем всеобщую мобилизацию в нашу освободительную армию!

– Вы чего хоть! – не выдержал кто-то из баб. – Те – мобилизацию, эти – мобилизацию. Кто ж дома-то останется, на хозяйстве?

– Вот ты, тетка Матрена, и останешься! – хмыкнул Зорин и добавил: – С этого дня никто из села без уведомления новых властей – ни ногой.

Ася похолодела. Как же так?

– А если кто не местный? – громко спросила она.

– Кто такая?

– Медичка из города, – ответили за нее. – На мобилизацию прислали!

– Медичка, говоришь?

Арсений спешился, подошел к Асе и взглянул в упор. Холодок побежал по спине. Она выдержала взгляд его холодных светлых глаз – не стушевалась, уже знала в себе эту черту, определяющую характер, – в критический момент она умела собраться и стать вдруг чужой для себя самой. Она держала повисшую опасную паузу, как держат за голову змею с ядовитым жалом. Презрение и какое-то упрямое бесстрашие читалось в ее глазах, тогда как сжавшееся в комок внутреннее существо обмирало от страха.

– И куда ж мы так торопимся? – усмехнулся Зорин. – К милому под бочок?

– Милые нынче все больше на войне, – ответила Ася. – А дома у меня ребенок.

– Сочувствую.

Зорин подошел и пальцами тронул ее подбородок. Ася отвернулась. Но от нее не укрылось, как братья переглянулись, словно взглядами договорились о чем-то.

– С ним пойдешь! – приказал Арсений, кивнув на своего брата.

– Куда?! – ахнула Ася, но сильные руки уже поднимали ее в седло.

Брат Арсения обхватил ее крепко и приказал:

– Без фокусов!

Когда они выезжали за околицу в сопровождении двух вооруженных всадников, Ася видела, как бандиты, подтащив трупы к оврагу, сбрасывают их вниз.

Они долго мчались полем, потом петляли по смешанному лесу. Наконец остановились. Асю сняли с седла и завязали глаза платком. Шли лесом – овражками и буераками. Пахло сосновой смолой, хвоей. Страх, сковавший ее поначалу и вытеснивший все другие чувства, постепенно уступал место злости. Ася негодовала. Споткнувшись о ветку в очередной раз, она выругалась и сдернула с глаз дурацкий платок. Ее тюремщик ничего не сказал на это. Шли долго – попадались березы, осины, целые заросли орешника. Овраги, буераки, снова хвойный лес – густой, непроходимый. Ася устала, ноги отказывались идти.

– Пришли, – объявил бандит. – Меня зовут Анатолий. А вас?

– Августина Тихоновна! – рявкнула Ася, кипя от злости. Весь подол юбки был в колючках и репьях. – Приятно познакомиться!

Но бандит не воспринял ее иронии. Передав лошадь своим товарищам, он направился к сооружению из веток, напоминавшему шалаш.

Со злостью отдирая репьи от подола, Ася все же краем глаза посматривала в сторону лесного лагеря дезертиров. Здесь имелось несколько землянок, закрытых сверху лапником, и множество шалашей. Посередине было устроено кострище, вокруг которого лежали гладкие бревна. Густой непролазный еловый лес надежно скрывал это урочище от посторонних глаз.

– Идите сюда!

Анатолий стоял возле шалаша и смотрел на Асю. Двух других бандитов видно не было.

– Не бойтесь, не трону.

– Я вам не верю, – сказала Ася и машинально отступила назад.

– Идите сюда! – Бандит выхватил из кобуры пистолет.

Ася подошла. Он показал пистолетом на вход в шалаш. Ася вошла. Посреди шалаша на тряпках, набросанных поверх соломы, лежала женщина. Даже не подходя близко, Ася поняла, что у той сильный жар. Женщина металась, что-то бессвязно бормотала. Лицо ее было покрыто испариной.