Аманжол - Николай Ютанов

Лика усмехнулась. Герман довольно засмеялся и расстегнул китель. Ирка принесла блюдо с пирожками.

— Премного… премного… — прожевал Пулеметчик. — Замечательная картошка.

Он отодвинул кружку и, бубукая под нос песенку, начал разбирать автомат и раскладывать части на столе.

Опять бухнула дверь.

— Это я, — сказал Толик-дизелист. — Но чего я принес!

— Чего? — спросила Лика.

— Вот, смотрите, — сказал Толик-дизелист, — сидело возле дизеля и просило солярки.

Все, кроме Пулеметчика, вытиснулись в коридор. В ведре с соляркой плавал блестящий фиолетовый каравай с ямкой на макушке, вероятно, для солонки.

— Так это же Клякса, — сказал военный, — делов-то.

— Клякса, а солярку любит, — сказал Толя.

Лика засмеялась:

— Ну, от нашего торта она, думаю, не откажется.

Толя взглянул на Лику и сказал:

— Колокольчик зазвучал, переливом трогая…

Лика хитро посмотрела на него.

Клякса перевалилась через край ведра, плюхнулась на пол и, мягко шлепая ложноножками, потекла в столовую.

— Давай-давай, красавица, — сказал Толик-дизелист, подгребая ее кирзовым сапогом. — Вы уж ей тогда и чаю налейте.

— Клякса, борщ будешь? — спросила Ирка из кухни.

— Будет, — сказал Герман. — Славный ты человек, Ирка. — Он двинулся в кухню. — Давай мы с тобой омлет заделаем. По-нашенски.

— Давай-давай, Герман, — сказала Ирка, — вот — плита, вон — сковородка.

— Экая ты неловкая, — сказал из столовой Пулеметчик, — ну, сейчас подсажу. Ложку крепче держи… и хлебай, хлебай.

— Черт тебя задери, — шипел Толик-дизелист, заливая солярку в печь, — фильтр засорился — вонь будет.

— Как нету венчика?! — шумел на кухне Герман.

— Слушайте, комета такой бублик выпустила, — втолковывал Клем то ли Пулеметчику, то ли Кляксе. — И — нет гидроксила!

Лика стояла в коридоре, прижав руки к груди. Она повернулась к Толе. Зеленые глаза потемнели. Губы вздрагивали.

— Чудо, — сказала она, — просто чудо. Такого не бывает! Не может быть.

Она обхватила Толю за шею и уткнулась лицом в свитер. Толя неловко повернулся и осторожно обнял ее за плечи. Лика подняла лицо и, приставив пальцы к бровям, сказала:

— Вот тут болит. Говорят, здесь у людей слезные железы.

— Что? — сказал Толя.

Лика промолчала. Толя почувствовал, как свитер на груди нагрелся от ее дыхания.

— Не хулиганьте, молодой человек, — пробубнила она, — отпустите меня, в конце концов.

Толя сунул руки в карманы.

— Герман! Хочу омлет! — капризно закричала Лика.

— Несу, мой генерал, — сказал Герман, выталкивая из кухонной двери сковороду со шкворчащим омлетом. — Съедите сразу? Или успеем донести до стола?

— Донести, — томно сказала Лика, закатывая глаза. — Ты — ее, — она показала Герману на сковородку. — А ты — меня…

Толя улыбнулся, протер пальцем усы и, ухнув, взвалил Лику на плечо.

— Толя, это неприлично, — заорала Лика.

— Зато чертовски удобно, — сказал Толя, выгружая ее на стул под елкой.

Ирка разрубила омлет, все загремели ложками, пошучивая в Толин адрес. Только Клякса устало растеклась по стулу, свесив прозрачные ложноножки вниз. С одной из них закапали фиолетовые чернила, источая карамельный запах.

— А Кляксы — это кто? — тихо спросила Ирка у Германа.

— Да парни как парни, — сказал тот. — В пехоту не годятся: ленивы, нерасторопны, неряшливы. Животные там всякие заводятся сразу. Запахи. А вот в электронике — смыслят. И бой рассчитать, групповой ракетный удар подготовить. Тут они незаменимы.

Лика нахмурилась. Она отодвинула недоеденный омлет и закурила.

— Потом, пишут хорошо, — сказал Герман, вытирая руки носовым платком, стихи там, романы. Играют неплохо на этом, как его…

— Терменвоксе, — сказала Лика. Голос ее звучал очень недружелюбно.

— Ну да, — сказал Герман. — И уж кто-кто, а Кляксы знают, что почем. Прохиндеистые, к деньгам жадные. Умеют пристроиться на непыльную денежную работенку: писать, рисовать, седалищную ложноножку развивать на научном стуле. Друг за друга горой — соорганизовались… — Он развеселился. — Я такой анекдот знаю! Приходит муж домой, а жена — вся фиолетовая…

— Ирка, — сказала Лика, — ты что, ему выпить дала?

— Не-а, — сказала Ирка. Она испуганно посмотрела на Лику.

— Я дал, — сказал из угла Толик-дизелист, язык у него за что-то слегка цеплялся. — Мы лежневский прибор разобрали. У него там в трубке всегда спирт натекает.

— Кретин, — сказала Лика. От злости у нее покраснели белки глаз. — Оба кретины. Заткнись, Герман!

— С чего бы это? — Военный откинулся на стуле, выпятив живот, туго вбитый в зеленую корзину брюк. — Чтобы этот трепанг не расстраивался? Чтобы его мозги не гнили от переживаний?

— Замолчи, — тихо сказала Лика.

Герман выкатил нижнюю губу:

— Ага. Жалеешь ее. Мне всегда казалось, что какое-то яблочко на твоем родословном древе пахнет карамелью.

Лика с остервенением бросила в него пустую кружку. Кружка ударилась в стену и с грохотом проскакала по полу.

— Вы что, ребята? — сказал Толя, вставая.

— Да ничего, — сказал Пулеметчик.

Он выбрался из-за стола, подошел к Герману и залепил ему оплеуху. Стул жалко крякнул, и военный развалился на полу.

— Ты что делаешь! — Лика вцепилась в рукав Пулеметчика. — Уйди, падаль!

Пулеметчик молча начал отрывать ее руки от куртки.

— Правильно, Ликуша, — сказал Герман, поднимаясь. — Знай свою конуру. У меня подстилка всегда теплее будет. — Он подошел и врезал Лике по щеке. Лика упала на Ирку.

— Сволочь, — сказал Герман Пулеметчику.

Тот деловито отщелкнул предохранитель.

— Кто сволочь? — деловито спросил он. — Не ты ли, бурдюк, и есть та самая сволочь? А? Ведь это ты, Герман, — сволочь! Ты трясешь военным пугалом и имеешь с этого большие деньги. Не так ли? Так кто сволочь?

Очередь прошелестела по стене, зацепив елку. Вниз посыпались украшавшие ее пробки от «пепси-колы». Из дыр в стене потянуло холодом.

— Да ты что! — Ирка запоздало пригнула голову к столу.

Герман с каменным лицом принялся застегивать пуговицы на кителе.

— Сам хорош, — сказала Лика, закрывая ладонью синяк. — Ты-то, Пулеметчик, на тот свет больше, чем Герман, народу отправил.

Пулеметчик засмеялся:

— Молчи, пододеяльное сокровище. У меня есть цель. Достаточно светлая: выскоблить жизнь от такого смрада, как ты и этот пузырь во френче.

— Пододеяльное… — спокойно сказала Лика. — Но это же мне плохо. Только мне. Понял? А ты? Вспомни «Эребус-6». Летающий остров. Там вы со светлой идеей на пару сколько народу перестреляли? Как ты там делал, к трапу — и в затылок?