Больше ни одного повешенного - Брайс Уолтон

Бурке чувствовал, что слабеет, похоже, он потерял много крови. Но тут ничем себе не поможешь. Нужно продолжать путь, укрытие следует найти до восхода солнца. Он передохнул короткое мгновение, опустив весло на борт, и плоскодонку медленно потянуло течением протоки, до того узкой, что с обеих сторон, ветви скользили по плечам.

Когда он сумел заставить себя снова взять в руки весло, грудные мышцы обожгло болью. Сквозь туман проглядывала холодная луна, оживляя тени. В кустах ударил хвостом по воде аллигатор. Когда Бурке пробирался в лодке по рукаву, покрытому мириадами плавающих гиацинтов, ему вспомнилось, что он приехал на юг писать именно такие пейзажи. Вместо этого он проводил время в баре и закончил тем, что стал кандидатом на виселицу.

Лодка вошла в стоячие воды, продвигаться стало гораздо труднее, и Бурке вынужден был снова передохнуть, чтобы, по крайней мере, восстановить дыхание. У него вырвался слабый крик омерзения, когда он понял, что темные пятна на груди, руках и ногах, это присосавшиеся пиявки. Он взвыл, затем прикрыл рот грязной рукой. Он вспомнил, что нельзя отрывать от тела этих маленьких кровожадных монстров. Нужно ждать, когда они, насытившись, отвалятся сами.

Впрочем, москиты были хуже. Привлеченные запахом пота и крови, они атаковали все более и более плотными рядами. Они облепляли руки, грудь, втыкали жала в лицо и шею. Прогнать их было невозможно. Стряхнуть не удавалось, необходимо было срывать, как какие-то ядовитые трепещущие грибы, но на это не было времени. Нужно было продвигаться вперед.

Он греб сквозь барьеры пены, между деревьями, увешанными узловатыми плодами размером с футбольный мяч и вооруженными шипами длиною в два сантиметра. Пейзаж вызывал тошноту. Если удастся выбраться из этих краев, желания вернуться порисовать уже никогда не возникнет. Он заметил омут, вода в котором под луной была похожа на зеркало. Слева засветились бледно-желтым огнем фонари. Бурке направился к ним. Лодка скользнула в заросли травы, по толстому ковру тины, к сплетению ветвей дикого винограда, увешанного паутиной. Выбравшись из лодки, он упал и, барахтаясь в тине, достиг твердого берега ползком. С трудом продрался в темноте сквозь кустарник между деревьями, стоявшими стеной, и наткнулся на тропинку.

Тропинка привела его к беседке, в паре сотен метров от которой виднелся белый домик, крытый пальмовыми ветвями, блестевшими в лунном свете. Сквозь бамбуковые занавеси пробился луч, когда он, шатаясь, поднимался по ступеням крыльца. Как только Бурке постучал в дверь, она открылась, и он ввалился внутрь в слепящий свет.

Он постоял, покачиваясь и моргая слезящимися глазами, пока не привык к свету множества ламп, прикрытых абажурами.

Шериф, одетый в тельняшку, штаны и домашние тапочки, отступил назад к большому креслу, обитому коричневой кожей. Подставка для курительных трубок опрокинулась, и трубки шумно раскатились по полу. Позади шерифа располагался длинный кожаный диван, повернутый лицом к пустому камину. Гудел кондиционер, и Бурке полной грудью вдыхал свежий воздух. Лицо шерифа было бледным.

— Вы не очень хорошо выглядите, — произнес он наконец.

Бурке попытался улыбнуться, но распухшее лицо не повиновалось. Он ощутил, как рефлекторно подергиваются то те, то другие мышцы тела.

— Я и чувствую себя не очень хорошо, — сказал он. И хрип в груди подтвердил это.

Его повело вперед, и он едва не упал, но успел опереться рукой о спинку дивана.

На полу перед камином лежало тело. Ошеломленно, он смотрел на него, смутно пытаясь понять, что здесь делает труп. Тело принадлежало толстой пожилой женщине. Большего Бурке о ней сказать бы не смог. То, что осталось от лица, было неузнаваемо. Это из-за кочерги, подумал он, из-за кочерги, лежащей рядом.

Неожиданно Бурке почувствовал себя еще хуже, внутри что-то похолодело.

— Моя жена, — объявил за спиной у него шериф. — Лаура… вы помните? Я говорил вам о ней.

Повернувшись, он увидел, что шериф набирает номер телефона. В свободной руке он держал револьвер. Оружие было направленно на Бурке.

— Можете вернуть собак на псарню, — проговорил он в трубку. — Убийца у меня. Да, Бурке. Я выходил на ночную рыбалку и, когда вернулся, обнаружил его здесь. Но я пришел чересчур поздно.

Голос шерифа прервался.

— Лаура была тут. Он ее убил.

Он испустил глубокий вздох.

— Думаю, кто-то объяснил ему, как сюда добраться. Возможно, он хотел здесь укрыться, взяв кого-нибудь из нас в заложники. Но знаете же, Лаурой не покомандуешь. Нет смысла спешить. Он не доставит нам больше неприятностей. Вопрос закрыт. Я сэкономил деньги налогоплательщиков.

Шериф положил трубку. Он сидел, скрестив ноги и наставив револьвер на Бурке, стоявшего посреди комнаты.

— Я вытащил вас из тюрьмы, мистер Бурке. А вы мне поможете выпутаться из моих затруднений.

Бурке пошевелился. Он попытался что-нибудь сказать, но язык не послушался. Впрочем, он хорошо понимал, что слова бесполезны.

— Вас все равно бы повесили, мистер Бурке. Сами понимаете… К тому же, таким образом гораздо легче, я вас уверяю, — сказал он тоном, в искренности которого сомнений не возникало. — Это намного лучше. Я имею в виду, быстрее, чище, легче. И как я уже говорил, мне не придется кого бы то ни было вешать.

Бурке бросился вперед в отчаянном последнем порыве, но на третьем прыжке колени под ним подогнулись. Он еще успел подумать, действительно ли присяжные признали бы его виновным, перед тем как тяжелая пуля раздробила лобную кость.

Примечания

1

На Юге США прозвище белых бедняков, полностью лишившихся имущества. В русском языке стилистически соответствует словечку «бомж». — Прим. переводчика.