Возвращение Мориарти - Джон Гарднер

Полковник Себастьян Моран спускался по лестнице со смешанными чувствами. Внизу, на первом этаже, сидели за столами, закусывая, выпивая и негромко разговаривая, человек двадцать мужчин и женщин. Во время трехлетнего отсутствия Мориарти именно на нем, Моране, лежала обязанность дважды в неделю принимать такие вот депутации. Но ни разу за все время этого своеобразного междуцарствия в «комнате ожидания», как называли помещение бывавшие в нем, не было так тихо и тревожно, как сейчас. Моран знал, в чем дело, и его это раздражало. Он видел здесь тех же людей, офицеров своей криминальной армии: Эмбера; высокого крепыша Пейджета; Спира со сломанным носом и тяжелым лицом, которое сошло бы за приятное, если бы не шрам, раздвоенной молнией пересекавший правую сторону от глаза к уголку рта; Ли Чоу, верткого и опасного китайца. Однако же сегодня тут господствовала атмосфера порядка, спокойствия и почтительности, атмосфера, которой не было в течение всех трех лет, пока делами занимался Моран.

Раздражение складывалось из нескольких элементов, важнейшим из которых была, конечно, зависть. В течение всего времени после исчезновения Мориарти в результате схватки у Рейхенбахского водопада Моран знал, что его патрон жив. И не просто знал, но и несколько раз встречался с Профессором в неприметных селах и деревушках в разных странах Европы для обсуждения стратегии, тактики и интересовавших Мориарти вопросов. Но для всех остальных, рядовых членов преступных сообществ Европы Профессор был мертв, и человеком, к которому они обращались за помощью, стал полковник Моран.

Хотя сам Мориарти только что похвалил Морана за проделанную работу и отметил его организаторские способности, полковник прекрасно понимал, что не обладает почти сверхъестественными талантами Профессора, внушавшего всем вокруг практически безоговорочное послушание.

Теперь, когда Мориарти вернулся, словно восстав из мертвых, полковник сознавал, что его власть и влияние значительно уменьшились. И дело было не просто в зависти. С возвращением Мориарти и Холмса его собственное положение оказалось под угрозой. Собственно говоря, первым тревожным звонком стало недавнее дело юного Рональда Адэра, но тогда полковник устранил опасность решительно и эффективно.

Полковник Моран был человеком благородного происхождения, человеком, имевшим все возможности сделать хорошую карьеру. Но в какой-то момент жизнь привела его на распутье и поставила перед выбором между добром и злом. Тот факт, что он свернул на дорожку зла, лишь подтверждает утвердившееся мнение: тяга к нарушению закона свойственна каждому человеку. Моран родился в достойной семье; его отец, сэр Огастес Моран, кавалер ордена Бани, служил одно время министром по делам Персии. Сам же Себастьян Моран получил образование в Итоне и Оксфорде, затем служил в индийской армии, написал две книги — «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях» и «Три месяца в джунглях». Но его истинными страстями стало оружие (он был прекрасным стрелком и охотником на крупную дичь) и игра. Два этих увлечения неизбежно влекли к криминальному образу жизни, которому он в конце концов и отдался полностью, попав под влияние Джеймса Мориарти. И именно вторая страсть, игра, привела к ситуации, которую он и оценивал сейчас, в этот апрельский вечер.

Во многих отношениях Себастьян Моран жил ради игры, потому что помимо денег, поступающих от работы на Джеймса Мориарти, главным источником его доходов были немалые суммы, получаемые за карточными столами игровых клубов Лондона. Моран был искусным игроком и проигрывал редко, что в глазах любого знатока человеческой натуры и жизни вообще могло означать только одно: полковник жульничает.

И вывод этот соответствовал действительности. Моран был профессиональным мошенником, жуликом, обдиралой, выражаясь уголовным языком. Карточное мошенничество стало делом его жизни, вторым после стрельбы, а сам полковник занял достойное место в ряду таких выдающихся личностей, как Кепплингер, вострила[4] из Сан-Франциско, Ах Син по прозвищу Узкоглазый, Ламбри-Паша и Бьянко-Испанец.

При этом Моран мог перехитрить любого из серьезных игроков, поскольку достиг высокого уровня во всех категориях своего ремесла начиная от крапления и маркировки[5] и заканчивая более сложными способами манипулирования картами в ходе самой игры. Он был одинаково искусен и в сдаче снизу, и в подмене, и в фальшивой тасовке.

Общеизвестен и никем не опровергается тот факт, что в начале года Моран был постоянным карточным партнером достопочтенного Рональда Адэра, второго сына графа Мейнуса, губернатора австралийских колоний. В Лондон молодой Адэр возвратился с матерью и сестрой, Хильдой, и проживал в доме за номером 427 на Парк-лейн. Целью приезда была назначенная миссис Адэр глазная операция.

Вечером 30 марта Рональда Адэра нашли мертвым в запертой изнутри комнате с обезображенным разрывной револьверной пулей лицом. Убийство вызвало немалый шок и озабоченность широких слоев публики и породило немало слухов и разговоров, поскольку никакого оружия в комнате обнаружено не было, как не было и указаний на то, каким образом убийца поднялся к окну второго этажа, находящемуся в двадцати футах от земли, или как он покинул место преступления.

Перебирая в уме как общеизвестные, так и никому не известные факты, полковник Моран шагал по грязным, темным улицам с намерением забрать экипаж и вернуться к себе домой на Кондуит-стрит. В данный момент лишь два человека в Лондоне знали правду об убийстве Рональда Адэра: Себастьян Моран, совершивший это преступление, и профессор Джеймс Мориарти, которому полковник в силу обстоятельств рассказал о случившемся.

Моран прекрасно понимал, что если срочно не предпринять решительных действий, эти факты станут известны и другим. Интерес к делу уже проявлял доктор Уотсон, хотя это тревожило полковника так же мало, как и известие о том, что расследование убийства поручено инспектору Лестрейду из Скотланд-Ярда. Ни один, ни другой до истины никогда бы не докопались, но вот возвращение в Лондон Холмса меняло ситуацию коренным образом. Все вместе — беспокойство из-за угрозы разоблачения, зависть и необходимость исполнять поручения Мориарти — действовало не лучшим образом, так что полковник нервничал сверх обычного.

На Стрэнде он остановил экипаж, чтобы отправить четыре телеграммы: одну человеку Мориарти в Париже, другую — в Рим, третью — в Берлин и четвертую — в Мадрид.

Все были написаны с использованием нехитрого шифра, и каждая содержала один и тот же текст:

Сделку должно заключить в Лондоне к двенадцатому. Себмор.

Вернувшись затем на Кондуит-стрит, Моран перебросился парой фраз с пожилым метельщиком, вошел в дом и приготовился к ванне и обеду. Промозглый день сменялся ночью, сырой и ветреной.

В «комнате ожидания» на первом этаже склада Эмбер, Пейджет, Спир и Ли Чоу проводили Морана молчаливыми взглядами. Разговоры прекратились. Сидевшие за длинными столами притихли. Все знали — там, наверху, Профессор остался один.

Взгляды просителей обратились к Эмберу, Пейджету, Спиру и Ли Чоу, эти четверо считались элитой, приближенными Мориарти еще до дня его предполагаемой гибели в Рейхенбахском водопаде.[6]

Первым, после небольшой паузы, справился с нерешительностью Пейджет. Самый высокий и крепкий из четверки, он встал со стула, молча поднялся по лестнице и осторожно постучал в дверь.

Мориарти стоял у окна. Над рекой сгущалась ночь, низкий туман стелился по воде, накрывал набережные, расплывался по улочкам и переулкам. Услышав стук, Профессор негромко бросил через плечо:

— Войдите.

Пейджет переступил порог и закрыл за собой дверь.

— Внизу люди, Профессор. Они ждут.

— Знаю. Вот, задумался. Не каждый день возвращаешься из могилы… Непривычное чувство.

Пейджет кивком указал на дверь.

— Для тех, кто внизу, хозяин, как и для нас всех, это почти что чудо. Но терпения им не занимать. Подождут.

Мориарти вздохнул.

— Нет, будем работать по-прежнему. Они пришли за помощью, пришли с просьбами, пришли выказать мне уважение и получить наставления. Я бы обманул их ожидания и не выполнил свои обязательства, если бы не принял прибывших. В конце концов, у каждого есть семья. Расскажите, кто там. Начните с тех, у кого дела поважнее.

Пейджет ненадолго задумался.

— Хетти Джейкобс. Два ее парня попали в тюрьму, она осталась с маленьким ребенком и совсем без денег. Милли Хаббард. Ее муж покончил с собой в прошлом месяце. Надо бы поддержать. Так… Рози Макнил. Ее дочку Мэри забрали девочки Сэлли Ходжес. Рози говорит, насильно. Я сказал Сэл, чтобы пришла с девушкой.

— Там что, только женщины?

— Нет. Есть еще Билл Фишер с Бертом Кларком и Диком Гэем. Хотят обсудить одно дельце. По-моему, предложение стоящее.