Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности - Марк Гиршман

Мы читаем в Мехильта де рабби Ишмаэль, палестинском сборнике толкований на Книгу Исход, созданном в середине III века: «Почему Тора была дана не на земле Израиля? Чтобы народы мира не могли сказать: она была дана на земле Израиля, поэтому мы не приняли ее. Тора подобна трем вещам: пустыне, огню и воде. Этим сказано вам, что как эти три вещи доступны каждому, кто приходит в мир, так и слова Торы доступны каждому, кто приходит в мир»[11]. Несколько более ранним временем датируется легенда, повествующая о том, что Святой, Благословен Он, предложил Тору всем народам, но они отказались; только Израиль возложил на себя бремя Его заповедей. В Мехильте так говорится об этом: «И каждый народ был спрошен, желает ли он принять Тору, чтобы не было у них оправдания: если бы Нас спросили, мы бы приняли ее»[12]. Эти тексты показывают, что мудрецы Талмуда не только принимали во внимание заявления своих античных оппонентов, но и цитировали их, называя по имени — «народы мира». Это один пример тенденции, которая была весьма заметной в раввинистическом толковании явления Бога на Синае. Мудрецы отвечали на вопрос, который постоянно задавали представители других народов: почему Создатель изливает всю свою милость на один народ, пренебрегая другими? Мехильта не только спорит с этим утверждением, но мидраш прямо называет оппонентов: «чтобы народы мира не имели оправдания».

Угрозы со стороны гностиков и христиан также принимались всерьез. В некоторых случаях упоминается Иисус («сын Пантеры») и его ученики[13]. Самый известный пример содержится в Тосефте, сочинении таннаев, которое имеет параллели в Мишне и дополняет ее[14] и которое было завершено в середине III века: «Рабби Элиезер был обвинен в ереси (минут), и его привели на суд. Сказал игемон: Подобает ли такому старику, как ты, заниматься такими вещами! Тот ответил: Я приму как должное решение Судьи. Игемон думал, что он подразумевает его, меж тем как он разумел Отца Небесного. Он (игемон) подумал и ответил ему: "Раз ты признал правильность моего суда над тобою, то и я тебе верю. Ты свободен"» (Тосефта Хуллин 2:24).

Ш. Либерман уже прокомментировал эту историю с точки зрения римской судебной процедуры того времени[15]. Рабби Элиезер был подозреваем в «ереси», которую следует понимать как близость к христианству — религии, запрещенной в Римской империи[16]. Слово «судья», которое можно понять двояко, спасло рабби Элиезера, но он мучается от мысли, что подобное подозрение могло пасть на него. Рабби Акива, его ученик, пытается утешить его: «Вошел рабби Акива и сказал ему (рабби Элиезеру): может быть, кто из минеев сказал тебе что–нибудь минейское, и тебе это понравилось. Он ответил: клянусь Небом, ты мне напомнил! Однажды я шел по улице Сепфориса и встретил Иакова из Кефар–Секании, и он сказал мне кое–что минейское от имени Иешу бен Пантиры[17], и это мне понравилось, так что я впал в минейство» (там же)[18].

Более поздний мидраш, а также Вавилонский Талмуд приводят то толкование, которое Иаков поведал рабби Элиезеру от имени Иисуса. Как сообщает Тосефта, рабби Элиезер признавался, что слушал и получил удовольствие от слов Торы, переданных от имени Иисуса. Цель этого рассказа представляется понятной. Она состоит в том, чтобы удержать евреев от разговоров с христианами, особенно на темы, касающиеся Писания. Кто, в конце концов, более велик, чем рабби Элиезер бен Гирканос, но даже он был арестован римскими властями по подозрению в ереси, потому что слушал какое–то христианское толкование. Подобного рода рассказы, вероятно, использовались, чтобы предотвратить расширение контактов иудеев с христианами, а также споры с ними по поводу Писания.

Однако этот рассказ из Тосефты является исключением. Гораздо чаще раввинистическая литература говорит об угрозах, исходящих от еретиков (миним). Хотя не всегда возможно определить с полной очевидностью, кем были эти еретики, во многих случаях они, несомненно, являются христианами или гностиками[19]. В той же самой дискуссии, обсуждая получение Торы и практику чтения Десяти Заповедей, мудрецы Талмуда выступают против утверждений еретиков: «Рабби Натан говорит: отсюда опровержение еретиков, которые говорят: "Существуют две силы." Ибо, когда Святой, Благословен Он, встал и сказал: "Я Господь Бог твой" (Исход 20:2), был ли кто–нибудь, кто поднялся против Него? Если бы вы хотели сказать, что это было сделано тайно, то сказано: "Я не говорил тайно…" (Исайя 45:19)» (Мехильта де рабби Ишмаэль, там же)[20]. О двух силах говорят гностики. Гностический миф о рае, цитировавшийся ранее, приобретает новое звучание. Как только архонт Самаэль заявляет о собственной исключительности и говорит: «Это Я — Бог», немедленно раздается голос с небес: «Ты ошибаешься, Самаэль». Автор гностического текста будто слышал вопрос рабби Натана: «Был ли кто–нибудь, кто поднялся против Него?» — и отвечает, что скрытый непогрешимый Бог встал против Бога Израиля и показал, что тот был не прав.

Предметом забот еврейских мудрецов были не только ответы на вопросы их оппонентов касательно теоретических проблем и экзегезы Писания, но также и принятие галахических установлений в ответ на угрозу, исходившую от еретиков. Э. Урбах рассматривает сообщения Вавилонского и Иерусалимского Талмудов о том, что ежедневное чтение Десяти Заповедей было отменено, чтобы еретики не говорили, будто бы только они (Десять Заповедей) были даны Моисею на Синае[21]. Другими словами, палестинские амораи утверждают, что практика чтения Десяти Заповедей (Втор. 5) вместе с провозглашением «Слушай, Израиль!», (Шма) (Втор. 6:4–9), которое упоминается уже в Мишне (Тамид 5:1), была отменена из–за еретиков. Для нас не важно, действительно ли именно это явилось причиной отмены данной практики. Важным является свидетельство как палестинских, так и вавилонских амораев, выступавших против еретиков, о необходимости не только теоретических ответов, но и практических мер.

До сих пор я старался показать, что в талмудической литературе содержатся упоминания об идеологических оппонентах иудаизма периода поздней античности и эта литература открыто против них выступает. Более поздний мидраш, о котором уже говорилось, — это Когелет Рабба, составленный около VII в., где упоминается таннай, с которым еретики «обычно имели дело. Они имели обыкновение задавать ему вопросы, и он отвечал, спрашивали его, и он отвечал» (1:8), что по модели очень похоже на средневековый диспут. Отцы церкви, со своей стороны, свидетельствуют о дискуссиях с евреями. Ориген, живший в Кесарии в 30—40–е годы III в., обсуждает значение слова «Песах»: «Стоит кому–нибудь из нас при встрече с евреями поспешно сказать, что Пасха называется так вследствие страданий Спасителя, как они начинают смеяться над этим человеком как над тем, кто не понимает значения этого слова, в то время как они сами убеждены, что, будучи евреями, толкуют это название правильно»[22]. Ориген пытался уверить, что евреи не должны осмеивать христиан за использование якобы ненадежных переводов еврейского текста Писания. В данном случае христиане отождествляли жертву Пасхи с «жертвой» Иисуса, который, согласно разным традициям, был распят во время или непосредственно перед Пасхой. Христиане находили неоспоримое свидетельство этому в том факте, что ивритское слово песах само по себе подразумевало страдания Спасителя, так как его греческий омофон обозначает «страдание» (paschein). Ориген отмечал, что по–еврейски pesah значит «прохождение», и опирался на буквальное значение еврейского слова в своей греческой гомилии. С другой стороны, Ориген также направляет свои стрелы против тех евреев, которые думают, что верно толкуют соответствующий стих. С его точки зрения, евреи воспринимают лишь значения слов, но совершенно не понимают их истинного смысла. Только христиане, именно благодаря чтению Септуагинты, понимают этот смысл.

Существует свидетельство о том, что Отцы церкви заботились об образовании христиан, которые участвовали в диспутах с евреями. Тосефта, составленная приблизительно в то время, когда жил Ориген, делает совершенно ясным тот факт, что евреи и христиане вели дискуссии о Писании.

Христианам приходилось защищаться от гностиков и язычников, опровергая в то же время еврейские представления. Названия многих христианских сочинений, датируемых концом II—V вв., показывают, что они были направлены против гностиков. В конце II в. Ириней Лионский пишет обширный трактат против еретиков, а его современник Тертуллиан Карфагенский создает пятитомный труд против Маркиона, главной фигуры гностицизма. Большой христианский справочник по ересям позднеантичного периода был написан около IV в. епископом Епифанием, который родился в палестинском Элевтерополе. Епифаний собрал в одном томе сведения обо всех еретических сектах, классифицировал их и опроверг их взгляды. Его труд, озаглавленный «Панарион» («Домашняя аптечка»), был предназначен служить для избавления от еретических заблуждений. Епифаний насчитал восемьдесят видов ересей, подобно числу наложниц Соломона в Песни Песней[23].