Превозмогая себя - Мария-Виктория Купер

Они рванули ко мне, скользя перекошенными конечностями по липкому мрамору, залитому кровью. Я сделала рывок и со всей силы врезалась в стекло. Дикий дребезг. Вниз. Резкая боль в лодыжке. Ерунда, я жива. Уроды поползли в окна по стенам, несколько прыгнули за мной. Я запрыгнула в машину. Педаль в пол. Ни черта не вижу! Грёбаный дождь! Стена воды. Уроды какое-то время бежали за мной, но через несколько поворотов на хвосте никого не осталось.

Сегодня мне повезло.

Не помню, как добралась до дома.

Очень долго стояла под холодным дождём. Очень долго. Всё, что было на мне, промокло основательно. Порезы на лице и руках щипало от воды. Нога ужасно болела. Не было никаких сил, чтобы прокричаться или рыдать навзрыд. Глаза наполняли дождевые капли. Я снова никого не спасла. Только себя.

Вошла в дом, разделась до белья, свернулась клубком на старом кресле под тёплым пледом и провалилась в пустоту.

Стук в дверь размазал меня по реальности. Кое-как поднялась, быстро натянула старую хозяйскую одежду, схватила нож и отправилась к входной двери. Стук был ровный, но слабый. Ни одна тварь не может так стучать. Это кто-то живой.

Открываю.

Замученный мужчина. Замёрзший, измазанный кровью. Живой.

— Я шёл по следам от машины.

— Ты кто? — спросила я. Рука крепко сжала нож.

— Ты спасла меня. Я шёл за тобой.

Я с ним говорила по телефону? Это он носил стулья под дверь? Тогда почему он не вскрыт? Их же всех вскрыли… Но он же живой, вот, стоит передо мной.

Я запустила его в дом. Эйфория оттого, что он выжил в той мясорубке, окрылила меня и усыпила бдительность. Всё-таки я спасла его… Хотя бы кого-то.

За окном стихло. Едва брезжил рассвет, тонкой полоской заглядывая в витражное окно. Дождь прекратился. Лишь комья грязи на ботинках мужчины отзывались во мне тяжёлыми эмоциями. Но я отмахивалась от страшных свежих воспоминаний, цепляясь за одну-единственную мысль: «Я спасла человека».

Провела гостя в зал, усадила на замученный диван и налила ему водку.

— Пей. Иначе окочуришься. — сказала я, указывая рукой на стакан.

— Я так устал. У меня больше нет сил.

— Живо пей.

Что-то меня настораживало в нём, но я не понимала, что именно. Он не смотрел на меня, не смотрел на стакан, просто сидел на диване, склонив голову. Будто что-то гложило его, и это была не просто усталость.

— Как ты выжил?

— Я не знаю. — он начал трястись и залпом выпил стакан.

— Как ты не знаешь?

Мужик замер, медленно поднял голову и уставился на меня неприятным, пронизывающим взглядом.

— Я слышал, что тут рядом есть березняк. Что там есть лагерь.

— Березняк? Это какой?

— Тут, недалеко.

— Это невозможно, я не так давно там проезжала. Там никого нет.

— Есть. Я шёл туда. Но учуял… Но увидел следы. Колею.

«Как это он учуял? Что-то здесь не так».

— Приведёшь их сюда? Будет большая радость.

Я сморщила лицо, сделала большой глоток из горла и грубо всучила ему бутылку.

— Хватит с меня игрулек в спасателя. Хватит! Вот тебе радость!

Он обнял бутылку и замер, начав косеть от алкоголя.

— Чёрт! Я не смогу отсидеться. — гневно рявкнула и подскочила к сумке из стрелкового клуба.

Весело зазвенели патроны. Карманы распухли от остатков магазинов. Зарядила узи. Ненавижу себя. Надеваю старую хозяйскую куртку и, стоя в коридоре, бросаю взгляд на гостя.

Так не должно быть, что-то здесь не то.

И передо мной пролетела короткая картинка, как мужчину вскрывает урод. Сразу следом за беременной… Из шеи мужчины фонтанируют алые брызги, несколько уродов пьют его кровь… Он кряхтит, задыхается, умирает…

Я резко рванула к гостю и схватила за руку.

— Как ты выжил! Тебя одного из первых вскрыли! — кричу я ему в лицо.

— Веди сюда людей. Быстро!

Он засмеялся. Лающий хохот летел в меня, словно камни. От слабого и измождённого человека не осталось ничего. Его рот растянулся, зубы расползлись, лицо стало бесконечной пустой дырой. Руки изогнулись назад, вывернулись лопатки. Захрустели связки, суставы, кости. Но я всё ещё держала его за руку.

Это архитварь. Главный урод. Тот, за кем я охотилась. Тот, с кого всё началось. Тот, кто переселяется по новым телам, кто дарует простым уродам способность обращать людей в себе подобных…

И вот он нависает надо мной, а я, ошарашенная и испуганная, не могу разжать руку и схватить узи. Мгновение растянулось бесконечностью…

Он резко вцепился в мои плечи обезображенными кистями. Каждый палец, каждая его фаланга были перекошены и выдавлены через тонкую серую кожу.

Импульсивным рывком он сорвал с меня куртку и свитер, обнажив горло. Его лицо стало темно-багровым, кровавые ссадины наполнились чёрной, вязкой кровью. Глаза дьявольски сверкали, как искры сварки. Но он чего-то ждал. Чего?

«Он хочет обратить меня в себе подобного и переселиться в моё тело. Он сам пришёл за мной».

Страх отпустил меня. Я разжала руку и схватила оружие. Вот уже дуло смотрит на него. О, эти выпученные глаза и раскрытый рот! Урод падает на колени и отползает на четвереньках под стол.

— Ты сам ко мне пришёл!

— Я сделаю тебя такой же. Мы будем обращать других, мы станем властво…

Выстрелы. Брызги крови, осколки костей, чёрная жижа мозгов. Его тело с грохотом упало на пол.

«Надо валить отсюда. Хоть куда. Но непременно через березняк…»

Тяжело дыша, я вырвалась из дома.

Вот это туман! Густой, чистый и белый, как плотный дым.

Запрыгнула в машину, но уазик никак не хотел запускаться. Бак пуст — бензина больше нет. Я гневно хлопнула дверью и замерла, стоя в одной майке в тяжёлом тумане. Сомнения вновь поползли внутри моей головы.

«А если в березняке нет никакого лагеря? Если там уроды? Его прихвостни. Его армия. Он мог меня обмануть».

«Конечно же, ты, дура, пойдёшь проверять. Надо лишь обойти холм, спустится с другой стороны от дороги…»

Я поковыляла вперёд. Нога болела, и с каждым шагом становилось всё хуже. Сапоги вязли в густой грязи. Волосы быстро напитались туманной влагой. При каждом выдохе из моего рта вырывалось облако белого пара. При каждом движении странная боль отдавала в поясницу.

Холм. За ним березняк.

Я подошла к краю холма и ступила на жёсткую траву, что ковром устилала склон. Из-под ног полетели мелкие камешки.

Вот и берёзы… Среди белых стволов едва различимы тканевые палатки. Люди! Группа. Человек десять. Несколько детей.

Я молча и спокойно начала спуск по крутому склону. Но неуклюже поскользнулась по траве и, упав на