Хорошая гора - Роберт Рид

Но мальчик превратился в менее оптимистично настроенного молодого человека, а молодой человек стал обычным респектабельным учителем литературы. Во время среднего цикла между одним тихим сном и следующим Опал и не предполагал, что в мире произойдут хоть какие-нибудь важные перемены.

Ни о чем не подозревая, он спал у себя дома, когда в результате средней силы толчка земля разделилась.

Датчики раннего оповещения зафиксировали это событие. Опал прочитал о землетрясении в утренней газете, но никто из экспертов не упоминал о какой-либо особой опасности. Континент всегда смещался и раскалывался. Затонувшие острова разрушались, и пузыри сжатого газа постоянно проталкивались к поверхности. Для беспокойства серьезной причины не было. Опал позавтракал и поехал на велосипеде на работу в небольшую помещичью школу, находившуюся на более мягкой и бледной земле сразу за его родным поселком. Там Опал провел занятия по классической литературе со своими равнодушными учениками, высидел долгое совещание в департаменте, затем вернулся домой, где в тишине поужинал и принялся читать. Наконец ему захотелось спать, он натянул на голову ночной колпак и свернулся в постели.

Опал жил в длинной процветающей долине в маленьком, относительно новом доме, стоящем на окраине родительской фермы. Сам он фермером не был и поэтому сдавал большую часть земли в аренду соседям. Те выращивали сельскохозяйственные культуры и разводили скот — молочные породы. Как только животные старели, они тут же шли на тушенку и костяную муку. Еще соседи держали ползунов — ради сладкого мяса. В хозяйстве использовался труд псевдолюдей — эти существа обрабатывали землю и ухаживали за животными. Таким образом, на ферме постоянно кипела работа.

Опал поднялся со следующим циклом и отправился преподавать в школу. Точно так же он поступал во все последующие циклы.

Прозрачная кутикула из твердого воска покрывала черновато-зеленую долину. Ее грубые стены заросли эпифитами и кишели паразитами, вылезающими из щелей и червоточин. Встречались даже дикие животные, но по сравнению с тем временем, когда Опал был маленьким, их количество сократилось. С каждым проходящим годом людей становилось больше, о лесах заботились лучше, и, как все населенные части мира, его родной уголок становился цивилизованным, преуспевающим и обычным.

В течение двадцати циклов Опал жил, ни о чем не беспокоясь, и не подозревал о том, что за первым землетрясением последовал ряд вибраций и медленных скрытых смещений, которые позволили газу и черной морской воде проникнуть в промежуток между бывшим островом и погребенной береговой линией. Никто не знал об этой опасности; впоследствии некого было винить. Более того, лишь несколько десятков людей погибли в ходе разыгравшейся трагедии, и это означало, что ее почти не заметили за пределами края, где жил Опал.

В то последнее утро он проснулся и тихонько выскользнул из дома. В его постели все еще спала соседка. Она пришла к нему в конце последнего цикла, немного пьяная и настроенная на секс. Опал при случае наслаждался ее обществом, но не чувствовал себя обязанным быть рядом с ней, когда она проснется, вот почему он быстро оделся и уехал в школу. Никто не знал, что морская вода и ее яды движутся в такой близости к поверхности. Вскоре находящаяся под давлением вода попала внутрь открытого колодца, над которым было лишь небо.

Образовавшийся в результате гейзер являл собой впечатляющее зрелище; так говорили все выжившие. Вероятно, обреченные были потрясены еще больше, наблюдая, как в воздух с шумом взметнулся столб соленой воды и пены, как вокруг падают куски древесины и пузырями выходит на свободу газ — смесь метана и сероводорода.

Удушье стало основной причиной смерти людей и остальных живых существ.

Целая долина погибла за считаные минуты. Но высокие горные хребты удержали яды, не допустив массовой гибели. Прежде чем Опал узнал о случившемся, катастрофа завершилась. Когда он вернулся домой, бригады псевдолюдей, одетых в водолазные костюмы, уже перекрыли гейзер. Инженеры составляли планы восстановительных работ. Обстановка была достаточно безопасной, и выжившие могли, прижав к лицу надушенную тряпку, с тоской смотреть с горного хребта на последствия трагедии.

Вода затопила дно долины — стоячее серое озеро уже нагревалось под ярким солнцем. Покрытые лесом склоны затонули либо были обесцвечены удушающими газами. Опал с места, где он находился, не мог видеть свой дом. Но долина под морем все еще была жива, оставалась яркой черновато-зеленой. Придется установить насосы, осмотические фильтры, и тогда все остальное можно будет спасти. Но если работа затянется, слишком много соли пройдет через кутикулу, и тогда древесина заболеет и погибнет. Долина превратится в огромную язву, атакуемую грибками и гигантскими червями. Если позволить природе действовать свободно, эта крошечная часть Континента прогниет, вновь поднявшееся море будет распространяться вдоль древних линий сброса, и газ в огромном количестве пузырями выйдет на поверхность, быстро отравляя воздух.

Людям следовало спасать долину.

Что могло заставить их поступить иначе? Опал знал, что поставлено на карту, — многие предсказания гласили, что это неизбежно. Но он не мог справиться с эгоистичной потребностью наслаждаться следующим циклом и всей жизнью. Это земля всегда являлась частицей его души. Почему ее не нужно спасать? Пусть другие люди лишатся родных уголков. Пусть Континент погибнет везде, но не здесь. Вот что сказал себе Опал, охваченный кратковременным оптимизмом, когда шел по тропинке, прижимая надушенную тряпочку к носу и рту.

Там, куда газам не удалось добраться, по-прежнему процветали эпифиты. Каждое дерево стояло отдельно от своих соседей, подобно волосам на голове пожилого псевдочеловека. Лес был высоким и открытым, что, в свою очередь, позволяло земле получать солнечный свет. Дневные тараторки, сложив кожистые крылья, сидели на высоких ветвях и с тревогой наблюдали за

Опалом ярко-голубыми глазами. Гигантские лесные тараканы ползали от трещины к трещине. В гнездах из ворсинок и переплетающихся веток прятались дикие ползуны, которые кричали на Опала мягкими заунывными голосами. Затем тропа повернула, и все изменилось. У деревьев лежали мертвые тараторки, а также множество чешуйниц и молодых червей, выползших перед смертью из своих укрытий. Гигантское золотое спиральное дерево — одна из любимых пород Опала — уже чернело у основания. Но ветер разогнал самые опасные яды, и воздух снова стал пригодным для дыхания. Опал с радостью надел бы дыхательную маску, но он оставил ее дома, и сейчас она плавала где-то рядом с мертвой любовницей. Эта женщина всегда составляла хорошую компанию, но, когда умерла, стала нереальной, абстрактной и какой-то далекой. На следующем повороте тропинки Опал вдруг представил себе ее похороны и ту деликатную роль, какую ему, возможно, придется сыграть. Затем он увидел диких ползунов, которые пытались убежать от поднимающегося газа. Они принадлежали к одному из сухопутных видов; к какому именно, Опал точно не знал. У этих существ были короткие волосатые тела и длинные конечности. Несчастные создания в тщетных усилиях вытянули лапки с маленькими кистями. Мордочки животных были голыми, но их головы венчали гребни ярко-синего меха. Газы лишили ползунов кислорода, отняли у них жизнь. Трупы уже начинали распухать и чернеть, погибшие животные выглядели странно и непривычно. Глядя на их несчастные маленькие мордочки, Опал испытал острый невыносимый страх.