Грешная школа. Глава о всепоглощающей любви - Александр Алексеевич Соколов

На похоронах, помимо моей семьи, присутствовали мои друзья. Одним из них был самый высокий человек в нашей компании, одноклассник и по совместительству мой лучший друг, Костя. Его можно было легко отличить от всех нас-чёрные кучерявые волосы, длинные руки с такими же длинными пальцами. Глаза были жёлто-зелёного цвета, что придавало его виду некую загадку, а сами они выражали столкновение двух миров-сказки и реальности. При виде него так и хочется сказать-спортсмен или очень деликатный молодой человек. Именно таким и был Костя. Я очень удивился, когда увидел его на похоронах, так как у его сестры были соревнования по плаванию. Как оказалось, он сбежал с них, чтобы поддержать меня, да и просто попрощаться со своей подругой. Хоть Юля и Костя особо не общались. Она недолюбливала его за его излишнею мягкотелость. Мне же было всё равно. Иногда я думал, что зря так считаю, но потом подбадривал себя, оправдываясь, что если Костя захочет-сам поменяет свой характер.

Сейчас ко мне как раз шла вся наша компания. Она состояла из меня, Юли, Кости, Семёна и Нади. Если бы вы взяли любую энциклопедию и вдруг нашли бы в ней определение понятия "ботан", то вы бы увидели в ней фотографию Семёна. Хороший парень, он был чуть ниже меня ростом, с голубыми, как чистое небо, глазами и "прилизанной" причёской, состоящей из волос коричневого цвета. Семён очень любил иногда пофилософствовать на ровном месте обо всём, кроме любви. Он этого слово не просто презирал. Его распирало от ненависти каждый раз, когда он слышал его. Я помню также случай на уроке литературы, когда мы обсуждали проблематику любви в рассказе Куприна "Гранатовый браслет", Семён высказал очень радикальную точку зрения, высказав, что Желтков был одержим объектом собственной любви и являлся преследователем, который не хотел принимать горькую правду. Учитель тогда обомлел, но протестовать не стал. Я не мог определить, почему у него такое отношение к теме любви, так как сам парень был очень закрытым, но одно могу сказать точно-это как-то связано с его семьёй. Ещё одной темой, которую мы не могли с ним обсудить, была его брат. Единственное, что было известно, так это то, что он у него был, да и услышали мы это, когда болтали с родителями Семёна. В общем, это был очень странный, но при этом хороший друг.

Про Надю на самом деле мало, что можно сказать. Она позднее всех присоединилась к нашей компании, но сразу же понравилась Юле. Они часто и много болтали о всяком, но в то же время моя девушка не раскрывала ей многие свои секреты, которые я знал. Надя увлекалась обществознанием и историей, объясняя это тем, что хочет стать детективом или работать в органах. Именно она и предлагала свою помощь самой первой-ей хотелось разгадать тайну смерти Юли. Я же ей деликатно отказал, мне хотелось самому дойти до правды и, по возможности, найти того, кто это сделал. Также мне не нужно было, чтобы она пострадала. Я хотел, чтобы Костя, который к ней неровно дышит, остался счастливым. Да и привлекательного в ней полно: светлые волосы, румяное лицо, зелёные глаза, стройное тело, хороший интеллект, словом, некий "идеал".

Ребята подошли ко мне. Костя спросил:

– Как прошла встреча с детективом?

– А откуда ты узнал? – спросил я.

– Так это же логично, – ответил Костя. – Ты, как предполагаемый свидетель, должен быть опрошен. Плюс, об этом нам сказали твои родители.

Бинго. Кто же, если не они?

– А, встреча? – ответил я. – Да ничего интересного. Он задавал простые вопросы, а я просто на них отвечал. Даже ничего личного не спросил.

– Удивительно, – удивилась Надя.

– Ещё он дал мне визитку, – продолжил я, – чтоб в случае чего, позвонил. Кстати, он очень приятный такой, простой.

– Стой, а от него самого ты смог узнать что-нибудь интересное или полезное? – спросил Семён.

– Не, хотя он обещал как-нибудь позвонить.

Тут наш разговор прервался, так как нас подозвали мои родители. Начались похороны. Пошла процессия. После тело Юли начали закапывать.

* * *

Похороны закончились, а я решил позвонить Ивану Сергеевичу. Уже было почти два часа, а мне же ещё надо было много чего узнать дома. Детектив ответил нескоро. Из телефона я услышал знакомый голос:

– Детектив Прокуратов слушает.

– Здравствуйте, это я, Николай Гришин. Вы меня допрашивали позавчера.

– О, Николай, рад вас слышать! По какому поводу вы решили мне позвонить?

Я молчал. Слова застревали у меня в горле. На глазах начали наворачиваться слёзы. Некоторое время постояв, я решил спросить:

– Вы выяснили, как погибла моя девушка?

Видимо, этот вопрос сбил с толку детектива. Он сначала мешкался, но потом сказал то, отчего у меня чуть не выпал из рук телефон:

– Её задушили. Синяки в области шеи с двух сторон доказывают это. Юлия пыталась отбиться от убийцы, но он оказался сильнее. Отпечатки не остались, поэтому мы не можем сказать точно, кто совершил это.

Мне стало не по себе. Меня бросило в дрожь. Я был прав! Юлю кто-то убил! Теперь осталось только найти эту тварь. Но тут Прокуратов задал вопрос, который я совершенно не ожидал:

– Николай, а у вас случайно не сохранились вещи Парфёновой? Например, её телефон, украшения…

– Нет, – холодным тоном ответил я.

Детектив помолчал некоторое время и ответил:

– Ясно. Спасибо за содействие. Соболезную вам.

– Вам спасибо.

Я повесил трубку. Теперь надо было осмотреть телефон Юли.

* * *

Я вернулся домой в свою комнату. Родители решили меня не трогать и предоставили полную свободу действий, сказав, что именно я буду решать, идти завтра в школу или нет. Меня всё устраивало. Друзья же после похорон разошлись по своим делам. Я им ничего не сказал про причину смерти Юли. Не хотел их в это впутывать. По крайней мере я хотел поверить в это объяснение моей скрытности.

После похорон стало чуть понятнее. Я не хотел рассказывать детективу про телефон, так как он был моей последней зацепкой о предполагаемом убийце. Иван Сергеевич был нужен мне только для проверки собственной догадки. Я сам ему приведу преступника, а он меня поблагодарит и похвалит и, может, чем-нибудь вознаградит. Какой-нибудь медалью. Звучит наивно, но такая мечта прибавляла мне некой уверенности.

Комната выражала моё нынешнее состояние. В ней был полный бардак: книги не разложены по полкам в шкафу, тетради и учебники лежат как попало, одежда разбросана по всей комнате, а зеркало было грязным из-за пятен. Только икона, висящая над моей кроватью, находилось в