Сафир. Распутье (СИ) - Миллер Тони

Городская стража и дружина мало что могли противопоставить толпе тварей. Законов Войны монстры не соблюдали. Понятий о чести не имели. Могли напасть как со спины, так и большой группой на одного, не признавая правил честного поединка.

К тому же, все наработанные фехтовальные техники были малоприменимы против существ, значительно отличающихся от человека как по анатомии, так и по манере боя.

Если во время войны между людьми, по Закону Ареса, чтобы победить в битве достаточно было нанести сопернику серьёзную рану, делающую его дальнейшее участие в бою невозможным, или, при определённой удаче и мастерстве, просто оглушить сильным ударом по шлему, то нечисть ни Законов ни Правил не соблюдала.

Нечистые твари яростно стремились безвозвратно и необратимо убить всякого, кто попадался им на пути и по этой причине, помимо всего прочего, не заслуживали ни жалости ни сострадания.

* * *

Вынырнув из воспоминаний Лиам привычно огляделся по сторонам, после чего обернулся, внимательно исследуя обстановку вокруг себя. Эту привычку будущим рыцарям вбивали в голову с самого детства. Ты ВСЕГДА должен контролировать обстановку вокруг себя и моментально замечать потенциальные угрозы.

С целью тренировки таких навыков в замках второй и последующих ступеней обучения братья-наставники в свободное от проведения занятий время одевали неприметные серые робы и разгуливали по коридорам, стегая розгами зазевавшихся. Либо, затаившись в тёмном углу — швыряли в них камни.

Разумеется, тренировка не прекращалась даже с наступлением ночи. Подросткам приходилось организовывать ночные дежурства, дабы их не застали врасплох. И если выставленный часовой засыпал на своём посту, то его, равно как и всех остальных, будили посреди ночи безжалостными ударами розг по лицу и прочим чувствительным местам. Ну а позже, незадачливый часовой получал дополнительную «благодарность» от своих товарищей за «приятное пробуждение».

И такой подход к обучению полностью оправдывал себя, поскольку на границе с нечистым лесом, а уж тем более во время его зачисток, стоило зазеваться — и ты уже, в лучшем случае — калека.

Забыл опустить забрало? Струя едкой жидкости выжгла тебе глаза. Не посмотрел под ноги? Провалился прямо в пасть затаившейся твари и лишился этих самых ног. Нечисть потом эти твои ноги отрыгнёт, вот только кому от этого станет легче? Ну, разве что, ей, но ни как не тебе.

Собственно, братья-наставники не только учили будущих рыцарей осторожности, но и сами служили наглядным примером необходимости быть постоянно настороже, поскольку все как один несли на себе следы собственных оплошностей. Выжженная вместе с глазом половина лица, отсутствие руки, ноги…

Каждому брату-рыцарю не раз доводилась возможность с честью пасть в бою и мало кому из них настолько не везло в жизни, что они разменивали четвёртый десяток. Ну а дожить до периода угасания, войти в него увеченными, не способными к славной смерти в бою… Что может быть хуже? Лишь самоотверженным служением богине и Ордену такие братья могли придать своей жизни хоть какой-то смысл, ведь смысл жизни каждого рыцаря — в смерти.

* * *

— Всё в мире, за исключением богов, рождается, живёт, ветшает и умирает. — вещал брат Азиф. — Всё, всё что вы можете увидеть — имело своё начало, свой срок существования, по истечению которого уходит в небытие. Эти столы, скамьи… весь этот замок.

Ни у кого из нас нет особого преимущества ни перед другими живыми существами, ни перед предметами. Может показаться, что тридцать лет жизни — это очень мало, по сравнению со столетним деревом, но это очень много по сравнению с яркой бабочкой, что живёт лишь одно лето.

Любая, сколько угодно долгая жизнь отдельного человека ничего не значит по сравнению с жизнью всего человечества, созданного богами примерно шесть тысяч лет назад.

Но даже эта, столь внушающая цифра ничего не значит по сравнению с возрастом земли по которой мы ходим. По заверению богов, она так же имела своё начало, и существует уже четыре миллиарда лет. И она, как и всё в мире, однажды придёт к своему концу. Хотя это и сложно представить.

За эти миллиарды лет на ней рождались и умирали горы, начинали течь и высыхали реки. Множество существ и вещей на ней появлялись и исчезали. Вероятно, были люди и до нас, иначе откуда взялся Берег Костей?

Однажды и мы все исчезнем. Королевства, Орден, все люди. А спустя какое-то время, быть может, боги снова создадут людей на земле. Ну или, может, кого-то ещё вместо нас. Кто знает?

Не имея власти значимо продлить собственную жизнь, мы, тем не менее, можем распорядиться ей по своему усмотрению, придать ей смысл и значимость.

Вот к примеру. В лесу росли два дерева. Одно из них, по воле плотника, стало скамьёй, на одной из которых вы сидите, а другое — состарилось, высохло, упало и сгнило. И если первое дерево таким образом стало частью дела Ордена, пускай и малозначительной, но тем не менее, то второе прожило свою жизнь впустую. Подобно множеству других деревьев — нет никакой разницы жило ли оно, или не рождалось вовсе.

Мы так же не имеем власти над собственным днём рождения. Никто из нас не принимал решения появиться на свет. Не так ли? Но каждый из нас может закончить её достойным образом.

Смысл существования Ордена — защищать простых людей от скверны и выжигать заразу, расширяя заселённую людьми землю до границ этого мира.

Однажды настанет день, когда в мире не останется больше ничего нечистого и от моря до моря будут расти зелёные деревья и травы! И всё это станет возможным благодаря каждому из вас, сотням тысяч ваших братьев живших прежде, и после вас. Даже благодаря тем скамьям на которых вы сидите. Так что относитесь уважительно к имуществу Ордена, поскольку оно вместе с вами служит одной великой цели.

И если эти скамьи предназначены для того, чтобы на них сидели, то вы все предназначены к славной гибели в бою с нечистью, ради будущего человечества, его выживания и процветания. И горе тем, кому выпадет участь подобная моей — упасть и медленно гнить.

Окончив урок, брат Азиф пригладил рукой растрепавшиеся волосы, некогда чёрные, а теперь почти полностью седые, взгромоздил своё безногое тело на маленькую тележку, и перебирая рукам по полу, покатился из класса.

Скрип колёс тележки казался невыносимо громким в воцарившейся тишине.

* * *

Вздрогнув, Лиам привычно огляделся по сторонам, после чего рассеянно взглянул на тщательно отполированные, но всё ещё заметные царапины на своих латах. Не раз и не два ему довелось быть на волосок от гибели, не раз сталь принимала на себя смертельные для не защищённого бронёй удары. Но… Он всё ещё жив. Увы.

Очень многие из тех, кого он знал, уже исполнили своё предназначение, а его смерть всё так же, год за годом, обходила стороной.

Конечно, легко можно было бы сознательно подставиться в бою, отбросить меч в сторону и кинутся в толпу нечисти. Но это, как говорили наставники, ничуть не отличалось от того, как если бы он просто бросился вниз с башни замка, подобно тем безумцам, что решили таким вот образом трусливо бежать от своего долга.

Откуда ему знать, какие ещё подвиги уготовала ему богиня? Умышленно пав в бою он подведёт Чистую Деву и перечеркнёт в её глазах всё то хорошее, что совершил в своей жизни. Стоило ли тогда вести чистую жизнь, чтобы под конец вот так всё запороть?!

«Чистую жизнь»… Лицо Лиама посуровело и, словно бы, окаменело. Хотя, казалось бы, куда больше?

* * *

Не тренировки, не обучение, ни тем более доспехи делали мужчину рыцарем, а Обеты. Именно они делали из воинов — жрецов, самоотверженных служителей своей богини. Именно они отличали их от прочих людей, отделяли, делали особенными.

Первый обет — обет послушания. Каждый рыцарь беспрекословно подчиняется своему командиру, тот — своему, в итоге все они подчиняются Командору, начальнику замка, а тот Ландмейстеру — под чьим началом находятся десятки крепостей с прилегающими к ним землями.