Портрет космонавта - Мария Герани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что, что с ним? — Спросил Савранский какого-то мужичка.
— Самокатом сбили. Гоняют не по-детски, уж и лето прошло, а всё гоняют. Давно пора запретить эту хрень.
— Он жив?
— А шут его знает! Сейчас скорая приедет, разберётся.
— Надо же посмотреть, может, жив, — неуверенно сказал Савранский.
— Сам и смотри, если такой умный! — Просипел мужик и исчез в толпе.
Савранский потоптался на месте, не решаясь притронуться к неподвижному телу. Магазин был в двух шагах от этого места, он и не заметил, как прибежал, и открытая дверь манила из-за спин. После некоторых сомнений, он решил, что Аркадию Михайловичу помочь в любом случае не сможет и юркнул внутрь.
В магазине никого не было. Савранский прошёл в подсобку и сразу увидел, что портрет так и стоит на мольберте. Только зелёная лампа погашена и в полутьме подсобки на портрете не видно космонавта. Савранский зажёг свет. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» Космонавта действительно не было, только равнодушные звёзды всё также висели в глубине космоса. И на столе остывали две нетронутые чашки кофе.
Савранский пялился на то место, где полагалось быть космонавту и не знал, что ему делать теперь — вернуться к телу торговца и всё-таки проверить, жив ли тот, или уйти и забыть об этой странной истории навсегда. Он внимательно оглядел подсобку, словно это действие могло ему чем-то помочь. Здесь кто-то был после него? Кто-то знакомый, потому что с кем попало Аркадий Михайлович кофе бы пить не стал. Впрочем, погоди-ка, кофе он бы ни с кем пить не стал. Не пил он его и не держал даже!
Савранский понюхал содержимое чашек, сначала одной, потом второй. Кофе, и явно не растворимый. Странно, очень странно, откуда он здесь взялся. Чашки были ещё тёплые, но ни кофейника, в котором его могли сварить, ни термоса, в котором могли принести, не наблюдалось. У него разболелась голова, и он поспешил выйти на улицу.
Толпа уже рассосалась. Тела Аркадия Михайловича на асфальте не было. Ну вот, где теперь его искать? Надо было всё-же дождаться скорой! И спросить не у кого. И что теперь делать с магазином? Савранский попытался вспомнить, были ли у торговца родственники и, конечно, не вспомнил. Кажется, они это никогда не обсуждали. Из Дома Лидваля Аркадий Михайлович съехал одним из первых, только-только начали рассасываться коммунальные квартиры, выкупаемые более удачливыми согражданами.
Где торговец нынче жил, Савранский тоже не знал. Были ли у него родственники? Об этом не говорили. Так что же делать? Пойти в полицию? Да ладно, и что он там скажет? Про исчезнувшего космонавта?
И тут ему пришла мысль. Он вернулся в магазин, тщательно осмотрел прилавок и нашёл в картонной коробке связку ключей. Один из них подошёл к входной двери. Бинго! Савранский выключил кассу, выключил свет, выключил всё. Поставить магазин на сигнализацию без кода было невозможно, поэтому он просто закрыл дверь на ключ и отправился домой. Всё равно время позднее, а завтра с утра он будет обзванивать больницы, найдёт торговца и тогда уже решит, что ему делать дальше. Просто гора с плеч!
Он шёл по Каменноостровскому назад к Дому Лидваля, только на всякий случай по другой стороне. Проходя мимо злосчастного дома, даже не оглянулся на него, быстро проскочил подземный переход, и, выйдя наверх, вдруг понял, что на метро домой не поедет, а сядет на трамвай. Вот и люди стоят в ожидании. Зачем ему на трамвай, который куда нужно не шёл, Савранский не подумал, но в метро он категорически не хотел.
Было темно и сыро, и по вечернему времени холодно. Люди подходили и подходили, а трамвай всё не шёл и не шёл. Он стоял в толпе и думал, что если бы не события, свидетелем которых он оказался, жизнь его была бы совсем неинтересной, что ему нужно выйти сухим из воды и что он с удовольствием съел бы сейчас пару булочек и выпил чашку кофе, потому что давно ничего не ел и не пил. Чтобы немного согреться, он стал переходить с места на место. Сначала ему это удавалось, но людей становилось всё больше, почти как в час пик. Наконец стало так тесно, что Савранский был зажат со всех сторон. Это его удивило.
— Простите, — обратился он к соседу, примерно своего возраста парню в кепке, — вы не знаете, откуда столько народу? Концерт, футбол, сеанс чёрной магии?
Парень посмотрел на него как на умалишённого:
— Трамвая ждут, не видишь.
— Какого?
Парень усмехнулся:
— Кому в рай, кому в ад. Сам-то чего здесь стоишь? Не знаешь, что выбрать?
Савранский решил, что ослышался.
— Простите?
— Кто же так прощенья просит? — Раздался у него за спиной знакомое карканье.
Он медленно, не веря себе обернулся и увидел старуху Ираиду, завёрнутую в пуховый платок, крест-накрест перетянутый на груди и завязанный вокруг талии. Савранский покачнулся, поплыл и, падая на асфальт, услышал звонок подходящего к остановке трамвая.
— Готов, — сказал кто-то над ухом.
— Всегда готов, — прокаркала старуха. — Грузите сердешного.
Потом наступили тишина и темнота: Савранский потерял сознание.
Он проснулся от запаха кофе и — о чудо! — свежей выпечки. Он очень хотел есть, но сразу вспомнил о том, что произошло накануне. А когда вспомнил — помрачнел. «Неужели я умер? Да нет, этого просто не может быть! А если может?» Он осторожно огляделся и понял, что лежит абсолютно раздетый. «Этого ещё не хватало!»
В комнате было полутемно и кроме раскладушки, на которой лежал Савранский, больше ничего не было. И всё же комната показалась ему смутно знакомой. Окна! Это были старухины окна. Савранский вскочил, запутался в простыне, в которую был завёрнут, и чуть не упал. А за окном в сером питерском тумане маячил знакомый каменноостровский пейзаж. Он находился в Доме Лидваля, к гадалке не ходи. Да что же это за хрень-то такая!
Савранский не стал долго раздумывать, стартовал к двери и чуть не налетел на вошедшую с подносом девушку. На подносе стояли кофейник, чашка и корзинка с булочками. Савранский застонал.
— Извините, — сказала девушка громким шепотом, заталкивая его обратно в комнату, — ваша одежда ещё не высохла.
— Отпустите меня!
— Не надо бегать голым по квартире, и шуметь не надо: все ещё спят. Одежда высохнет, и вы пойдёте домой. А пока можно выпить кофе.
— Я больше не буду, Ираида Сергеевна!
