С днем рождения, турок! - Якоб Арджуни

Я зажег сигарету и повертел в руках тысячемарковую купюру, потом приколол кнопкой к днищу выдвижного ящика. Улица стала оживать. В окно влетали автомобильные гудки и человеческие голоса. Чувствовал я себя премерзко.

«Угораздило же его именно у вокзала», — мелькнуло у меня в голове. Я шагнул к двери, вышел из офиса и закрыл дверь на ключ.

ГЛАВА 2

Было двадцать минут второго. Обеденный перерыв.

Я оказался в толпе служащих, высыпавших из своих офисов в мокрых от пота рубашках. Они держались небольшими группами из трех-четырех человек. Кто-то направлялся в ресторан, а кто-то прямо на ходу открывал пакет с бутербродами.

Я нечаянно ткнулся пустой банкой из-под пива в гордо вышагивающего впереди меня типа во фланелевых брюках.

— Эй, вы! — грозно окрикнул меня обладатель фланелевых брюк и сальных волос. — Поаккуратнее нельзя?

Я приветливо улыбнулся.

— Что? Моя твоя не понимай…

Он переглянулся с тремя своими спутниками. Они заухмылялись.

— Здесь Германия! Здесь не Турция! Здесь пивные банки бросают в мусорные корзины, а турки здесь убирают мусор!

Все четверо весело заржали. Их животы тряслись от смеха.

Я не нашелся, что на это ответить, и просто свернул в сторону, направившись к открытому ресторанчику. Заказав кофе и скотч-виски, я думал об Ахмеде Хамуле и свалившемся на меня заказе. В голове вертелись дурацкие картины: веселые шлюхи, их сутенеры с вечной жвачкой за щекой и добродушные полицейские.

Два года назад я уже имел дело с привокзальным кварталом. Хозяин мясной лавки из южного Гессена[1] разыскивал свою восемнадцатилетнюю дочь. Целый час он просидел в моем офисе, попеременно ругаясь и скуля, пока я не понял, что произошло с девицей.

Почему он выбрал именно меня, турка, в качестве детектива, я так и не понял. В поисках дочери мясника я рыскал по всем подозрительным закоулкам, обшарил все привокзальные кварталы, дважды схлопотал себе по физиономии и в конце концов был задержан полицией по подозрению в торговле наркотиками. Через двадцать четыре часа меня отпустили. Я позвонил мяснику, отказался от дела и на неделю залег в постель.

Я заказал еще порцию виски, на этот раз без кофе.

Вонзить нож Ахмеду в спину мог любой пьяный козел — просто так, ради удовольствия. А может быть, он спер джинсы у проститутки или ляпнул что-то оскорбительное. Но как бы там ни было, Ахмед Хамул был наверняка связан с наркотиками, — таких много среди турок, попадающих в мясорубку большого европейского города.

Что мы имеем на сегодняшний день? Только несколько нулей на денежной купюре в ящике письменного стола.

На соседние столики тем временем уже подавались салаты, сосиски и шницели. Проголодавшиеся клерки жевали мясо, чавкали и икали, обменивались ничего не значащими фразами, облизывали жирные губы.

Невероятным усилием воли я проглотил кусок торта. Когда стало совсем тошно, я расплатился и вышел на улицу.

Дом по адресу, указанному Ильтер Хамул, находился за вокзалом. Прямо скажем: не самое фешенебельное место. Я припарковал свой раскаленный «Кадет» и отправился пешком на поиски неизвестно кого.

Палящее солнце буквально сжигало город. Голый бетон выглядел совсем удручающе. Неподвижный воздух был пропитан гарью выхлопных газов, вонью мусора и собачьего дерьма. Под редкими деревьями маялись старики в долгом ожидании вечерней прохлады. По тротуару шмыгали дети и ели мороженое. Я прохаживался по улице и, останавливаясь у витрин многочисленных турагентств, любовался видами необъятных турецких пляжей, моря, пальм, белого песка и гладких загорелых рекламных девиц, наслаждающихся коктейлями из «бакарди». «И это недельное удовольствие будет стоить вам всего две тысячи четыреста девяносто девять марок». Я прикинул, сколько же таких Ахмедов должны откинуть копыта, чтобы я мог позволить себе всю неделю строить крепости из турецкого песка, пить ром и снисходительно принимать ласки рекламных красоток.

Уличные кафе в этот час были переполнены. Официанты с раскрасневшимися потными лицами и подносами, уставленными холодными напитками, балансировали между столиками.

Вокзал был уже совсем близко. Рекламные призывы секс-шопов типа «Влажные бедра», «Пот юных нимфоманок» не производили ни малейшего впечатления. В такую жару вряд ли у кого бедра оставались сухими!

Пара бомжей рылась в мусорных баках, извлекая из них пустые банки из-под колы и какие-то объедки. От теплого портвейна их шатало из стороны в сторону.

За вокзалом потянулись тихие и пустынные улицы. В поисках нужного дома я очутился перед старым домом с облупленной штукатуркой. Двое турецких мальчишек лупили мячом о стену. Я подумал, сумеют ли они сколотить всю штукатурку до вечера.

Кнопки звонков по сторонам входной двери были вырваны, и вместо них зияли дыры с оборванной электропроводкой. Я толкнул дверь. В коридоре было темно. В нос ударило смесью детской мочи и жареной картошки. Из одной квартиры слышалось: «Я тебя не люблю… Ты меня не любишь». Почти все почтовые ящики были взломаны или искорежены. Наверное, ключи от них хозяева давно потеряли. Я медленно поднялся по лестнице на третий этаж. Хотя бы одного члена семьи Эргюнов — такова была девичья фамилия Ильтер — я должен был застать на месте. Как только я оказался на нужном этаже, дверь сразу же открылась. Ильтер пригласила меня войти. На ней сейчас были скромные маленькие жемчужные сережки, более подобающие ситуации.

В коридоре, ведущем в ее квартиру, слепило солнце, и я с трудом мог различать стоящие здесь предметы.

— Мой брат все же пришел. Он отпросился с работы после обеда, — шепотом сообщила Ильтер в тот момент, когда я чуть было не наткнулся на кресло, стоящее в совсем неподходящем месте. Мы воровато прошмыгнули по длинному коридору — квартира находилась в другом его конце.

Ильтер потянула меня за рукав, и мы оказались в довольно просторном помещении. Среди пестрых одеял и подушек сидели на корточках члены семьи Эргюн.

— Это господин Каянкая, — представила меня Ильтер.

Она словно извинялась, произнося мое имя.

Комната напоминала поляну, освещенную лучами солнца, проникающими через три больших окна. На стенах висели картины, явно привезенные с родины. При других обстоятельствах комната могла бы даже показаться уютной.

— Добрый день, — сказал я как можно приветливее.

Один из Эргюнов молча кивнул головой.

Ильтер Хамул подтолкнула меня к креслу, в котором вполне можно было разместиться вдвоем. На маленьком латунном столике перед креслом стояли чайник, чашка и сахарница. Я сел, взял кусочек сахара и задумался, как лучше начать беседу. Все безмолвно уставились на меня. Трое маленьких детей утопали в красном бархате, тесно прижавшись друг к другу. Казалось, что они вылеплены из воска.

— Да, — сказал я и размешал сахар в чашке. — Вы знаете, что госпожа Хамул обратилась ко мне с просьбой найти убийцу ее мужа?

Пауза. Раздалось недоверчивое покашливание старухи матери.

— По крайней мере, попытаться найти, — добавил я. — Поэтому я должен задать вам несколько вопросов. Это не займет много времени. Самое важное госпожа Хамул мне уже рассказала.

Брат моей клиентки, сидевший справа от меня на софе темно-синего цвета, бросил короткий и злобный взгляд в ее сторону. Она тупо уставилась на свои туфли.

Я достал блокнот и ручку и стал искать чистую страницу.

— Кстати, где ваша сестра? Она работает?

Ильтер оторвала глаза от туфель, раскрыла рот, но ничего, кроме «Э-э…» произнести не могла.

— Она больна и лежит в постели. Она не может выйти — она спит, — раздался злобный голос из угла, где сидел братец.

Ну что же, на его содействие явно рассчитывать не приходилось.

— Очень жаль. М-да. Тогда назовите, пожалуйста, ваши имена, даты рождения, род занятий и тому подобное…

Поскольку на мой вопрос никто не откликнулся, я попытался изобразить улыбку и обратился к брату:

— Начнем с вас, хорошо? И еще скажите мне, что вы думаете, почему убили вашего зятя?

Вопрос был задан так, на всякий случай. Наверняка ничего полезного он не скажет.

— Меня зовут Ильмаз Эргюн. Мне тридцать четыре года. По профессии я столяр, но давно уже работаю в столовой. Сейчас я помощник повара.

Он произнес это не без гордости.

— Что это за столовая? Где находится?

— На радио Гессена.

Плохое радио и плохие шницели — единственное, что ассоциировалось у меня с Гессеном.

— Что вы думаете по поводу убийства вашего зятя?

Я бросил быстрый взгляд на Ильтер Хамул, чтобы удостовериться, что она держится. Она держалась.

— Ничего не знаю. Это дело полиции.

Его позиция была мне уже известна. Может быть, стоило захватить бутылку ракии, чтобы развязать ему язык?