Одиннадцать вольт для Феникс - Алексей Шведов

— Господи, Феникс! — такое впечатление, что ТДК сам готов был расплакаться. — Господи, что с тобой стало! Да отцепись ты от меня! — он отшвырнул её руки, тянущиеся к его ширинке. — Да на ты, на эти свои тридцать рублей! — он вытащил из джинсовки несколько бумажек и бросил в неё. — Нет, я не понимаю, как можно так опуститься?

Феникс пересчитала бумажки. Их оказалось чуть больше, чем было необходимо.

— Здесь сорок пять, — сказала она, протягивая ему пятнашку. — Возьми, а эти тридцать я тебе дня через два отдам.

— Поди, у кого–нибудь другого…, — начал было ТДК, но осёкся, поняв, что сказал не то.

Успокоившаяся было Феникс снова завыла белугой, повалилась на диван и принялась бить кулаками по кровати, мять покрывало. Ну и дура же она! Что он теперь о ней подумает? В его глазах она обычная наркоманка, зарабатывающая на очередную дозу проституцией — и попробуй докажи, что это не так. Но действительно ли это не так? Феникс поражалась сама себе: она одновременно истерично ревела и занималась решением сложных психологических задач. Я не считаю себя наркоманкой и проституткой, думала она, но ведь то, чем я занимаюсь — это по существу и есть то, что принято называть наркоманией и проституцией. Просто о последнем мало кто знает… Нет, я не проститутка, я не шлюха, внушала она себе, просто иногда так получается, что я вынуждена идти на это. Я это делаю не ради себя, а ради… ради чего? Ради кого, если не для себя? Боже, я терпеть не могу этот дурацкий секс, это так по животному. Все мужики — твари, им нужно от тебя только одно: засунуть в тебя, кончить и свалить. И ты просто заключаешь с ними бартерную сделку: они дают тебе деньги, ты им — то, что они просят. А ведь ТДК прав: я даже сама не понимаю, что со мной стало, насколько низко я опустилась… И несмотря на всё это, я почему–то считаю, что я чем–то лучше тех малолетних (и не только) шлюх, которые идут на то же самое ради дозы «тока». Но чем я лучше? Тем, что у меня высшее образование, что я играю в группе, что я читаю книги? Но, может, у них тоже есть высшее образование, может, они тоже читают книги, просто зависимость от энергокапсул куда сильнее здравого смысла, и они точно так же тяжело, как и я, переживают свою деградацию, ничего не в силах с этим поделать. А ведь это сейчас самый популярный наркотик, хоть и запрещённый законом…

— Эй, Феникс, извини, — забормотал рядом с ухом ТДК. — Это случайно вырвалось, я не хотел, — он попытался погладить её по голове.

Она только хотела обнять его и во всём признаться, как снова позвонили в дверь.

— Поди, Женька, — сказал ТДК. — Булавку, что ли, потерял?

Он ушёл открывать, хотя Феникс его об этом не просила. Скоро он вернулся, причём, кажется, не один.

— Лариса, тут тебя ребята какие–то спрашивают.

Она вынуждена была присесть. Вот теперь–то точно морда вся опухшая. Рядом с ТДК стояли гербертовские шестёрки, всех их она знала достаточно хорошо. Макс — здоровенный шкаф с ничего не выражающим лицом, на котором особенно выделялись квадратные челюсти, вечно жующие жвачку; Ли — высокая китаянка (эмигрантка), обладающая чёрным поясом в каком–то виде восточной борьбы и с помощью генетического дизайна изменившая разрез глаз под евростандарт; Волк — худощавый мрачный тип с уклоном в садизм. Все они внимательно смотрели на Феникс.

— Паша, — обозрев всех собравшихся, обратилась она к ТДК, одновременно вытирая слёзы, — у тебя случайно нет с собой трёх сотен? Я потом отдам.

— Трёх сотен? — брови ТДК взлетели вверх. — Нет. А что? — впрочем, буквально тут же на его лице нарисовалось понимание.

Шакалы Герберта по–прежнему стояли молча. Им не было нужды говорить. У Ли вокруг головы был аудио–обруч, подключенный к инфогнезду на левом виске, и она легонько покачивала головой в такт музыке. Феникс ненавидела её больше всех.

— А сколько есть? — интонации её голоса были чисто бытовыми и лишёнными всяческого намёка на характер сложившейся ситуации, словно ТДК был отцом, а она — дочерью, и она спрашивала у него денег на книжку, как это часто бывало, когда она ещё жила с родителями.

— Рублей пятьдесят.

— Дай мне их, пожалуйста, если тебе не трудно.

Он дал. Она добавила к ним тот тридцатник, что он дал ей до этого, и итого оказалось восемьдесят семь. Феникс протянула деньги Максу.

— Восемьдесят семь, — сказала она виновато.

— А остальные?

— Может, чем–нибудь другим возьмёте? Книгами могу отдать…

Волк начал смеяться. Ли расплылась в улыбке. Даже вечно хладнокровный Макс — и тот перестал жевать свою жвачку и начал странно дёргать губами.

— Ты что, подруга, издеваешься? — выдавил наконец он (Макс). — На хрена нам твои книги? Что мы с ними делать–то будем, ты подумала?

— Читать, — предположил Волк.

Это вызвало целый взрыв смеха. На ТДК Феникс старалась не смотреть.

— С тебя ещё двести двадцать три, — сосчитал наконец Макс.

— Двести тринадцать, — поправила его Ли. Говорила она с лёгким акцентом. — Макс, тебе нужно срочно записаться в вечернюю школу.

Они снова заржали. Что–то сегодня они слишком весёлые, подумала Феникс. Её всю трясло.

— Извините, мадам, с вас ещё двести тринадцать рублей ноль ноль копеек, — исправился Макс.

— У меня нет таких денег.

— Ты плохо слышишь?

— Да где ж я возьму эти ваши двести тринадцать рублей? — закричала Феникс. — Нет их у меня сейчас! Завтра будут, — добавила она поспокойней. — Вы можете подождать до завтра?

— Услуга за услугу, — прищурилась Ли.

Феникс знала, какие услуги нужны китаянке и этим двум ублюдкам. Уже два раза она вынуждена была идти на это ради отсрочки выплаты долга. Но делать это при ТДК? Ни за что! Господи, они же видят, что я не одна!

— Я не хочу, — сказал Волк. — Если тебе она лижет хорошо, то миньетчица из неё поганая.

— А мне нравится, — пролепетал Макс, имитируя маленького ребёнка.

Они опять принялись ржать.

— Послушайте, вы можете хоть раз поступить как нормальные люди? — Феникс вдруг вновь почувствовала себя удивительно спокойной и безмятежной. — Вы что, не видите, что у меня здесь человек, гость? Он в эти дела не посвящён и вам не стоило говорить всё это при нём. Неужели у вас нет никакого чувства такта, уважения?

— Уважения? К таким, как ты? — скривился Волк.

— Хотя бы к таким, как он.

ТДК стоял молча и скромно. Все посмотрели на него. Он почесал голову и уставился в окно. Наверное, я сегодня покончу с собой, подумала Феникс.

— А кто он такой? — скривился снова Волк. — Пахан, что ли? Эй, приятель, ты тут чё, пахан?

Только этого ещё не хватало!

— Что есть в твоём понимании «пахан»? — осведомился ТДК.

У всех отпали челюсти от такой постановки вопроса.

— Э…, — выдавил наконец Волк, но на этом и затих. Феникс хихикнула.

— Короче, деньги давай! — вмешался Макс.

— Я же сказала: нет у меня денег. Завтра отдам. Точно.

— Ты уверена?

— Уверена.

— Двести тринадцать плюс откупные, — напомнила улыбающаяся Ли и тут же поспешила добавить: — Если уж ты стесняешься своего кавалера, то перенесём это на завтра.

— Завтра, — сказал Волк, — мы придём к тебе в это же время. А сегодня мы это… как ты там говорила… проявим такт и уважение.

— Только не говори потом, что мы плохие! — погрозила ей пальцем китаянка.

— А у вас с собой что–нибудь есть? — быстро спросила Феникс.

— Ну ты даёшь, — пробормотал ТДК.

— Ты же знаешь, подруга, мы это дерьмо не распространяем, — сказал Макс. — Но и даже если бы распространяли, то тебе не дали бы. Короче, скажи спасибо, что мы сегодня добрые. В общем, до завтра. Ах да, и учти: в случае… короче, если ты и завтра нам не заплатишь, мы будем злыми и нетактичными, — и он направился в коридор.

Волк хлопнул ТДК по плечу («До встречи, пахан!») и, хихикая, удалился за ним. Ли послала Феникс воздушный поцелуй, после чего удалилась тоже. Скоро за ними хлопнула дверь.

— Там тебя Женя, наверное, заждался, — как бы в пустоту бросила Феникс.

ТДК встал и тоже ушёл. Молча. А она даже не попыталась его остановить.

- 2 -

Поев через силу печенья с кофе, Феникс закурила и задумалась над вставшим перед ней серьёзным вопросом: идти или не идти на репетицию. С одной стороны, она хорошо понимала, что поступает не совсем правильно, игнорируя подобные мероприятия (участия в которых были — несмотря на свободу воли каждого члена группы — обязательны, поскольку без одного винтика машина работала уже не так слаженно, как могла бы работать), но имелась ещё и другая сторона проблемы, и эта сторона напрямую касалась её зависимости от нейростимулятора. Внизу живота начинало ныть всё сильнее, и с каждым днём эти боли становились всё сильнее. Чем дальше, тем меньше удовольствия приносили энергокапсулы, но они по крайней мере хотя бы снимали боль, а при больших дозах эффект нечеловеческого экстаза всё же был достижим. Насколько знала Феникс, существовало четыре стадии развития болезни, четыре категории «больных»: